Софи Ханна - Домашняя готика Страница 4

– Почему бы мне не перейти сразу к последнему дню жизни? Это было бы очень эффективно.

– Я звоню Эстер, – цежу я сквозь зубы и, схватив телефон, направляюсь в ванную.

Теплая ванна с лавандовыми пузырьками все расставит по местам.

– Не забудь заодно поужинать, поспать и съесть завтрашний завтрак, – кричит Ник мне вслед. – Так будет гораздо эффективней.

Он понятия не имеет, что обычно я и делаю сто дел разом.

Включаю горячую воду и набираю номер Эстер. Приветствие для меня у Эстер традиционное:

– Уже спасла Венецию?

– Нет пока, – отвечаю я.

– Ну ты и тормоз. Давай уже за работу!

Я работаю три дня в неделю на фонд «Спасем Венецию», а Эстер считает название дурацким и пафосным. Мы дружим со школы.

– Кстати, о тормозах… – стонет она. – Имбецил, ну такой имбецил. Знаешь, что он сегодня отмочил?

Эстер работает в университете Роундесли. Она секретарь декана исторического факультета.

– Сегодня для него поступила куча электронных писем. Аж шесть штук. Понятно, я переслала все шесть ему и – поскольку знаю, что он за имбецил, – предложила два варианта: он может ответить напрямую сам или сказать мне, что написать, и я отвечу за него. Два простых варианта, так?

Я соглашаюсь, очень надеясь, что история скоро закончится. Мне надо выговориться.

Надо? Я собираюсь ей рассказать?

– Через три часа на мою почту сваливаются уже семь писем, все от имбецила. В одном он сообщает, что ответил на все сам. Остальные шесть – ответы всевозможным важным типам из мира исторической науки. Он-то думает, что отправил письма этим типам, хотя на самом деле отправил их мне. Просто кликнул «ответить»! И этот болван – декан целого факультета!

Ее гнев меня утомляет. Надо бы просто разозлиться, но вместо этого я просто оцепенела.

– Сэл? Ты там?

– Ага.

– Что случилось? Делаю глубокий вдох.

– Мне кажется, что приходящая няня Пэм Сениор сегодня днем пыталась меня убить.

Пэм не была постоянной няней Зои и Джейка, но она часто с ними сидит и помогала Нику, когда в прошлом году я уезжала на неделю. Обычно это жизнерадостная, говорливая женщина, пусть и немного упрямая, если речь заходит о лекарствах или прививках. Встретив ее в Роундесли, я обрадовалась – решила, что теперь не придется ей звонить. В будни я часто настолько устаю к вечеру, что сил на звонок и осмысленный разговор просто не остается.

Я окликнула Пэм, и, судя по всему, она тоже обрадовалась встрече, принялась расспрашивать про Зои и Джейка, которых называет «мелкими». Потом я поинтересовалась:

– Вы ведь сможете присмотреть за Зои на осенних каникулах?

У Пэм сделался какой-то хитроватый вид, как будто она что-то знает, но не скажет.

Осенние каникулы в начальной школе Монк-Барн совпадают с конференцией, на которой я должна присутствовать. Большинство венецианских экологов и эксперты со всего мира, работающие над спасением Венецианской лагуны, собираются на пять дней в Кембридже. Как один из организаторов, я обязана быть там, а значит, нужно найти кого-нибудь, чтобы присматривать за Зои. Сперва я рассчитывала на детский сад, надеялась, что они подержат ее хотя бы неделю, но у них и так все забито. Когда Зои уйдет оттуда в начале сентября, другой ребенок сразу же займет ее место. И я вспомнила о Пэм.

– Без проблем, – согласилась она три месяца назад. – Запишу это в ежедневник. – Ни следа неуверенности, никаких «точно скажу ближе к делу». Надежность, сказала бы я еще сегодня утром, главная черта Пэм. Ежедневник цвета морской волны всегда при ней.

Кажется, у Пэм вообще нет личных интересов. Она одинока, и, насколько я могу судить, ее социальная жизнь ограничивается общением с родителями, с которыми она до сих пор ездит на отдых каждый год. Они останавливаются в отелях одной и той же сети по всему миру и собирают баллы, которыми Пэм очень гордится. Всякий раз, как мы разговариваем, она сообщает мне текущий счет, а я стараюсь изобразить восхищение. Однажды она заявила, что они с мамой всегда оставляют комнату в безупречном состоянии. «После нашего отъезда уборщицам там нечего делать, нечего!»

Книг она не читает, в кино или театр не ходит, не смотрит телевизор. Не увлекается никаким спортом, хотя вечно щеголяет в сиреневых или бледно-розовых спортивных костюмах, велосипедных шортах и куцых лайкровых топиках. Искусство ее не интересует: однажды она спросила, почему у меня на стенах висят «все эти картинки-кляксы». Она не любит ни готовить, ни есть, ни мастерить что-нибудь, ни работать в саду. В прошлом году Пэм сообщила, что больше не будет сидеть с детьми по выходным, поскольку ей нужно больше времени для себя. Понятия не имею, что она собиралась делать с этим временем. Однажды она упомянула, что они с родителями записались на курсы по витражу, но речь об этом больше никогда не заходила – не похоже, чтоб из этого что-нибудь вышло.

