Фридрих Незнанский - Алмазная королева Страница 4

То, что мама абсолютно права, Тамара и так знала. Но окончательно убедилась в этом на втором курсе университета, впервые в жизни влюбившись, как ей тогда показалось, без памяти и навсегда.

Обнаружив это, Регина Михайловна и тут оказалась на высоте. Мальчик по ее инициативе был приглашен в дом и встречен со всем возможным гостеприимством. После чего впервые в жизни на взволнованный вопрос дочери «Ну как он тебе?!» Регина Михайловна не ответила.

— Девочка моя, — сказала она, тщательно моя посуду после «званого обеда», — дело не в том, как он мне. Дело в том, как он тебе. У меня единственная просьба — не позволяй вашим отношениям заходить слишком далеко… Ты ведь понимаешь, что я имею в виду?..

Конечно, она понимала. Но… В первый и в последний раз в жизни не послушалась маму. И неприятность не заставила себя ждать. История вышла самая что ни на есть банальная, можно даже сказать — пошлая. Особенно ужасным был финал: узнав, что Тамара беременна, «возлюбленный», предварительно объяснив девушке свою неготовность жениться в слишком юном возрасте, просто исчез из ее окружения, переведясь на аналогичный факультет в Питер.

Ни укорять дочь, ни напоминать о том, что предупреждала ее, Регина Михайловна не стала. Вместо этого со свойственной ей энергией и заботой нашла «самого лучшего» в Москве доктора, «самое лучшее» из имеющихся обезболивающее средство и сделала все, для того чтобы операция прошла для Тамары без дурных последствий. А в том, что в результате ее дочь сделалась бесплодной, ни вины Регины Михайловны, ни даже вины «самого лучшего» доктора не было: такой уж оказался у Тамары организм. Предвидеть это заранее не мог никто…

Никто, включая отца, о случившемся не узнал. Отлежавшись под предлогом гриппа целую неделю дома, Тамара вернулась к учебе совсем другим человеком — навсегда оставившим позади беззаботность юности. Шел 1993 год. И в нем же, ставшем, как выяснилось много позже, роковым для их семьи, и произошла основная перемена в жизни Кропотиных.

…Осень в том году выдалась теплая, ясная, солнечные лучи, в которых купалась столица в конце сентября, куда более приличествовали жаркому августу. Занятия в университете еще не вошли в полную силу, и Тамара в тот день явилась домой рано, почти сразу после полудня. Открыв двери своим ключом, она недоуменно замерла на пороге, словно споткнувшись о громкие голоса, доносившиеся из гостиной, исполнявшей заодно роль родительской спальни. Точнее — голос. Совершенно незнакомый, произносивший слова на одесский лад.

— Слушай сюда! — говорил неизвестный с интонациями из анекдотов. — Когда говорят умные люди — а видит Бог, моя сестра всегда была женщиной с головой, — не надо суперечить, Волька!..

«Волька», то бишь Владимир Александрович Кропотин, пробормотал в ответ что-то неразборчивое.

— Нет, ты суперечишь! — возразил ему незнакомец. — Деньги не вопрос… Конечно, в определенной мере. Как думаешь, что я здесь делаю? Я что, по родине стосковался, что сюда явился?.. Другой вопрос, в России сейчас для бизнеса времени лучше не бывает…

— Монечка, да ты ешь, ешь! — послышался голос матери. — Говори, но и кушать не забывай, ты ж с дороги!

Тамара только сейчас обратила внимание на огромный чемодан на колесиках, приткнувшийся в углу прихожей. Вот это да! Неужели дядя Соломон, старший мамин брат, выехавший в Израиль еще до Томиного рождения, действительно, как и обещал уже около года, вернулся?!

Девушка сбросила туфли и кинулась в гостиную. Она столько слышала от мамы о ее любимом старшем брате! В детстве он был в Тамарином представлении личностью абсолютно мифической и таинственной: тайной и чем-то праздничным, «сюрпризным» веяло от необыкновенных на вид голубых конвертов, сплошь заклеенных нарядными марками с непонятными, похожими на иероглифы буквами и замечательными картинками. Чтение писем от дяди Соломона, или, как звала его мама, Мони, было еще одним семейным обрядом.

Вначале мама прочитывала письмо сама. А вечером, когда папа возвращался с работы (всегда в одно и то же время), сразу после ужина Регина Михайловна убирала посуду в раковину, но не мыла ее сразу, как обычно. А Тамара и отец не уходили из-за стола, а устраивались поудобнее, чтобы послушать, как мама будет читать дяди-Монино письмо вслух…

Неизвестно, каким представлялся ей мамин брат в жизни. Но уж точно не таким, каким оказался. Соломон Михайлович был чрезвычайно, почти неправдоподобно толст и ни капельки не походил на свою сестру. Ну разве что глаза такие же большие, темные и миндалевидные, как у мамы. Но на его лице с крупными чертами и увесистым носом они напоминали почему-то две черносливины. Впрочем, если дядюшкина внешность поначалу чем-то и разочаровала племянницу, спустя полчаса Тамара уже была от него в полном восторге.

