Марина Крамер - Судьбу не изменить, или Дамы выбирают кавалеров Страница 4

Он говорил вроде бы со смехом, однако Марина чувствовала, что в словах Хохла никакого веселья нет, наоборот — он зол на нее. Зол — и прав, потому что в душе она давно поняла, что жизнь респектабельной английской дамы не по ней. Это не ее стихия, не ее ритм. Каждый наступающий день похож на предыдущий и будет похож на завтрашний, и можно почти поминутно заранее сказать, что произойдет. А для нее, привыкшей за много лет к совершенно иной жизни, к суете и опасности, это оказалось слишком тяжело. И вся хандра, нервы и скука — от этого. А Хохол просто устал, он старше, ему тяжелее далось последнее «приключение» в России. До сих пор на лбу у него довольно заметный след от ожога, а на груди — уродливые рваные шрамы, оставленные гранатными осколками. Если бы не Леон, телохранитель Мишки Ворона, то Хохла могло бы уже и не быть. Но он заслонил собой Женьку, и оба остались живы, хотя Леону досталось куда сильнее. Конечно, у Хохла имелись причины злиться на жену.

Она положила руки поверх его, обнимавших ее плечи, и проговорила виновато:

— Я тебя совсем измучила.

— Не в том дело, — зарываясь лицом в ее волосы, пробормотал Хохол, — я из кожи вон лезу, чтобы тебе было хорошо, а тебе все равно плохо, оказывается. Мне это хуже ножа, Маринка. Я обещал себе и твоему мужу, что ты будешь счастлива, что я все для этого сделаю, и теперь, выходит, проотвечался.

— Не надо, Жень… ты все сделал, сдержал слово. Дело не в тебе, ты ведь понимаешь. Это я… Наверное, я неблагодарная сволочь. Я очень счастлива с тобой — разве ты не видишь? Ни с кем так не было бы, ты же весь для меня. А я просто не умею этим наслаждаться, не умею, понимаешь?

Она откинула голову ему на плечо и тяжело задышала. Женька не любил этого ее состояния — сейчас начнет плакать, потом у нее заболит голова, и остаток дня ей придется провести в комнате с зашторенными окнами и в полной тишине.

— Не надо, котенок, — попросил он, изгибаясь и целуя ее в шею, — я ведь все понимаю, не первый же день знакомы. Давай все-таки подумаем о поездке, а? Не хочешь в Черногорию, можно на Кипр, только там жарко сейчас. Хочешь, позвони Марье, пусть берет Алену и с нами едет.

— Не поедет она, нельзя ей летом в жару, ты ведь знаешь. Да и в Москве она сейчас, одна, без Алены, — отозвалась Марина, давя подкатившиеся слезы. — Наверное, ты прав — поедем, заказывай билеты.

И Хохол в душе возликовал — удалось! Значит, хоть перед Грегом ему не будет стыдно, потому что мальчик взял с него обещание непременно вывезти мать на море и заставить отдохнуть.

Глава 4

Урал

Если бы мне нужно было кратко ответить на вопрос, что есть благо, я бы сказал, что благо — это терпеть страдания. Тот, кто не умеет терпеть, никогда ничего не достигнет.

Мишка Ворон блаженно вытянулся на полке в бане и закрыл глаза. День прошел с пользой, и это держало его в тонусе — успех в делах всегда подстегивал и настраивал на позитивные мысли. Если все пойдет так, как он задумал, то через полгода в этом городе у него вообще не останется конкурентов. Собственный прикормленный мэр — ну, о чем еще мечтать? Вот только фамилия почему-то настораживала. Хотя «мало ли в Бразилии Педро», как говорилось в одном старом фильме. Вполне может оказаться однофамильцем, да скорее всего, это так и есть.

— Эх, бабу бы сейчас, — мечтательно пробормотал Ворон, глядя в обшитый березовыми плашками потолок бани, но потом, вспомнив что-то, поморщился: — Хотя на фиг.

Последняя пассия, Ксюша Короленко, надолго отбила у Мишки охоту к развлечениям с представительницами прекрасного пола. Почти целый год Ворон воздерживался от любых связей, тем более длительных, настолько напугала его любовница, ухитрившаяся организовать покушение на него.

— Вот почему все бабы не могут быть такими, как Наковальня? Ну, не баба — сказка же! А досталась в итоге отморозку Жеке Хохлу, — продолжал размышлять вслух Ворон, вспоминая давнюю свою знакомую Марину Коваль. — И чего я, дурень, не подсуетился вовремя? С ее мозгами мы б вообще горя не знали, это ж какая хватка — не всякому мужику такое снилось. Чего она нашла в этом Хохле? И ведь любит же, судя по тому, что я тут видел. Леон! — заорал он вдруг. — Леон, пивка принеси мне!

Через несколько минут в баню зашел высокий светловолосый мужчина в спортивном костюме. Правый глаз его был закрыт кожаным кружком, правое ухо отсутствовало, а через всю щеку тянулся розовый неровный рубец. Обе руки телохранителя тоже были сильно обожжены, а на левой еще и не хватало двух пальцев, но это не мешало Леону удерживать поднос с пол-литровой кружкой пенящегося пива.

