Артур Конан Дойль - Самые знаменитые расследования Шерлока Холмса Страница 4

– Да, поворот событий самый неожиданный, – сказал я. – И что же дальше?

– Ну, мои планы оказались под серьезной угрозой. Парочка ведь могла немедленно отбыть, что требовало с моей стороны принятия незамедлительнейших и энергичнейших мер. Однако у церковных дверей они расстались, он поехал назад в Темпл, а она к себе домой. «Я поеду кататься в парк, как обычно, в пять», – сказала она ему на прощание. Больше я ничего не услышал. Они поехали каждый в свою сторону, а я отправился заняться кое-чем своим.

– А именно?

– Сейчас порцией холодной говядины и кружкой пива, – ответил он, дергая сонетку. – Мне было некогда подумать о еде, а вечером, полагаю, я буду занят еще больше. Кстати, доктор, мне потребуется ваша помощь.

– Буду очень рад.

– Нарушение закона вас не смущает?

– Нисколько.

– А риск ареста?

– Ради благого дела – ничуть.

– О, дело весьма благое.

– Тогда я в вашем распоряжении.

– Я не сомневался, что могу на вас положиться.

– Но что от меня требуется?

– Когда миссис Тернер принесет говядину, я вам все объясню. И, – сказал он, набрасываясь на простую еду, которую готовила наша квартирная хозяйка, – обсудить это необходимо теперь же, пока я ем. Времени у меня в обрез. Сейчас уже почти пять. Через два часа мы должны быть на месте. Мисс Ирен, а вернее, мадам, возвращается с прогулки в семь. Мы должны встретить ее у виллы «Бриония».

– И что тогда?

– Предоставьте это мне. Я уже подготовил то, что произойдет. Есть только одно, на чем я должен настоять. Вмешиваться вы не должны, что бы ни происходило. Вы поняли?

– Я должен оставаться в стороне?

– Не предпринимать ничего. Не исключены кое-какие маленькие неприятности. Не вмешивайтесь. В результате я окажусь в доме. Четыре-пять минут спустя окно гостиной откроется. Вы должны встать поближе к открывшемуся окну.

– Хорошо.

– Вы будете следить за мной, так как я буду вам виден.

– Хорошо.

– И когда я подниму руку – вот так, – вы бросите в комнату то, чем я вас снабжу, и сразу закричите «Пожар!». Вам все понятно?

– Вполне.

– Ничего опасного, – сказал он, вынимая из кармана сверточек сигарообразной формы. – Обычная дымовая шашка, какими пользуются паяльщики, с капсулами на обоих концах, обеспечивающими самовозгорание. Ваша задача ограничивается этим. Ваш крик о пожаре будет подхвачен порядочным числом людей. Тогда пройдите в конец улицы, и через десять минут я присоединюсь к вам. Надеюсь, я все изложил ясно?

– Я не должен ни во что вмешиваться, встать у окна, следить за вами и по сигналу бросить в него эту штуку, закричать «Пожар!» и ждать вас на углу улицы.

– Все точно.

– В таком случае можете безусловно положиться на меня.

– Превосходно. Пожалуй, мне пора приготовиться к новой role[2], которую мне предстоит сыграть.

Он скрылся в спальне и возвратился через несколько минут в образе благодушного и простоватого священника-нонконформиста. Широкополая черная шляпа, мешковатые брюки, белый галстук, сочувственная улыбка и общее выражение благожелательного, но настойчивого любопытства, изобразить которое было под силу разве что мистеру Джони Хейру. Холмс не просто переоделся. Его лицо, манера держаться, самая его душа, казалось, менялись с каждой новой его ролью. Сцена потеряла замечательного актера точно так же, как наука лишилась проницательнейшего логика, когда он решил сделать своей специальностью преступления.

Бейкер-стрит мы покинули в четверть седьмого, но на Серпентайн-авеню оказались за десять минут до семи. Уже наступило время сумерек, и уличные фонари как раз зажигались, пока мы прохаживались взад-вперед перед «Брионией» в ожидании возвращения ее хозяйки. Вилла была совершенно такой, какой представилась мне, когда Холмс столь исчерпывающе ее описал. Но вот улица оказалась далеко не столь тихой, как я ожидал. Напротив, для небольшой улицы в фешенебельном квартале она выглядела поразительно людной. На углу курила и смеялась компания мужчин в потрепанной одежде, точильщик крутил свое колесо, двое гвардейцев перешучивались с молоденькой няней, а несколько элегантно одетых молодых людей фланировали взад-вперед с сигарами во рту.

– Видите ли, – заметил Холмс, пока мы прогуливались вдоль виллы, – брак этот все упрощает. Фотография теперь превратилась в обоюдоострое оружие. Весьма вероятно, что ей менее всего хочется, чтобы мистер Годфри Нортон увидел ее, как и нашему клиенту, чтобы она попалась на глаза его принцессе. Вопрос теперь сводится к тому, где нам искать фотографию.

