Алексей Пронин - Территория войны Страница 4

Я присел, вынул из кармана книжку с врезанным диктофоном и небрежно положил ее на стол. Тот настороженно покосился на нее.

– Я у вас по личному делу, но чужому. Мне поручили одну работу, и она привела меня к вам.

Я окинул глазами кабинет. Все дорого, классно, изумительный дизайн – стекло, полированная сталь, и в контрасте с этим – антикварная тибетская бронза. Я намеренно тянул с разговором, и он нервно взглянул на часы.

– Почему вы решили, что мы можем вам помочь? – Я почувствовал, что начал раздражать его. Его тонкий нюх никаких серьезных денег за мной не ощутил, так что он только терял со мной свое драгоценное время.

– Я выполняю работу для господина Софронова, вы с ним знакомы.

Он медленно откинулся назад в кресле и закинул обе руки за затылок.

– Ах, вот оно что... – Лицо его тронула легкая улыбка, и в глазах впервые появился интерес.

– Откровенно говоря, я пришел не говорить, а выслушать вас.

– Забавно. Мне он о вас не упоминал. Мы ведь обо всем договорились. Или нет? Что-то еще осталось? Не понимаю! – Он так разволновался, что на последних словах перешел на фальцет.

– Вы очень на него давите. Отпустите слегка.

– Вы что, новый переговорщик? Свой иск мы заберем из суда, когда увидим подписи на договоре. Вы в теме?

– В целом – да, но не в деталях.

– Чем быстрее мы с ним подпишем договор, тем легче будет затормозить. Уголовное дело – это серьезное дело. Затянет – посадят. В тюрьму посадят. Его, лично! Я ему уже все объяснил!

Об уголовном деле Софронов мне ничего не сказал. Но это было обычным сопровождающим ходом – липовое уголовное дело, открытое купленными ментами для пущего напряжения, авось нервишки не выдержат. Передо мной сидел типичный хищник, агрессор. Рейдер за чужим добром. Плохой персонаж. Хотя, пожалуй, в природе все нужно, как и волки – санитары леса, и щуки в озере, чтоб караси не дремали, так и в мутных водах нашего дикого капитализма. В его заводях развелось полно жирных, зарвавшихся «красных директоров», не умеющих работать в рынке, разваливших налаженное при коммунистах дело, а теперь превратившихся в откровенных хапуг. Но только что за манеры, господа волки!

– Может быть, возьмете деньгами? – начал я импровизировать.

Кажется, он проглотил наживку, и меня это вполне устраивало: где-нибудь да приоткроется.

– Таких денег, какие мне нужны, у Софронова нет. И никогда уже не будет. Проворовался он со своими, с позволения сказать, менеджерами, так теперь сядет. Не хочется сидеть? Тогда отдай. Не ты завод строил, не твой отец и не дед. Ты у родной страны оттягал его втихую, а теперь еще у акционеров воруешь. Попался на аренде – так не пикай. Печатай договор и подписывай, пока я согласен. Слушайте, зря мы, что ли, месяц битый толковали, время теряли? Завтра же собрание!

– Вы свое заявление сегодня заберите. До собрания. – Меня уже понесло, но он сам открывал мне карты.

– Э, нет, дружок. Пока рыбка в воде – крючок в губе. Завтра с работягами вашими разберемся, во вторник подпишем, по бокалу выпьем – вот тогда.

– Слишком давите. Нехорошо.

– Столько, сколько требуется. Все в его руках, я ему полгода объясняю и тороплю: живее, живее!

– Внучку его отдайте.

– Кого?! Не понял. О ком вы? – Что-то промелькнуло в его глазах, или мне показалось? – Да кто вы такой?

Нет, не показалось. Собственно, для этого только я сюда и приехал, – любой знак мне сгодился бы, любая зацепка, лишь бы почувствовать, где искать эту внучку. Миллионы и заводы меня не интересовали, я обещал найти девчонку. Мимо миллионов я прохожу совершенно спокойно, в нашей стране бедняков они часто приносят горе, а иногда и гибель их владельцу. А несвободу и страх – всегда.

– Я уже сказал – частное лицо.

– Ах, вот что! Детектив... Интересная профессия, впервые встречаю. И вы у меня его внучку ищете?

– У вас.

– За такой базар знаешь как отвечают? – Выражение его глаз и тон мгновенно изменились – передо мной сейчас был серьезный и очень крутой человек в своем мире.

– Угрозы оставьте для слабонервных с деньгами. По-хорошему девочку отдайте. – Я спокойно проследил, как его нервная рука опустилась под крышку стола и нажала сигнал тревоги.

– Убирайся! – На лице его читалось только глубокое презрение ко мне.

За моей спиной щелкнула дверь, и тяжелые шаги остановились в метре от моей спины.

– Вы не нервничайте, – произнес я без всяких эмоций. – Но я вас убедительно прошу не давить так на моего клиента.

– Ты уберешься, шваль, отсюда?!

