Наталия Ломовская - Игла цыганки Страница 4

– Я должна сшить, – пробормотала Лиля, глядя на себя в зеркало.

Эта фразочка давно стала чем-то вроде излюбленной поговорки. Произнося ее, Лиля словно убеждала себя в том, что она со всем сладит, что получится у нее скроить-сшить не только любое, самое сложное платье, но и собственную судьбу, слитую воедино с судьбой и жизнью сына...

С Егорушкой осталась соседка сверху, Софья Марковна. Тетя Соня. Она давно на пенсии, а раньше была участковым врачом, помнила еще Лилину бабушку и к внучке относилась неплохо. А в Егорке и вовсе души не чаяла, называла «ангелочком», водила гулять по тенистым аллейкам заброшенного скверика, не уставая восторгаться специфическими успехами мальчика. Лиля ей за то помогала, чем могла, в мелких старушечьих надобностях и просила совета по любому поводу, ведь пожилого человека медом не корми, только его мнением поинтересуйся!

– Я думаю, Лилечка, тебе нужно волосы уложить наверх. Это красиво откроет шею, – авторитетно заявила Софья Марковна, едва переступив порог. – И напуск на лоб сделай. Я всегда так в молодости укладывала, от кавалеров отбою не было!

Лиля вздохнула, искоса глянув на соседку. Хорошо той говорить, у нее волосы густые, пышные, даже с возрастом не поредели, только седые совсем.

– Ну, смотри сама, – отступилась тетя Соня. – А мы с Егоркой будем мультфильмы смотреть, правда, милый?

– Шрек! Про Шрека! – обрадовался Егор.

– Ну, хоть и про зеленого этого, хоть и не нравится он мне...

Дискуссия велась не в первый раз – Егор был без ума от уродливого, но обаятельного великана, даже игрушку ему такую пришлось купить, и он засыпал с ней в обнимку. По материнскому разумению, мультфильм был слишком сложен для его восприятия, но мальчик смотрел, смеялся невпопад, а чаще казался серьезным и даже, протянув ручонку к экрану, гладил изображение страшилища. О чем он думал в эти минуты? Неужели понимал, что Шрек, как и сам Егор, – существо иной породы, доброе, сильное, отважное существо, способное любить всем сердцем, но, тем не менее, внушающее большинству людей брезгливую жалость? В лучшем случае!

Она загрустила только на секунду, но Егор почувствовал это, сорвался с места, подбежал, обнял. Лиля поцеловала его в теплую курчавую макушку, вдохнула привычный, такой успокаивающий запах.

– Теть Сонь, я приду не позже восьми! Если Егорка запросит есть, можно дать ему банан. Или даже два. В холодильнике гречка с курицей, вернусь – ужинать будем.

– Ну-ну, не суетись. Можешь побыть дольше. Хоть до одиннадцати! И поужинаем без тебя, и спать ляжем. Беги, доченька, веселись, развлекайся, за нас не волнуйся.

«Смешная штука – жизнь. Соседка называет меня «доченькой», сидит с моим ребенком. Чужой человек относится ко мне лучше, чем родная мать. Или мне так кажется? Просто мама живет далеко, не может часто приезжать, у нее своя жизнь, свои интересы...»

Грустные мысли, плохие! Вот идет молодая женщина, в красивом платье, причесанная, подкрашенная. Но что-то отражается у нее на лице – сиротство, печаль, неуверенность в себе и в завтрашнем дне. Прохожие видят это, не все, те, кто хочет увидеть. К Лиле подходит девушка в джинсовом комбинезончике, белозубо, заученно улыбается.

– Добрый день! Хотите узнать побольше о Господе нашем Иисусе и найти новых друзей? Возьмите брошюру, почитайте. Здесь есть адрес, приходите, все будут рады вас видеть...

Иисус на глянцевой листовке вовсе не похож на того, с бабушкиной старинной иконы. Икона северного строгого письма, лик Спасителя потемнел, и рука Его поднята в жесте, который кажется не благословляющим, но грозящим. А этот Господь сидит на зеленом лужке, среди белых марципановых овечек. И облака над ними плывут такие же белые, курчавые. Но Лиля наслышана о сектах, она не покупается на сладкие сахарные кудряшки, на белозубые улыбки и медовые посулы! Она комкает брошюру, бросает ее в урну, сворачивает в магазин. Девушка в джинсовом комбинезоне смотрит Лиле вслед, нервно прищурившись, но вдруг вновь зажигает улыбку. Так хищные рыбы, живущие на дне океана в вечном холоде и мраке, зажигают фонарики, выходя на охоту. Сектантка кидается навстречу пожилой усталой женщине с испитым лицом:

– Добрый день! Хотите узнать побольше о Господе нашем Иисусе и найти новых друзей? Возьмите брошюру, почитайте. Здесь есть адрес, приходите, все будут рады вас видеть...

