Анна и Сергей Литвиновы - Десять стрел для одной Страница 4

Никаких указаний по поводу особо бережных методов транспортировки ей не давали. Но Надя – по собственной инициативе – сначала бережно обернула раритет в крафтовую бумагу. Далее последовала мягкая ткань, потом – аккуратная картонная коробка.

Профессор с удовольствием наблюдал за ее действиями. Бормотал растроганно:

– Вот в чьи ручки – добрые, бережные! – и отдать не жалко. Степаныч – тот бы в целлофановом пакете поволок.

Надя знала, Юрлов наблюдает за ней из окна. Поэтому и в машине разместила Библию в самое безопасное место – в бардачке, откуда загодя вынула три пары Димкиных темных очков, сервисную книжку, расплавленную шоколадку и груду чеков с заправок.

Когда садилась за руль, подняла глаза. Юрлов отворил фоточку и бешено махал ей рукой. У соседнего окна виднелся заросший шерстью Степаныч. В руках телефон, физиономия, Наде показалось, хитрющая.

А только выехала со двора – за ней из соседнего переулка выскочила «десятка».

И снова в машине двое. Опять в черных куртках.

«У меня началась мания преследования», – весело подумала Митрофанова.

Она не спеша катилась к светофору. Зеленый замигал. Девушка еще больше сбросила скорость. Красный «Мини-купер», что ехал сразу за ней, сердито взвизгнул покрышками, объехал справа, умчался на четкий желтый. Ну а Надя долю секунды подумала и рванула вперед, на конкретный красный.

Мания, не мания – а проверить не мешает.

Перекресток она проскочила быстро – встречный поток даже тронуться не успел. «Десятка» явно не ожидала от «Мазды» подобной прыти. Но ринулась повторять маневр. На дороге завязалась небольшая свалочка, народ бибикал, вопил в открытое окно ругательства.

Но таранить нахала никто не стал. «Жигули» догнали Митрофанову и снова поехали за ней.

Надя перепугалась.

Одно дело фантазировать, что ты спецагент. Но сейчас-то имелся самый настоящий хвост.

Что делать? Звонить Димке?

Нажала на «единичку» – Полуянов у нее везде первый: и в жизни, и в телефонной книжке.

Но абонент оказался недоступен. Одиннадцать утра. Планерка. Или отписывается, на звонки отвлекаться не хочет.

А «десятка» продолжает ее преследовать – уже не стесняется, висит почти на бампере.

Надя вцепилась в руль. Попробовать оторваться? Но даже каскадеры – ей Димка рассказывал – иногда на съемках разбивают по паре машин за эпизод. А тут она – очень средненький водитель. Очень будет жаль Димочкину любимую «Мазду» расколотить. Да и вдруг парни просто познакомиться с ней хотят?

Она еще раз – безуспешно – набрала Димку.

И вдруг поняла, что делать. Не домой тащиться – через всю Москву, в пустынный, по рабочему времени, двор. А поехать к Полуянову в редакцию! Там самый центр, охрана, курьеры, стажеры снуют. На пороге вечно толкутся курильщики. Даже если нападут на нее, найдется кому вступиться. А если тревога ложная, она с Димочкой просто пообедает. И – отличная мысль! – отдаст ему машину вместе с Библией. Пусть Полуянов теперь нервничает и за раритет отвечает. А Надя спокойненько отправится домой на метро.

Вот как раз и поворот с Ленинского проспекта на Садовое.

Смиренно встать в очередь? Или поехать хамски, из второго ряда?

Моргалку Митрофанова пока не включала, но скорость сбросила. Семьдесят, шестьдесят… сорок. И тут вдруг «десятка» отчаянно взвизгнула покрышками. Резко вывернула в крайний левый. И умчалась дальше – в сторону Кремля. Причем парни (что водитель, что пассажир) в Надину сторону даже не взглянули.

Митрофанова нервно хихикнула.

Все причудилось, получается?

Хорошо, что она не успела к редакции свернуть.

Надя снова разогналась до восьмидесяти. Миновала съезд на Садовое, поехала дальше, к дому. В зеркало заднего вида поглядывала беспрерывно, но никаких подозрительных авто больше не наблюдалось.

Дима не сводил взгляда с монитора. С экрана ему улыбалось большеглазое солнце. Костя Лопатин. Шестилетний безнадежно больной ребенок.

Костя родился и жил в Заполярье. В декабре прошлого года катался на лыжах, промерз, заболел. Сначала ему лечили грипп, потом менингит. Температура не спадала, ребенок таял на глазах. Родители схватили в охапку, повезли в Москву. В столице сделали томограмму: опухоль мозга. Злокачественная. Обширная. Запущенная. Терапия бесполезна. Оперировать бессмысленно. Болезнь прогрессировала. Костю ждали детский хоспис и быстрая смерть.