Соломон Михайлович Кац оказался не только удивительно веселым, но и очень энергичным, шумным человеком, к тому же племянница с первого взгляда привела его в искреннее восхищение.

— Ай, какая же она у тебя красавица! — обращался он, конечно, к сестре. — Ты глянь, глянь, она ж копия наша мама в молодости, а мама была настоящей красавицей! И умницей… Регина, она у тебя умница?.. Ну да, что я спрашиваю, если и так видно, что умница!..

К разговору, прерванному появлением Тамары, они, на этот раз вчетвером, вернулись уже вечером — за ужином.

Дядя Моня знал, что делал, когда ехал назад в Россию, и главная цель, как выразился он сам, «вразумить зятя». По профессии Соломон Михайлович был специалистом по обработке алмазов. А муж сестры, как ему было хорошо известно, много лет трудился в тресте, непосредственно связанном с якутскими алмазами. Даже одной его, Мониной, головы вполне хватило бы на то, чтобы сложить два и два. А ведь есть еще и умная женщина — его сестра. От зятя мало что потребуется помимо его связей. Хорошенько изучив новое российское законодательство, Соломон Кац понял, какое немереное поле деятельности и какие радужные перспективы открывает подобный союз: мозгов, связей и его личных средств, разумеется, в разумных пределах!

Соломон Михайлович и в мыслях не имел намерения вступать в серьезное противоречие с законом — боже упаси! Конечно, чтобы раздобыть лицензию на экспорт замечательных якутских алмазов, взятки, и немалые, давать придется… Но разве это не обычные российские «дела»? Кроме того, во сколько бы ни обошлась регистрация столь солидной экспортной фирмы — все это непременно окупится! Теперь уже за счет личных его, Соломона Каца, израильских связей с ювелирными мастерскими и фабричками…

Кстати насчет фабрик! Зная Переменчивую, словно флюгер на ветру, человеческую натуру, предусмотрительный Соломон Михайлович решил подстраховаться: конечно, израильские партнеры — люди надежные. Но кто их знает? Вдруг да заартачатся, например, захотят снизить цены на сырье?..

— На этот случай регистрировать будем не просто фирму, а фабрику, — подвел итог дядя Моня. — Я тебе говорю, а ты слушай!

Владимир Александрович слушал — молча, с написанным на физиономии недоверием, но слушал…

— Кое-какое оборудование, парочка специалистов, помещение… Регина, бери бумагу и ручку, будем считать!

И дядя Моня подмигнул племяннице, никакого участия в разговоре не принимавшей, но полностью одобрявшей вслед за мамой замечательную идею дядюшки по созданию семейного бизнеса.

Предусмотрительность Соломона Каца очень пригодилась несколько лет спустя, когда в 1996 году экспортировать за рубеж необработанные алмазы частным фирмам было категорически запрещено… Но и тут Соломон Кац даже в мыслях не имел вступать в противоречие с законом! Другой вопрос, что обойти его, как это всегда происходило, происходит и будет происходить в недотепистой России, можно легко. Нельзя вывозить за рубеж необработанные алмазы? А и не надо! Другое дело, слегка тронутые первичной обработкой алмазы — то, что вполне может сойти за бриллианты. То есть не сырье, а обработанное сырье… А в самом Израиле у Соломона Михайловича Каца, видит Бог, по-прежнему полно друзей, всегда готовых поучаствовать в выгодном деле, сулящем солидный гешефт…

Регина Михайловна по-прежнему смотрела на своего брата с любовью, искренне преклоняясь перед его талантом бизнесмена. Сама она была не просто домохозяйкой, не просто женщиной с головой, но еще и обладательницей диплома о высшем экономическом образовании, что и пришлось с самого момента основания фирмы как нельзя более кстати.

— Фирму назовем коротко и просто: «Русский алмаз»! — произнесла Регина Михайловна в тот первый вечер безапелляционным тоном, даже не взглянув на мужа.

— Как думаешь, Монечка, — обратилась она к брату, — на кого ее лучше регистрировать?

— Не на меня! — поспешно ответил Соломон Михайлович. — Ты ж понимаешь, в этой стране при любой власти «возвращенцы» всегда люди подозрительные… Конечно, в число акционеров я войду… Но я так думаю, что лучше всего оформлять все на Вольку. Почему нет?