И та берет яркую листовку. Женщина принесет ее домой и будет читать, насадив на нос перебинтованные скотчем очки. Потому что если ты – маленькая безобидная рыбка, если живешь на самом дне, в вечном холоде и мраке, рано или поздно даже гибель в пасти хищной рыбы покажется благом. Особенно если перед этим увидеть свет ее фонарика – слабый, лживый намек на солнечное тепло...

В магазине Лиля покупает торт «Тирамису», очень большой и красивый. Еще бутылку испанского вина. Вечеринка будет проходить не в школе, однокашников приглашает к себе Наташка Злотникова. В школе она была в отряде знаменосцев. Лиля хорошо помнит, как перед общими собраниями в актовом зале торжественно выносили знамя дружины. Первым шел барабанщик. За ним – две девицы, одетые с пионерским шиком. Белые бантики, белая блузка, белые гольфы. Синяя пилотка, синяя жилетка, синяя юбка в бантовую складку, очень короткая, щедро показывающая гладкие девичьи ноги. Наташка тянула носок, старательно печатала шаг, выражение лица было до смешного торжественное. А за девицами шествовал уже и сам знаменосец, смазливый и наглый парень из параллельного класса, в которого Лиля была по-детски влюблена. Первая любовь, еще до Попова. Тяжелые бархатные складки знамени бросали на смуглое лицо мальчишки малиновый отсвет. У Лили сладко замирало сердце.

Давно это было, но так хорошо запомнилось! И как ведь все изменилось с тех пор! Нет ни пионеров, ни комсомольцев, пылятся где-то в ветоши знамя дружины и звонкий барабан, а смуглый знаменосец через год после окончания школы получил пять лет строгого режима за разбойное нападение, да так и сгинул на огороженных колючей проволокой просторах не столь отдаленных мест. Председатель совета дружины, строгая и собранная Лариса Коновалова, торгует на городском рынке турецкими дубленками. Наташка же Злотникова удачно вышла замуж и вот теперь собирала в своих хоромах весь класс, хотела, верно, похвастаться богатым житьем. Впрочем, она, как женщина разумная и хозяйственная, раздала однокашникам поручения – каждый обязывался принести бутылку вина и что-нибудь съестное к столу. Лиле выпало покупать торт. Вот и хорошо.

Наташка с мужем, бездетная и беспечная пара, жили в новом доме, в таком новом, что и лифт-то еще не запустили! А этаж десятый. До пятого Лиля дошла быстро, а потом запыхалась, остановилась, мысленно проклиная курение и обещая в тысячу первый раз бросить эту привычку навсегда! А на восьмом, где было темновато, где богатые жильцы не могли отчего-то застеклить разбитое при переезде окно, да и закрыли его фанерой, Лилю окликнули.

Это был Димка. Самый несомненный Димка сидел на подоконнике и курил, стряхивая пепел в баночку из-под испанских маслин. Лиля хоть и ждала этой встречи, но все же растерялась. Он, Димка, несмотря на жару, был в строгом черном костюме, в белоснежной рубашке и смотрел на Лилю со знакомой грустноватой улыбкой.

– Ой, привет... А ты что тут сидишь? Почему не идешь?

– Устал. И ты устала. Присядь, отдохни.

Лиля примостила на подоконник «Тирамису» и примостилась сама. Достала сигареты, покосилась на Диму, но тот не шелохнулся, не дал ей прикурить. Пришлось самой. Что бы еще сказать-то? Но он заговорил первым:

– Давно не виделись.

– Да.

– Какой торт хороший. Так бы и съел.

– Ну и съедим.

– Да, а то как же...

Опять пауза. Разговор явно не клеился, нужно было идти.

– Пошли, что ли?

– Ты иди. Я покурю еще, посижу...

Какой-то он странный, бледный. Может, с сердцем плохо?

– Дим...

– Иди, Орлова, иди. Я попозже, ладно. Торт смотри не забудь.

Она даже обиделась слегка, но все же придержала шаг. Во-первых, чтобы двигаться изящнее, во-вторых, может, Димка захочет ее окликнуть... И он окликнул, Лиля уже миновала лестничный марш, да как назло споткнулась на последней ступеньке, чуть не полетела!

– Орлова!

– Что?

– Будь осторожнее.

– Ничего, тут уже светлее. У меня каблуки такие...

– Все равно. Будь осторожна.

– Хорошо.

И потом уже, когда отшумели приветствия, отзвучали поцелуи, когда все однокашники, наконец, уселись за стол, наполнили рюмки из разнокалиберных сосудов и на тарелку Лиле шлепнулась ложка пестрого месива, которое в средней полосе России незаслуженно величают именем великого французского кулинара, она стала искать Димку глазами, но не нашла.

– Юль, а где Попов? Ты его видела? – спросила она у соседки, у Юльки Плотниковой, которая – нет, ну надо же, в школе спортивной гимнастикой занималась, а теперь родила двойню и располнела до невероятных широт, причем никаких неудобств не испытывает, с удовольствием поглощает копченую колбасу! – прищурилась на нее близоруко и удивленно.