Михаил Черненок - Ставка на проигрыш Страница 4

— Вот штурман-водопроводчик объявился, — дочитав до конца, вздохнул Антон и посмотрел на Маковкину: — Что, Наталья Михайловна, займемся делом вплотную? И начнем его, пожалуй, со знакомства с Овчинниковым, а?..

— Да, конечно, — чуть подумав, согласилась Маковкина.

Бирюков повернулся к Голубеву:

— Тебе, Вячеслав Дмитриевич, тоже надо включаться в работу. Познакомься сейчас у Натальи Михайловны с материалами дела. Есть там телеграмма Деменскому из Адлера от какого-то Реваза, а в показаниях Ксении Макаровны упоминается железнодорожник «кавказской наружности» в возрасте около шестидесяти. Повстречайся с руководством вокзала Новосибирск-Главный и выясни, есть ли среди вокзальных сотрудников такие мужчины. — Бирюков поднялся из-за стола. — А я сейчас наведаюсь к Овчинникову на квартиру.

Садясь в служебную машину, Антон не предполагал, что через несколько минут возникнет новая загадка: Анатолий Николаевич Овчинников третьи сутки не появлялся дома. Получив на работе отпускные, он будто в воду канул.

Глава 3

Бирюков не заметил, как промелькнул первый день напряженной работы «вслепую», когда каждое новое сообщение вместо ожидаемой ясности еще больше усложняет расследование. Так, например, получилось с ответом Свердловского уголовного розыска. Деменский на самом деле окончил учебную программу досрочно и на «отлично» защитил диплом. Превосходная характеристика, выданная Юрию Павловичу деканатом заочного отделения, не вызывала сомнений, но Антона насторожили два факта. Во-первых, находясь целый месяц в Свердловске, Юрий Павлович ни в общежитии института, ни в городских гостиницах прописан не был. О том, где он жил все это время, в деканате сведений не имелось. Во-вторых, в Новосибирске Деменский появился вчера, и, по словам Ксении Макаровны, прилетел он самолетом. В Свердловском же аэропорту за вчерашние сутки пассажира с такой фамилией не значилось.

Безрезультатно проработал целый день и Слава Голубев. Среди сотрудников вокзала Новосибирск-Главный мужчин «кавказской наружности» в возрасте, близком к шестидесяти, вообще не оказалось. Однако в отделе кадров Голубев выбрал несколько фотографий поседевших брюнетов и предъявил Ксении Макаровне для опознания. Ни в одном из них старушка не признала того мужчину, с которым видела Саню на железнодорожном вокзале.

Первую «ласточку» принес Антону эксперт-криминалист Дымокуров. Когда Бирюков с Голубевым уже собирались закончить бесплодный рабочий день, Аркадий Иванович вошел в кабинет, держа в одной руке маленькую ученическую папку, в другой — несколько дактилоскопических фотоснимков.

— Докопался я все-таки до сути, — весело сказал он и протянул Бирюкову фотоснимки. — Отпечатки на кнопке электрического звонка, а также на дверной ручке квартиры Деменского принадлежат рецидивисту Сипенятину.

— Что-то знакомая фамилия… — рассматривая сильно увеличенные контуры папиллярных линий, проговорил Антон.

— Последние три года Сипенятин отбывал наказание за мошенничество. Подделывал иконы и дурачил любителей старины.

— Теперь освободился?

— Вероятно, если появились его отпечатки.

— Чем, кроме мошенничества, известен?

— Привлекался за хулиганство, карманные и квартирные кражи, за угон частных автомашин, мотоциклов. Уголовная кличка «Вася Сивый». Кстати, получил Сипенятин эту кличку из-за того, что имеет необычайно белые волосы, — Дымокуров положил перед Антоном папку. — Я в порядке частной инициативы коллекционирую кое-что… Есть в этой коллекции и Васино. Вот посмотрите, пожалуйста, быть может, найдете здесь что-то полезное.

Раскрыв папку, Бирюков прежде всего увидел стандартные судебно-оперативные фотографии: правый профиль, фас, полный рост. На каждом снимке значилось: «Василий Степанович Сипенятин», и год рождения. Губасто-курносое лицо смотрело в объектив по-детски любопытно и настороженно.

Кроме портретных фотографий, в папке имелись снимки сипенятинских татуировок. Антону доводилось видеть самые разные коллекции подобных художеств, но такую он увидел впервые. Сипенятин был расписан уникально. На его груди высился могильный холм с крупным крестом и надписью: «Спи родной пахан. Тибя танка задавила». Полукружьем над крестом выгибалась другая, не уступающая по грамотности фраза: «Каждый день всходит сонце и каждый день оно садитца». На предплечье правой руки чернела матросская бескозырка с развевающимися лентами и с клятвой под ней: «Не забуду боцмана!»

— Кстати, боцманская фотография тоже здесь есть, — сказал Дымокуров и, порывшись в папке, подал Бирюкову пожелтевший от времени фотоснимок.