– Да, где?

– Крайне маловероятно, что она носит ее с собой. Слишком велика, чтобы незаметно спрятать ее в женском платье. Она знает, что король вполне способен подослать людей, чтобы ее схватили и обыскали. Ведь две такие попытки уже предпринимались. Значит, нам следует исходить из того, что с собой она ее не носит.

– Так где же она?

– У ее банкира или у ее поверенного. Такая двойная возможность не исключена. Но я склонен их обе отвергнуть. Женщины по натуре склонны к секретности и свои секреты предпочитают держать про себя. С какой стати ей передавать фотографию кому-то еще? На себя она может положиться, но как предвидеть, какое опосредствованное или политическое влияние может быть оказано на вышеупомянутых лиц. К тому же вспомните, что она решила использовать фотографию в ближайшие дни. Значит, фотография должна находиться у нее под рукой. То есть у нее дома.

– Но в ее дом ведь дважды вламывались.

– Пф! Они не знали, где искать.

– Но как будете искать вы?

– А я и не буду.

– Так каким же образом?..

– Я заставлю ее показать мне.

– Но она откажется.

– Не сможет. Но я слышу стук колес. Ее экипаж. Выполняйте мои инструкции со всей точностью.

Он еще не договорил, как из-за поворота улицы показались боковые фонари экипажа и к дверям виллы «Бриония» подъехало щегольское ландо. Когда оно остановилось, один из куривших на углу кинулся открыть дверцу в надежде заработать медяк-другой, но его оттолкнул другой оборванец, подскочивший к ландо с тем же намерением. Вспыхнула бешеная ссора, которую еще больше распалили два гвардейца, вступившиеся за одного оборванца, и точильщик, который не менее яростно вступился за другого. Посыпались удары, и дама, вышедшая из своего экипажа, оказалась в центре кучки побагровевших сцепившихся драчунов, которые яростно тузили друг друга кулаками и палками. Холмс ворвался между ними, чтобы защитить даму, но едва оказался рядом с ней, как испустил крик, упал, и его лицо залила кровь. Тут два гвардейца пустились наутек в одну сторону, оборванцы – в другую, а несколько прилично одетых людей, которые следили за потасовкой, не вмешиваясь, подошли, чтобы помочь даме и заняться пострадавшим. Ирен Адлер, как я буду по-прежнему ее называть, взбежала на крыльцо, однако остановилась, глядя назад на улицу, а свет из прихожей очерчивал ее прекрасную фигуру.

– Бедный джентльмен сильно пострадал? – спросила она.

– Да он умер, – послышались голоса.

– Нет-нет, жизнь еще теплится! – вскричал кто-то. – Но он умрет, пока его будут везти в больницу.

– Такой смелый! – вздохнула какая-то женщина. – Если бы не он, они отняли бы у леди кошелек и часы. Это же шайка, и притом оголтелая. А! Он начал дышать!

– Нельзя же ему валяться на улице. Можно мы внесем его в дом, мэм?

– Ну конечно. Несите его в гостиную, там удобный диван. Вот сюда, пожалуйста!

Медленно, со всей осторожностью его внесли в «Брионию» и уложили в парадной комнате, а я по-прежнему наблюдал за происходящим с моего поста у окна. Лампы в гостиной были зажжены, но шторы не опущены, и я видел распростертого на диване Холмса. Не знаю, устыдился ли он в этот миг роли, которую играл, но знаю, что я в жизни так не стыдился себя, глядя на прелестное создание, в заговоре против которого участвовал, на то, как она хлопочет над страдальцем. И все же было бы черным предательством не сделать того, что поручил мне Холмс. Скрепя сердце я и вынул дымовую шашку из-под пальто. В конце-то концов, подумал я, мы не причиняем ей вреда, а только препятствуем ей причинить вред другим.

Холмс сел на диване, и я увидел, как он помахал рукой, будто задыхаясь. Горничная бросилась к окну и распахнула его. В то же мгновение я увидел, как Холмс поднял руку, и по этому сигналу швырнул шашку в комнату, вопя «Пожар!». По комнате заклубился густой дым и повалил из открытого окна. Я мельком увидел суетящиеся фигуры, а секунду спустя изнутри донесся голос Холмса, заверяющий, что тревога оказалась ложной. Лавируя в вопящей толпе, я добрался до угла улицы и через десять минут испытал немалую радость, ощутив на локте руку моего друга и покинув все еще взбудораженную улицу. Несколько минут Холмс шел молча и быстро, пока мы не свернули на тихую улочку, ведущую к Эджуэр-роуд.

– Вы отлично справились, доктор, – заметил он. – Лучше некуда. И все в порядке.