Наталья Андреева - Три ступеньки в небо Страница 4

Кажется, прошел год. Или больше? А может, меньше. Он совершенно перестал ориентироваться во времени. Из его жизни постепенно исчезли друзья. Он на них не реагировал, и они в конце концов отстали от него. Куда-то делся Женька, добрая его половина, потому что вот уже десять лет они все делали вместе. Но жизнь-то продолжается! Поэтому Женька уехал куда-то искать счастья, предварительно ликвидировав их совместный бизнес. Так потерялся огромный кусок жизни Алекса: работа. Он теперь никуда не ходил, ничего не делал, потому что просто не мог ничего делать. Его жизнь потеряла всякий смысл. Зачем все это, если ничего больше не будет? Он потерял свою единственную. И это – все. Конец.

Он пил. Пил, чтобы забыться. Пил, чтобы умереть. Надеялся, что это случится довольно быстро, говорят, есть смертельная доза этилового спирта. Он все искал ее, эту дозу, которая должна его убить, но, так и не дождавшись, отключался.

Родители… Мудрая мама и вечно занятый отец. Да, они у него были. Они у него остались и после обрушившегося на него несчастья. Они по-прежнему его любили, но что они могли сделать? Ни-че-го.

Мама приходила часто, отец гораздо реже. Он по-прежнему был занят на работе. Зато мама… Она приходила и пыталась с ним говорить.

– Саша, ты слышишь меня? Я знаю, что ты слышишь. Ты молчишь, поэтому говорить буду я. Сашенька, милый… – Что это? Она, кажется, плачет? – Я была у ее матери. Она в большом горе. Ты даже не представляешь, как они тебе сочувствуют!

– Почему мне?

– Но вы же с Алей собирались пожениться!

– Она должна в первую очередь думать о дочери.

– Она о ней и думает. Но ты… Ты для них сейчас гораздо важнее. Алин брат… Тебе интересно?

– Не знаю. Наверное, интересно, – его голос звучит не слишком уверенно.

– Ее брат закончил десятый класс.

– Как? Уже?

– Ты что, забыл какое сегодня число?

– Я забыл месяц, мама. Я забыл год. Для меня сейчас все одно и то же. И зима, и лето, и осень, и весна.

– Сейчас весна, Саша.

Ему опять кажется, что мама плачет.

– Да что ты говоришь? – удивляется он.

– Но она уже заканчивается. Через три дня лето.

– Лето? Как лето? Что, уже лето?

– Когда же ты выздоровеешь?

– Ты что, еще не поняла? Никогда.

– Саша, Саша, Саша…

Какой знакомый голос. Неужели у него начались галлюцинации? Конечно! Столько пить!

Она вернулась. Его Аля-Ангел. Сидит у постели, лицо бледное, под глазами синие тени. Выходит, несладко им, Ангелам, живется на том свете.

– Аля… Ты здесь?

– Да, я здесь, любимый.

Она здесь… Он открыл глаза и резко сел. Конечно, это был сон. Она снится ему каждую ночь. Каждый раз, когда он пытается забыться. Он и пьет затем, чтобы в бреду к нему опять явилась она. Почти бесплотная, сильно похудевшая, с огромными, несчастными глазами, с бледным лицом…

Она тоже тоскует. Их не имели права разлучать. На небе или на земле они с Алей все равно одно целое. Поэтому она вернулась к нему в его беспокойных снах.

– Какой кошмар!

Он вытирает со лба холодный пот. Ну вот, так и знал! Она опять исчезла! Не надо просыпаться.

– Не надо… – стонет он.

– Время лечит, Саша.

Это опять мама.

– Мы тебя не оставим. Все будет хорошо.

Разве ж можно так страдать? Неужели есть у человека такая сила, чтобы вынести все это? Господи, как же больно! Рука опять тянется к бутылке. Забыться…

– С ним надо что-то делать…

Опять мама. Кому она это говорит?

– Иначе мы его потеряем.

– Но что? Что можно сделать?

– Надо показать его специалисту.

Кого она к нему притащила? Врача? Нет уж, дудки! Это не поможет! К черту врачей! Дайте же мне умереть!

– Я вчера была в церкви, Саша. Я молилась.

– Ты молилась?

Ему хочется смеяться. Его мама молилась! Она всегда жила разумом, а не чувствами. Она говорила: единственное, во что верит, это в скальпель хирурга. Что все психотерапевты шарлатаны. Она молилась! Видать, совсем дело плохо.

– Ты должен бороться, Саша.

– Я не хочу жить.

– Ты должен.

Кто вытащит его с того света?

– Брось пить.

– Я не могу.

– А что дальше? Наркотики?

– А это быстро убивает? – жадно спрашивает он.

– Очень быстро.

– Отлично!

– Что ты такое говоришь, Саша?!

– Но я не хочу жить.

– Ты должен.

– А я не хочу! – капризничает он совсем как ребенок.

И его на время оставляют в покое.

