Елена Арсеньева - Безумное танго Страница 4

И у него отнялся язык, потому что ярко-желтое такси, на котором его привезли сюда, внезапно сорвалось с места и мгновенно исчезло в потоке машин. Вместе с такси исчез и парень в оранжевой каскетке.

Нижний Новгород, фирма «Меркурий». Май 1999

Сотовый телефон, лежавший на столе, зазвонил в разгар совещания, однако его хозяин не нажал на сброс, а поднес трубку к уху, бросив собравшимся извиняющуюся улыбку:

– Алло?

– Привет, это я. Ты меня хорошо слышишь?

– Да, все в порядке.

– Дело сделано.

У человека, говорившего по телефону, перехватило горло, однако лицо его сохраняло прежнее спокойное выражение:

– Отлично, молодец. Ну, до встречи!

– Эй, подожди. Ты что, не хочешь услышать подробности?

– Извини, у меня тут народ. Приедешь – поговорим. Пока.

– Пока… – В далеком голосе звучало недовольство, но хозяин телефона уже нажал на кнопку и положил сотовый на стол.

– Итак?

Сотрудник, чья речь была прервана звонком, продолжил доклад, однако и у него, и у всех остальных до конца совещания оставалось впечатление, что шеф не слышит ни одного слова.

Пожалуй, они были правы, потому что едва только совещание кончилось и за последним человеком закрылась дверь, шеф снова схватился за телефон. Набрал номер.

– Приемная начальника ИТУ номер 5! – отчеканил женский голос.

Звонивший на миг отстранился от трубки и поглядел на нее как бы с испугом. Потом решился:

– Мне бы Степана Андреевича.

– У нас таких нет, – равнодушно ответила женщина. – Зато есть Андрей Степанович. Позвать?

– Нет, – вздохнул звонивший. – Мне нужно Степана Андреевича. А это чей номер, с кем я говорю?

– Я же говорю: приемная начальника ИТУ номер 5.

– О господи! – воскликнул звонивший, как будто только сейчас понял, куда попал. – Так значит, Степана Андреевича у вас нет?

– Мужчина, вы что, издеваетесь? – рассердилась женщина.

– Нет.

– Вы номером ошиблись.

– Очень может быть.

Женщина помолчала, потом резко, коротко вздохнула, и голос ее изменился: стал опасливым, настороженным.

– А если я все-таки найду Степана Андреевича, что мне ему передать?

– Передайте, что казаки купаются в Красном море.

И положил трубку.

Другой человек, сидевший в специально оборудованной маленькой комнатке и внимательно слушавший этот разговор, словно сидеть в маленькой комнатке, ловить разрозненные звуковые сигналы и записывать их на магнитофон было делом его жизни, сдвинул с головы наушники и чуть ли не с испугом покосился на своего напарника:

– Он что, жириновец?

– То есть? – вскинул тот брови.

– Ну это же что-то из Жириновского: казаки купаются в море… или океане?

– «Омыть сапоги в теплых водах Индийского океана»? – хихикнул напарник. – И правда, похоже. Но о казаках там и речи не было, это что-то новенькое.

– А у дяденьки крыша не поехала? – продолжал недоумевать человек. – Привет передал на деревню дедушке, Степану Андреевичу… Наверное, эта девка из приемной решила, что мужик спятил, и разыграла его.

Но в этот момент в наушниках снова зазвучал голос человека, которого он контролировал, и «слухач» забыл обо всем постороннем.

Однако на сей раз беседа носила сугубо деловой характер и касалась доставки груза во Владивосток. Никаких казаков, никакого Красного моря, никакого Степана Андреевича, которого вообще-то нет, но привет ему все же передадут…

Напарник тоже слушал этот разговор, изредка чиркая ручкой по листку блокнота, записывая имена. На его лице застыла улыбка, как будто он все еще вспоминал разговор про казаков в Красном море и ему было по-прежнему очень смешно.

На самом деле ему было не до смеха. В отличие от своего помощника-»слухача», он отлично знал, о каком Степане Андреевиче идет речь.

Барышня из приемной начальника ИТУ номер 5 лукавила! Был, был там Степан Андреевич! Нет, не в приемной, конечно. В числе заключенных…

Алёна Васнецова. Май 1999

Алёна с трудом заставляла себя идти спокойно. Не бегают арабские женщины по улицам – ни за автобусом, ни за трамваем, не бегают, и все тут. Правда, трамваев тут, в Аммане, нет.

Она шла, потупив подведенные глаза, являя собой образец спокойствия и достоинства и отчаянно пытаясь сообразить, что ей делать и куда идти. Уж конечно, не в посольство – оставим этот штамп для благополучных туристов. Первое – нужно уехать из Аммана. Второе – выбраться из страны. Лучше бы сделать это одновременно – самолетом улететь, но это вряд ли удастся. Прежде всего нельзя светить свое имя, ведь рано или поздно полиция выйдет на Фейруз, а та непременно вспомнит настоящее имя Ясмин. Еще и Интерпол ввяжется… Да и не дадут Алёне билета: все-таки виза на два месяца просрочена, а здесь такой дотошный народ, помешанный на безопасности. Начнутся разбирательства, потребуют консула, а время идет, идет, и, возможно, уже сейчас к Алиму пришли гости, чтобы поразвлечься с «настоящей русской красавицей»…

Хорошенькое зрелище их ждет, если, устав звонить, они догадаются толкнуться в дверь! Запереть ее снаружи Алёне так и не удалось. Наверное, для этого нужны были совсем другие ключи. Но возвращаться и еще раз обыскивать Алима она не рискнула: внизу гудел, поднимаясь, лифт, и не было никакой гарантии, что он не остановится на одиннадцатом этаже. Поэтому она махнула на все рукой и пошла по лестнице пешком, вызвав лифт уже где-то на шестом этаже, и все время ей казалось, что наверху уже поднялась какая-то суматоха. Какое счастье, что в Аммане не принято ставить лавочки у подъездов и вездесущие старушки сидят в кондиционированных квартирах. Во дворе ни души, только автомобили, доставившие своих пассажиров, скучились у подъездов. Лавируя между ними, Алёна выбралась на улицу.

