Чингиз Абдуллаев - Параллельное существование Страница 4

– Мы их не взяли, – рассмеялась Джил, заговорив по-итальянски, – но нас пригласил сам синьор Чистовский, – в европейских языках не было краткой буквы «и», поэтому фамилия владельца дома звучала как «Чистовски».

– Как мне передать? Кто приехал? – уточнил охранник. Ему было лет тридцать пять.

– Скажите, что господин Дронго с графиней Вальдано, – сказала Джил, – в приглашении были указаны наши имена.

Охранник кивнул.

– Можете проезжать. Меня предупреждали, графиня.

Машина проехала дальше.

– Кажется, в Италии я только твой супруг, – пробормотал Дронго.

– Тебя это огорчает?

– Нет. Даже радует. Значит, я тоже немного приобщился к вашей родовитой аристократической семье.

– Боюсь, что у тебя ничего не получится, – притворно вздохнула Джил, – сам брак еще не гарантия приобщения к аристократической семье. Ты всего-навсего муж графини Вальдано, но у тебя самого нет никакого титула.

– Ладно. Убедила. Кажется, в Великобритании есть контора, торгующая титулами. Придется написать им, чтобы продали мне титул барона или маркиза. А еще я отправлю письмо в Кембриджское общество. Там есть контора для тщеславных дураков. За деньги тебя включают в справочник «Кто есть кто» и даже объявляют человеком десятилетия или столетия. Можно даже тысячелетия, но за соответствующую плату.

– Так нельзя, – рассмеялась Джил, – это просто неприлично.

– Начало двадцать первого века, – напомнил Дронго. – Одиннадцатого сентября самолеты врезаются в башни, убивают тысячи ни в чем не повинных людей и десятки детей и женщин в этих самолетах, а потом еще Беслан, где гибнут сотни детей. Я уже не говорю про конфликты в Африке или на Ближнем Востоке, где ежедневно убивают десятки несчастных случайных прохожих и счет идет на сотни тысяч жертв. О каком приличии мы говорим в наше время? Все на продажу. Совесть, честь, вера в Бога и даже любовь. Или ты думаешь иначе?

– Это какое-то параллельное существование, о котором я стараюсь не думать, – призналась Джил, – пока ты колесишь по всему миру, мы с детьми ведем несколько иную жизнь.

– Они уже взрослые, – напомнил Дронго, – скоро разъедутся учиться и войдут в соприкосновение с иной реальностью. Другая жизнь и совсем иные условия. Совсем другие приоритеты. И нужно уже сейчас готовить их к этой другой жизни.

– Порядочные люди при всех условиях остаются порядочными людьми, – возразила Джил, – это не зависит от внешних условий. Бог и совесть должны быть в самом человеке.

– Во-первых, еще как зависит, – печально возразил Дронго, – и вера каждого из нас может быть поколеблена встречей с откровенным адептом Сатаны. Во-вторых, не все имеют Бога в душе и должную совесть. Дидро считал, что абсолютно счастливые люди – это те, кто имеет хороший желудок, злое сердце и совсем не имеет совести. В наши дни совесть – непозволительная роскошь.

– Тебе не стыдно так говорить? – нахмурилась Джил. – Человеку, который всю жизнь боролся с преступниками и подлецами?

– Почему в прошедшем времени, – улыбнулся он, – я и сейчас занят этим полезным делом. Как своеобразный истребитель вампиров. Но я говорю о приоритетах, о духовных ценностях, которые в наши дни претерпевают большие изменения. И боюсь, что не в лучшую сторону.

Автомобиль мягко притормозил на площадке у дома. Их уже ждали хозяева виллы. Высокий, худощавый Чистовский и его жена, очевидно, с трудом сохранявшая свою фигуру. Она была среднего роста, довольно упитанная, но одетая в обтягивающие светлые брюки и розовую блузку, которая, казалось, вот-вот лопнет от любого неосторожного движения.

– Добрый вечер, – радостно сказала супруга Чистовского, – как мы рады вас видеть.

Она расцеловалась с Джил.

– Здравствуйте, – Чистовский протянул руку гостю, – я рад, что вы приняли наше приглашение.

У него был длинный, вытянутый нос, подвижные глаза, редкие каштановые волосы, щеки прочерчивали резкие морщины. Большие уши, прижатые к вытянутой голове, дополняли облик. Его супруга Гражина была полной противоположностью мужу. Уже начавшая терять фигуру, очень плотная, с большими пышными формами, Гражина уже четыре раза садилась на строгую диету, но, каждый раз стоически выдержав необходимые условия диеты до конца и немного похудев, затем снова срывалась и поправлялась еще больше. Этим летом она твердо решила снова похудеть и, проконсультировавшись в одной из швейцарских клиник, приняла мужественное решение лечь в больницу на удаление части желудка и откачку жира. Ей казалось, что только хирургическим путем можно будет вернуть свои прежние формы.