— Ставь сюда, — похлопал по полку рядом с собой Ворон. — Слышь, Леон, а пробей-ка мне информацию кое-какую.

— Слушаю, — отозвался телохранитель, забирая поднос.

— Коваль Дмитрий Викторович.

Леон удивленно вздернул левую бровь:

— В смысле? Это же кандидат на мэрское кресло.

— Это я и без тебя знаю, — поморщился Ворон, садясь и беря кружку. — Эх, хорошо… — крякнул он, сделав большой глоток холодного напитка. — Официальную мульку я два раза прочитал, а ты мне нарой все что можно из, так сказать, неофициальных источников. Потому что сдается мне, что-то нечисто с этим кандидатом. Уж больно фамилия у него для нашего города звонкая. Улавливаешь? — Он вопросительно посмотрел на телохранителя.

— Вы думаете, что он как-то связан?.. — Договаривать Леон не стал, справедливо опасаясь, что произносить догадку вслух не стоит, Ворон и так все поймет.

— Что-то мне подсказывает, что вполне может быть такое. Но проверить надо, мало ли. Фамилия не то чтоб очень уж редкая, но тут еще и отчество…

— Тоже не Сигизмундович, в общем-то, — пожал плечами Леон, — но я, конечно, проверю. А вы напрямую спросить не хотите?

— Ты что — больной? Конечно, не хочу. Ей только дай тему — она ее вмиг разовьет, а мне без интереса, чтобы она сюда вернулась.

— С чего бы ей возвращаться? Им и там неплохо.

— Ну-ну, — неопределенно протянул Ворон и снова приложился к кружке. — Ты иди, Леон, иди…

Телохранитель вышел, плотно закрыв за собой двери парилки. Бросив поднос на стол в предбаннике, Леон вышел на крыльцо, закурил и задумался. Если выяснится, что новоиспеченный кандидат на мэрское кресло действительно приходится каким-то родственником Наковальне, то он должен предупредить ее раньше, чем принесет эту информацию Ворону. Леон умел быть благодарным и прекрасно помнил, кто именно спас ему жизнь, оставил крупную сумму денег на банковской карте, а также устыдил Ворона, и тот после выписки из больницы и реабилитации снова взял его к себе на работу, пусть и не совсем телохранителем уже. Если бы не Марина, неизвестно, курил ли бы сейчас Леон вот эту сигарету. Не будь ее — и Ворон, скорее всего, не повез бы его, обожженного и тяжело раненного, в больницу. Но Марина настояла, и благодаря ей Леон выжил и смог снова встать на ноги. И теперь самое малое, чем он может ей отплатить, — это предупредить о происходящем в их городе.

Леон вспомнил, как перед тем как уйти из больницы, Жека Хохол сунул в его тумбочку небольшой листок бумаги, на котором написал свой номер телефона. Леон положил его за обложку паспорта — на всякий случай, чтобы просто не объяснять никому, откуда у него чей-то номер с английским кодом. Теперь нужно улучить момент, когда он останется один, и позвонить Жеке — так будет лучше. Хохол все-таки знает свою жену и сможет предугадать реакцию. Хорошо бы, чтобы этот потенциальный мэр оказался однофамильцем — Леону меньше всего на свете хотелось причинить неприятности Марине. А в том, что эти неприятности неминуемо возникнут, он почему-то не сомневался.

Глава 5

Бристоль, Англия

…иногда бесчувствие бывает мучительней самой острой боли.

Утро началось ссорой. Обычная такая семейная ссора — как у всех. Кто и что первым не так сказал, даже не поймешь, а выливается в приличный конфликт. Хохол держался как мог, сглаживал, пытался спустить на тормозах, но в конце концов тоже не выдержал и заорал, чем окончательно вывел и без того легко возбудимую Коваль из себя. Сочтя за благо ретироваться, Женька пошел из кухни, и вот тут едва не произошло непоправимое. Нож — тяжелый, из тех, что используют для тренировок десантники, — как-то сам собой лег в руку. Марина даже не сразу поняла, откуда он взялся, как попал на стол — обычно Хохол держал такие вещи в небольшой запирающейся беседке на заднем дворе. Но рукоять так удобно и привычно улеглась в ладони, словно всю жизнь там и лежала. Размахнувшись, Марина бросила нож, и тот, пролетев через кухню, воткнулся в дверь над самым ухом Хохла. Тот слегка дернул щекой, стараясь ничем не выдать того, что именно испытал секунду назад, услышав стремительно приближающееся к голове лезвие. Марина же, глядя на глубоко вошедший в дверь нож, вдруг поняла, что натворила. Но даже теперь она не могла показать мужу всю глубину своего ужаса, отчаяния и страха — нет, только не это, она сильнее, она всегда сильнее, она же Коваль, она не боится и не жалеет.