Я поднялся с кресла.

– Лишение свободы человека – тяжкое преступление, Борис Михайлович, одумайтесь...

Мне не удалось договорить. Хозяин за столом кивнул, и мои руки сразу оказались сдавленными за спиной. Сопровождавший меня «ньюйоркец» дождался настоящей работы.

Он поволок меня назад, и я едва успел, чтобы не упасть, отставить ногу. По лицу хозяина расползалась презрительная усмешка. Внезапно меня охватила обида – я и сам уйду, не надо рук, что у тебя, Борис Михайлович, за манеры такие!

Я запомнил этого полицейского еще у входа – здоровенный, с меня ростом, но тяжелее и шире. Поэтому я знал, на какой высоте может быть его нос, и, не потеряв окончательно равновесия, резко ударил затылком назад, надеясь, что он попадет прямо туда. Попал – мягкий, хрящеватый нос влажно и упруго уперся в мой затылок. Оттолкнувшись, я восстановил равновесие и, когда тиски-руки на миг свалились с моих плеч, резко развернулся. В полуметре от меня «ньюйоркец» держался за нос, из-под пальцев текла на подбородок кровь. Я только подставил левую ногу и легко толкнул его ладонью в грудь. Он упал, его голова подпрыгнула на мягком ковре, и кровь из носа веером окропила рубашку.

Я повернулся к хозяину. Он откатился от меня назад в своем кресле на колесиках, на лице была уже не презрительная усмешка, а страх. Рука же давила и давила под столом сигнал тревоги.

– Борис Михайлович, вы меня поняли? – Я взял со стола свой блокнот и положил в карман. За спиной опять щелкнула дверь. – Теперь думайте, но времени в обрез. Тем более для девочки. Как вы говорите, живее, живее! – и я обернулся в сторону двери.

В двух метрах от меня – одна рука с дубинкой наготове, а другая на кобуре – стоял второй полицейский, незнакомый. В дверном проеме маячил третий крутой мужик в летней рубашке, с помповым дробовиком в руках. Но без команды они ни на что не решались и ждали, поглядывая на хозяина.

– Я ухожу. Или вы хотите еще одну свалку?

Ответа я не услышал, и меня вдруг возмутило его хамство. Я с силой отпихнул спиной его изящный, но жиденький стол, тот заскользил по ковру, зазвенели опрокидывающиеся дорогие вещицы, и столешница с маху въехала в кресло хозяина.

– Пусть убирается! Пропустите его! – крикнул он.

Я шагнул мимо размазывающего по лицу кровь охранника и подумал, что в Нью-Йорке за это мне дали бы лет пять, без разговоров. Но здесь был только ряженый. Стоявший в дверях охранник нехотя отступил. Ствол его дробовика смотрел мне точно в живот...

Я сел на мотоцикл в отвратительном настроении. Завелся и поехал вперед без определенной цели. Увидел кафе на улице и остановился, заглушив мотор. Надо поесть, поразмыслить. За столиком включил диктофон, прослушал все с самого начала, от входа до выхода, почти с четверть часа. Понятным становилось почти все об этом так называемом корпоративном конфликте. Кроме главного – где внучка Таня?

Классический, азбучный и неотразимый прием рейдеров: состряпать уголовное дело на генерального и с прикормленными ментами давить его и давить, пока не запросит пощады. Поводов найти – никогда не проблема: у этих «красных директоров» рыльце не только в пушку, оно в густых перьях. Этот Портной упомянул об аренде, значит, на ней он его и поймал. В заводоуправлении на двух этажах бизнес бурлит, наверняка есть что-то и в самих цехах. Арендная плата по бумагам, как всегда, – копейки, остальное черным налом, генеральному и замам. За все годы – сумма со многими нулями. А это уже растрата, статья... до пяти лет – если подзаняться да хорошо раскрутить от имени обиженных, обворованных акционеров.

Классика, старая, как наша «перестройка», и по-прежнему работает, как часы в умелых руках. Неоднократно проверено: не выдерживают у многих нервы, все эти воры очень скоро бегут сдаваться рейдеру – мол, забирай все, только не сажай. Но зачем ему еще и внучка? Захват, похищение, удержание – работа для серьезных бандитов, а с ними свяжешься – можно не только испачкаться, а кое-что и похуже. Не бытовое ли, действительно? По тому, как мать с отцом о ней пекутся, да никто об ее парне ничего не знает, – беспризорная она девчонка. А ведь как это бывает у молодых в наши времена: любовь, секс, потом наркотики, дальше – кому как повезет.

4. Золотая молодежь

Вечером в пятницу я с ветерком прокатился по загородному шоссе. Когда несешься на мотоцикле и тебя чуть не сносит с седла ветродуй, в голове остаются только хорошие мысли. Поэтому я приехал в коттеджный поселок, где живут Софроновы, свежим и радостным, угрюмое настроение в связи с недавней неудачей как ветром унесло.