Теперь, приветствуя гостью, она испытующе смотрела на почти девичью фигуру Джил. Ей трудно было поверить, что они почти ровесницы и что Джил сумела сохранить такие формы даже после рождения двоих детей. Тогда как сама Гражина после рождения сына начала стремительно поправляться. Она по отцу была полькой, а по матери – украинкой. Ее отец был одним из тех поляков, кто остался во Львове после всех потрясений тридцатых и сороковых годов, когда город окончательно перешел в состав Советского Союза. Бабушка Гражины, мать ее отца, была родом из русинов, проживающих в Закарпатской области, и это сказалось на выборе ее отца и на его судьбе.

Водитель вытащил из багажника два небольших чемодана и поставил их рядом с машиной.

– Оставьте здесь, – кивнул Чистовский, – их поднимут в спальную наших гостей.

– Спасибо, – кивнул Дронго. Он оставил деньги на переднем сиденье, рядом с водителем. Тот, увидев это, радостно кивнул. Сто шестьдесят евро за машину и работу водителя, но Дронго оставил желтую купюру в двести евро, и водитель, увидев этот цвет, все понял без лишних слов.

– Идемте в дом, – радушно предложила Гражина, – я покажу вам вашу спальню. Она находится на третьем этаже, оттуда прекрасный вид на море. У нас все спальни с видом на море. Все четыре на втором и четыре на третьем.

Они пошли в дом.

– Вы впервые на Сардинии? – уточнил Чистовский.

– Нет, – ответил Дронго, – уже во второй раз. Впрочем, Джил бывала на острове, а я успел побывать только в Кальяри.

– В таком случае вам будет интересно, – улыбнулся Чистовский, – сюда, пожалуйста.

Они вошли в большой просторный холл. У дверей высились фарфоровые арапы с подсвечниками в руках. Светильники уже были включены, хотя было еще светло. По мраморной лестнице они поднялись на третий этаж. Здесь в просторном коридоре были четыре двери. Чистовский подошел к одной из дверей, находившихся в середине, и несколько театральным жестом открыл дверь, приглашая гостей войти. Спальня была большая, метров сорок; большая двуспальная кровать и дверь, ведущая в ванную комнату.

– Сейчас поднимут ваши чемоданы, – кивнул Чистовский, – сделает это Тадеуш. Он понимает по-итальянски, по-английски, по-русски. Можете говорить с ним на любом языке. Если есть какие-нибудь пожелания, то вы можете сообщить их ему, не стесняясь. Ужин в девять часов вечера. Располагайтесь.

Гражина улыбнулась на прощание, выходя из комнаты вместе с супругом. Джил оглядела комнату, вошла в ванную, где раковина покоилась на мраморном постаменте, а сама ванна была сделана из розового мрамора.

– Красиво, – сказала она, вернувшись в спальную, – все это, должно быть, стоит больших денег. Чем занимается господин Чистовский?

– Раньше торговал водкой, сейчас акциями каких-то компаний, – пояснил Дронго.

В этот момент постучали. Они обернулись на стук, и Дронго громко разрешил неизвестному войти в комнату. Дверь открылась. На пороге стоял мужчина лет пятидесяти. Высокий, подтянутый, широкоплечий. Седые волосы, немного усталый взгляд, глубоко запавшие глаза. Видимо, это и был Тадеуш. Он внес два чемодана.

– Вам что-нибудь нужно? – по-русски уточнил он с характерным польским акцентом.

– Нет, спасибо, – ответил Дронго, – ужин будет внизу, в зале?

– У бассейна, – пояснил Тадеуш. – Если я вам буду нужен, нажмите кнопку у вашего столика. Вот эту. Я сразу вам перезвоню. На вашем столике внутренний телефон. Если хотите, его можно переключить и на город.

– Не нужно. У нас есть свои телефоны.

Тадеуш поклонился и вышел. Джил подошла к балкону, открыла двери и вышла из комнаты. Внизу блестел на солнце большой бассейн. Неожиданно она резко отпрянула.

– Что случилось? – спросил Дронго.

– По-моему, там кто-то загорает без одежды, – пояснила Джил.

– Это тебя смущает? – улыбнулся Дронго, подходя к балкону.

– Не нужно смотреть. Это неудобно, – сказала Джил.

Он взглянул вниз. У бассейна лежала женщина. На ней были темные очки и большая шляпа, закрывавшие ее лицо. Она загорала топлесс, но на ней было едва заметное узкое бикини. Судя по ее загорелому красивому телу, это и была сама Аманда Джаннуцци. Он усмехнулся.

– Она не совсем раздета, – сообщил Дронго, – просто загорает, как принято в вашей стране – топлесс, без бюстгальтера.