Сегодня, на мой вопрос об осенних каникулах, Пэм ответила:

– Я собиралась вам позвонить, но все никак руки не доходили.

– Все ведь в порядке, правда? – заволновалась я.

– Ну… есть небольшая закавыка, ага. Дело в том, что моя соседка уезжает в больницу в ту же неделю, и… в общем, я ужасно себя чувствую из-за того, что приходится вам отказывать, но я вроде как сказала, что посижу недельку с ее близнецами.

Близнецы. Мамаша которых заплатит Пэм вдвое больше того, что я заплачу за Зои. Серьезно ли она больна? Мать-одиночка? Мне необходимо было знать, что Пэм кидает меня по уважительной причине.

– Я думала, мы твердо договорились. Ты ведь сказала, что записала в свой ежедневник.

– Знаю, и мне очень жаль, но эта женщина ложится в больницу. Может, я подыщу вам кого-нибудь еще? Знаете что, а почему бы не попросить мою маму? Я уверена, она согласится.

Немалая часть меня склонялась к тому, чтобы быстренько согласиться, – часть, которая жаждала пропустить все неудобные подробности, лишь бы вопрос был решен. Иногда – нет, часто – я чувствую, что вся моя жизнь, а заодно и мой рассудок разлетятся на тысячу маленьких кусочков, если мне придется заниматься еще одним делом. На данный момент я начинаю день со списком из тридцати-сорока пунктов, которые требуют внимания. И с раннего утра до позднего вечера список этот крутится в моей голове, и каждый пункт его начинается с глагола: позвонить, заказать, забронировать, назначить, купить, сделать, приготовить, отправить, выписать счет…

Как легко было бы сказать: «Спасибо, Пэм, твоя мама отлично подойдет». Но я встречалась с матерью Пэм. Она коротышка и передвигается с таким трудом, что четырехлетнего ребенка доверять ей рискованно. И я сказала: «Нет, спасибо, сама что-нибудь придумаю». И не удержалась, добавила вполголоса, что надеюсь, ее соседка поправится.

– О, она не больна, – охотно объяснила Пэм. – Она себе пластику груди собралась сделать. За пару дней обернется, но проблема в том, что ни ее мужа, ни ее сестры на той неделе не будет, так что помочь ей некому, а после того, как сиськи сделают, тяжести поднимать нельзя, так что она не сможет носить близнецов, им всего по шесть месяцев.

– Пластику груди? Ты серьезно?

Пэм кивнула.

– А когда она тебя попросила? – Видимо, я что-то упустила.

– Пару недель назад. Я обещала, что и Зои тоже возьму, только вот мне нельзя больше троих за раз, а на ту неделю у меня еще один ребенок записан.

– Не понимаю, – стараясь сохранять спокойствие, произнесла я. – Мы договорились обо всем месяц назад. Ты пообещала, что запишешь в дневник. Когда тебя попросила соседка, почему ты просто не сказала «нет», не сказала, что уже занята?

Уголок рта Пэм чуть дернулся.

– Слушайте, я думала, что справлюсь с четырьмя, на одну-то недельку, но моя мама сказала – и она права, – что оно не стоит того, чтобы нарушать правила. Няням нельзя брать больше троих за раз. Я не хочу проблем.

– Я знаю, но… прости, если это звучит мелочно… но почему ты извиняешься передо мной, а не перед своей соседкой или родителями другого ребенка?

– Я подумала, вы это воспримете лучше, чем остальные родители. Вы более… покладисты.

Прекрасно, вот тебе наказание за хорошее поведение.

– Если я заплачу вдвое, это не изменит ситуацию? Если заплачу столько же, сколько мама близнецов? – Улыбаюсь самой ободряющей улыбкой. – Пэм, я в отчаянии. Кто-то должен присмотреть за Зои на той неделе, а ты ей очень нравишься. Не думаю, что она захочет остаться с незнакомым человеком…

Выражение сочувствия сползло с лица Пэм. Глядя в ее глаза, я буквально видела, как превращаюсь для нее в склизкую пупырчатую тварь.

– Я у вас денег не выпрашиваю, – отрезала Пэм. – Мне от вас лишнего не надо. Вы что вообразили, будто я вас шантажирую?

– Нет, конечно нет. Я просто… Господи, Пэм, прости, я не хочу тебя умолять, но поставь себя на мое место. Впереди у меня очень важная конференция. Я месяцы угрохала на ее организацию, так что никак не могу не поехать, и Ник не может бросить работу – весь свой отпуск он уже использовал. А ты меня подводишь ради женщины, которая пожелала большие сиськи? А попозже она не может свое силиконовое вымя смастерить?