В первую минуту город оглушил ее, ослепил! Раньше, пока Алим еще не открыл истинной цели ее приезда в Иорданию, он дня два возил Алёну по городу, и в сказочную Петру возил, и даже в Акабу, на побережье, а потом она чуть не три месяца сидела взаперти.

На миг стало страшно от шума и толчеи, захотелось вернуться, забиться куда-нибудь в уголок, зажать руками уши, зажмуриться… Да где там: рядом скрипнуло тормозами такси, шофер приспустил стекло, что-то искательно спросил по-арабски. Алёна неприступно отвернулась, и такси отчалило. Нет, так близко от дома нельзя брать машину. Это будущая зацепка для полиции, нужно еще немножко пройти, и вон там, у фонтанов…

– Маасс саляма! – громко сказал кто-то рядом.

Алёна вздрогнула, настороженно оглянулась. Две молодые пары прощались, желали друг другу всего хорошего. Они с удивлением посмотрели на высокую женщину, которая вдруг шарахнулась в сторону.

Ускорила шаги. Не дай бог, спросят, что с ней, предложат помощь… По-арабски она знает буквально пять слов: и Алим, и остальные всегда говорили с ней только по-английски. Нет, иногда как бы по-русски! Алим с каждым гостем проводил непременный лингвистический ликбез: обращаясь к Ясмин, следует назвать ее «блядь», а о своих намерениях нужно заявлять так: «Сейчас я тебя затрахаю!» Алим думал, что таким образом будет ежедневно, вернее, несколько раз на день дополнительно оскорблять Алёну, однако арабы не могли все это выговорить, и она долгое время вообще не догадывалась, что они бормотали. А когда догадалась, уже так натерпелась, что лишь устало пожала плечами… И все-таки чаша всякого терпения рано или поздно переполняется! Для Алёны последней каплей стала сущая малость – если сравнивать с тем, что ей пришлось пережить. Последний ее клиент отказался платить Алиму, заявив, что имел дело не с настоящей блондинкой, какую обещали в агентстве. У натуральной блондинки, дескать, волосы светлые везде, а не только на голове.

Что ж, по большому счету, он был прав: коса у Алёны была темно-рыжая, цвета красного дерева, ну и в других местах, соответственно, волосы такие же. При первой встрече Алим ничего не сказал, ну а потом, когда ясно и недвусмысленно дал ей понять характер предстоящей работы, потребовал осветлить волосы. Алёна отказалась. Она тогда еще лелеяла идиотские мечты о бегстве, о возвращении на родину, о восстановлении попранной чести и достоинства и тому подобное. Именно тогда Алим первый раз привел Фейруз, с ее помощью скрутил Ясмин и перекрасил в ослепительную блондинку. С тех пор Фейруз регулярно следила за ее головой, и стоило у корней появиться темным полосочкам, немедленно закрашивала их. А про некоторые прочие детали все забыли, да и арабы были не столь искушены в русских блондинках, чтобы сравнивать, какого цвета волосы у них на лобке и на голове. А этот…

Как ни мерзко, как ни горько было признаваться, Алёна знала: окажись Фейруз сегодня дома, Алиму удалось бы сделать то, что он собирался. О господи, как же она боялась этой высокой, худой темнокожей фурии! У Фейруз было длинное лицо. Алёне даже не хотелось называть его лошадиным, чтобы не оскорблять лошадей. Толстогубый рот, горбатый нос, жесткие черные волосы, подстриженные а-ля паж… Странное лицо с напряженным взглядом больших, миндалевидных, слишком близко посаженных глаз. Эти лиловые глаза с первой минуты показались Алёне необъяснимо жуткими. Фейруз молча смотрела на яростные попытки Алима управиться с непокорной Ясмин: ведь ее нельзя было бить, чтобы не испортить товар – тело, и русская чертовка это отлично понимала! А потом вдруг Фейруз неуловимым, змеиным движением скользнула за спину Алёны и вцепилась ей в волосы с такой силой, что та на миг ослепла от боли. Тут уж Алим не растерялся: заломил назад руки, защелкнул наручники… Фейруз не отпускала волосы, причем держала так, что Алёна головы повернуть не могла. Именно эта боль, а вовсе не пистолет Алима заставил ее утихнуть: ведь она уже начала мечтать о смерти и дорого бы дала, чтобы нарваться на пулю. Ее впихнули в кресло, задрали ноги, приковали лодыжки к подлокотникам. Алёна кусала губы от ненависти к себе, выкрикивала проклятия, вспомнив, что именно так ее первый раз изнасиловал Алим: оглушил, приковал к креслу, залепил рот пластырем, а потом, дождавшись, когда она очнется, надругался. Неужели и сейчас?..