На фоне приближающегося трамвая безногий большеголовый мужчина, сидя на низенькой роликовой тележке и протягивая перед собой забинтованную руку, вроде бы просил подаяние. Макушку его прикрывал блин бескозырки с лентой Черноморского флота, а из-под увешанного значками и медалями бушлата виднелся мутный треугольник тельняшки.

— Спившийся инвалид войны? — подняв на Аркадия Ивановича глаза, спросил Антон.

— Мошенник-попрошайка. Учитель Васи Сипенятина, с позволения сказать. Об этой компании много может поведать Степан Степанович Стуков. Он более двадцати лет проработал в нашем управлении.

— Степан Степанович?! — обрадовался Антон.

— Да. Знаете?

— Преддипломную практику у него проходил. И после, когда работал в райотделе, приходилось встречаться. — Бирюков повернулся к Голубеву. — Слава, ты ведь тоже должен помнить Стукова. Сухощавый такой с чубчиком и в старинных роговых очках…

— Конечно, помню.

— Сейчас мы сходим к нему, он здесь недалеко живет. — Антон снял телефонную трубку. — Прежде только справочку о Сипенятине наведем…

Через несколько минут стало известно, что Сипенятин В. С. освободился из исправительно-трудовой колонии полтора месяца назад без права проживания в Новосибирске. Местом жительства ему определен Тогучинский район Новосибирской области, куда он прибыл в установленный срок, получил паспорт и устроился шофером в межколхозную передвижную механизированную колонну.

— Наш район?! — взглянув на Антона, удивился Голубев. — Закажи по междугородной Тогучин, я переговорю с председателем Межколхозстроя.

Междугородная сработала четко. Разговаривал Голубев недолго и, положив телефонную трубку, невесело сказал:

— Сипенятин вторую неделю не появляется на работе.

Бирюков быстро перебрал портретные фотографии Сипенятина. Протянув Дымокурову снимок анфас, попросил:

— Аркадий Иванович, передайте, пожалуйста, размножить. Надо нам срочно этого гражданина отыскать.

Эксперт-криминалист наклонил голову:

— Через полчаса снимки будут готовы.

Степан Степанович Стуков жил в пятиэтажном сером доме еще довоенной постройки. Дверь открыл невысокий, с седеньким чубчиком старичок. Увидев Бирюкова, он обрадованно вскинул руки:

— Антоша?! Каким ветром?..

— Дела привели, Степан Степанович, — ответил Антон. — Здравствуйте.

— Здравствуй, Антоша, здравствуй! — Стуков близоруко прищурился. — Кажется, Слава Голубев с тобою?..

— Он самый. У вас хорошая память.

— Не жалуюсь, не жалуюсь. Что ж мы у порога остановились?.. Проходите, проходите. Домочадцы мои на даче. По-холостяцки буду угощать, чай вскипячу…

Усадив гостей в кресла возле журнального столика, Стуков захлопотал на кухне. Вскоре он сел против Антона и, прищурясь, спросил:

— Какие ж дела привели ко мне?

Степан Степанович слушал внимательно, иногда задавал уточняющие вопросы. Когда разговор коснулся Сипенятина, старый розыскник задумался, будто припоминая что-то очень давнее, серьезное. Бирюков замолчал, и Стуков с улыбкой спросил:

— Значит, Аркадий тебе свою коллекцию показывал?

— Показывал.

— Это он от меня таким делом увлекся. Попробую, Антоша, кое-что добавить… — Стуков надел роговые очки, отыскал в книжном шкафу пухлую папку и, перебрав в ней газетные вырезки, передал одну из них Антону. — Знакомство с Васей Сипенятиным надо начинать с его родословной. Это из «Вечернего Новосибирска». Прочти внимательно, затем я дополнение сделаю.

Небольшая заметка, опубликованная под рубрикой «Из истории нашего города», называлась «Конец Нахаловки». Начиналась она так:

«На исходе прошлого века, в ту пору, когда сооружалась станция Обь, которую мы теперь называем Новосибирск-Главный, возник и этот своеобразный район нашего города. Вдоль берега Оби, против станции, лепясь друг к другу, начали расти землянки, мазанки, реже — бревенчатые домишки. Селились в них деповские рабочие, железнодорожники и просто пришлые люди.

Едва на берегу Оби появились первые самовольные застройщики, кабинетные чиновники засыпали их ворохом бумажек с требованием внести арендную плату. Застройщики отмалчивались. Каких только усилий не принимали городские власти, чтобы заставить обитателей самозванного поселка вносить в казну пошлины и налоги! Но ничего сделать не могли с местным отчаянным народом. В сердцах «отцы города» назвали поселок Нахаловкой. Так и на картах его обозначили. Даже на городской карте издания 1935 года еще встречается название «Малая Нахаловка». По старой памяти, разумеется.