Наутро у него похмелье. И он идет за пивом. Денег нет. Их теперь никогда нет. Работы ведь нет. Но на бутылку пива он наскреб. Кассирша, молоденькая пышногрудая девушка, смотрит на него с сочувствием. Плевать!

Это его наказание, его ад. Он возвращается домой, ни на кого не глядя, прижимая к себе, как родную, бутылку пива. Это все, что у него осталось после того, как умерла Аля.

Посланник ада

Голова невыносимо болит, во рту сухо, язык ворочается с трудом. Он жадно открывает бутылку и – вот незадача! Пышной шапкой из нее вываливается пена! А он и не заметил, что на улице жара! Пиво оказалось теплое, и добрая его часть теперь на столе, а пена из горлышка все лезет и лезет.

– Вот черт!

– Апч-хи!

– Кто это? – вздрагивает он.

– Вы, кажется, меня звали, молодой человек?

– Никого я не звал!

– Вы помянули черта.

– А вы что, он самый и есть?

Алекс с сомнением смотрит на маленького лысого старичка с жиденькой бороденкой, одетого в грязный халат, щедро расшитый затейливым восточным узором. Золотое шитье потускнело от времени, нитки местами вылезли. Старичок и сам не первой свежести и уж никак не похож на черта. Нет ни рогов на лысой, как коленка, голове, хвоста и копыт тоже не наблюдается. Хотя гость висит в воздухе в виде туманного облачка, что, согласитесь, не совсем обычно. Но для черта слабовато.

– Апч-хи! Я не черт, я джинн, – важно говорит лысый, приземляясь на табурет, и, объявив свой статус, принимает четкие очертания.

– Джинн из пивной бутылки? Очень остроумно!

– А как изволите к вам явиться, юноша, если вы, кроме водки и пива, ничего не употребляете? – сердится гость. – Приходится использовать тару, которая имеется в наличии. Я бы тоже предпочел шампанское. Благородный напиток, – старичок сладко причмокнул. – Или, по старинке, медную лампу. Э, да что там! Молодежь продвинутая пошла. Из банки пепси приходится нынче являться! Из энергетика! А это, юноша, я вам доложу, редкая гадость!

– А надо являться?

– А как еще прикажете вас спасать?

– Я все понял: у меня глюки. Допился, называется! Я сейчас приму душ, выйду на балкон, минут пять подышу свежим воздухом, а когда вернусь, комната будет пуста.

– Вы, конечно, можете все это проделать, молодой человек, – голос у старичка ехидный, – но только время зря потеряете. Не лучше ли делом заняться?

– Делом? Каким делом?

– Ну как же, сладкий мой? А три желания, согласно прейскуранту?

– Ах, у меня есть три желания?

– Согласно прейскуранту, – строго говорит джинн. – Итак?

– Я хочу Алю!

– Неправильная формулировка.

– Ты джинн?

– Джинн.

– Три желания мне положены?

– Положены, не отрицаю.

– Я хочу, чтобы ко мне вернулась моя невеста! Живая и здоровая!

– Видите ли, молодой человек, – джинн тяжело вздыхает. – Есть некие ограничения, о которых вы и сами прекрасно знаете. Джинны не могут оживлять мертвецов.

– Да, где-то я об этом уже слышал.

– По телевизору. Это знает каждый ребенок.

– Тогда катись отсюда!

Он вскакивает и пытается схватить старичка, чтобы выпихнуть его за дверь. Но его руки бессильно хватают воздух, лысый с вовсе не свойственным его почтенному возрасту проворством перемещается в другой конец комнаты.

– Ничего не выйдет, – материализовавшись в темном углу и сердито сверкая оттуда глазами, говорит джинн. – Пока три ваших желания не будут исполнены, я никуда не денусь.

– Ах вот как… – Алекс смотрит на пивную лужу, разлившуюся вокруг пустой бутылки. – Я хочу ящик пива.

– Вы бы хорошенько подумали, молодой человек. Желаний всего три.

– Ты слышал, что я сказал? Ящик пива!

– Делов-то, – ворчит джинн и плетется к двери. – Сейчас схожу в магазин.

– Э-э-э, постой!

– Ну, чего еще? – недовольно смотрит на него гость, задержавшись в дверях.

– А разве ты не должен щелкнуть пальцами? Выдернуть волосок из бороды? Произнести заклинание?

Джинн испуганно хватается за тощую бороденку:

– Чего-чего?

– Я говорю, какое же это волшебство, в магазин за пивом сходить?

– Пива вы, молодой человек, сами пожелали. А что касается волшебства… Материализация предметов пользования есть сложный метафизический процесс, ничто не исчезает бесследно и не появляется ниоткуда. Придется расщеплять молекулы на атомы в одном месте, потом заниматься воссозданием оных уже в другом, а между делом как-то перемещать всю эту чепуху в пространстве. Да чтобы еще и вкус сохранился, и градус не пропал. Была охота мне этим заниматься, если магазин в двух шагах?