Пока за него не взялся фонд «Дарим детям добро».

Снимок ребенка появился в Интернете в начале марта.

Мальчика сфотографировали на широком подоконнике больницы. Сидит по-турецки, сгорбился, худенькие ручки на коленках сложил. За спиной – предвкушающий весну парк. Синяя акварель неба. А в глазах ребенка – огромная, стариковская усталость. И никакого дела ему до скорого лета, велосипедов, скейтов, воздушных змеев, моря, самолета на юг.

«Костю можно спасти! – гласил пост под фото. – Российские врачи от него отказались, но в Германии берутся его оперировать!»

Дима только взглянул в бесконечно несчастные глаза мальчика – и сразу перевел на счет благотворителей пятьсот рублей.

А вечером задумался: если его – журналиста, тертого калача! – проняло, то сколько же обычных, более простодушных людей поддались минутному порыву?

Нет ли здесь профессиональной, подлой и хитрой разводки?

У «Молодежных вестей» в любой области знаний свои консультанты. Имелся среди них и известный детский нейрохирург. Дима немедленно ему позвонил.

Обычно врач охотно давал Полуянову комментарии, но едва прозвучала фамилия Лопатин, отрезал:

– Не буду про него говорить.

– Почему?

– Ой, Дима. Сбавь свой сыскной тон, – попросил доктор. Добавил досадливо: – Что б я ни сказал, все равно мы гады и сволочи. Я мальчика смотрел. Шанс на успешный исход операции – десять процентов. Десять! И все равно он проживет полгода максимум. Ты понимаешь? А немцы – те двадцать процентов дают. И те же шесть месяцев жизни. Только за триста тысяч евро. И еще надо довезти его сначала до той Германии.

Полуянов молчал. Переваривал.

Доктор вздохнул:

– Думаешь, мне не жалко – когда я в глазищи его огромные смотрю? Но мозг поражен необратимо. Сейчас он хотя бы говорит. Маме улыбается. Книжки читает. А операция его убьет. Или в растение превратит. Все, Дима. Можешь написать, что я от комментариев отказался.

Полуянов положил трубку.

Ребенок, увы, оказался настоящим. Очень жалко.

Но все равно что-то царапало, беспокоило. Что еще за фонд – «Дарим детям добро»? Дима никогда о нем не слышал.

Полуянов проверил по реестру юридических лиц: все чин чином, уставной капитал, офис, опыт только небольшой – всего два года работают.

Телефоны городские, сидят в центре. Он позвонил секретарю, сказал, что журналист, интересуется Костей Лопатиным. Его мгновенно соединили с координатором.

Тот только услышал, что звонят из самих «Молодежных вестей», сразу засуетился, обрадовался:

– История болезни, выписки, заключения, приглашение из немецкой клиники – все есть. Может, напишите про парня? Счет на дни идет!

– Дайте мне телефон его родителей, – попросил Полуянов.

– Конечно. Безусловно. – Сотрудник продиктовал номер.

Костина мама мужественно глотала слезы. Шептала в трубку:

– Я его под нож тоже не хочу отдавать. Чего мучить ребенка? Он и так настрадался. Но отец говорит – надо. Даже если только один процент на успех – все равно надо.

И тогда Полуянов лично попросил сотрудниц из «Отдела добрых дел» написать про мальчика вне очереди.

Материал в газете вышел в конце марта и собрал больше тысячи комментариев. Разошелся в Интернете сотнями перепостов.

Маленькому Косте собрали триста тысяч евро за рекордные две недели. Деревья не успели зазелениться листвой – ребенок уже был в Германии.

Полет прошел тяжело. У мальчика поднялось давление, он начал задыхаться. Прямо к трапу вызвали реанимобиль.

Костю довезли в клинику, но даже к операции готовить не начали. Мальчик впал в кому, а через два дня скончался.

«В его состоянии можно было только спецбортом лететь, с медицинским сопровождением», – дружно прокомментировали случившееся немецкие доктора.

«Мы просили спецборт! – рыдали родители. – И врача просили!»

Читатели «Молодежных вестей» отчаянно жалели Костю и зажигали в память о нем виртуальные свечи.

А Полуянов написал письмо в немецкую клинику.

Ответа особо не ждал, однако ему очень быстро прислали подробное, из одиннадцати пунктов, обоснование, почему нельзя было спасти мальчика из России. К письму также прилагались финансовые документы. Клиника благородно взяла на себя оплату реанимобиля, пребывание в палате интенсивной терапии, консультацию двух профессоров. Счет выглядел, по европейским меркам, очень скромно: меньше двадцати тысяч евро.

И Полуянов, разумеется, заинтересовался: а где остальные двести восемьдесят?