Юлия Алейникова - Божья кара Страница 4

Тенгиз Карпович Трупп, главный редактор Тринадцатого телеканала, счастливым образом сочетал в себе основные черты национальностей, которым принадлежали его предки. От немцев ему достались дотошность, переходящая в скрупулезность, пунктуальность, переходящая в фанатизм, маниакальная любовь к порядку и дисциплине, требовательность к подчиненным. От грузин – темперамент, переходящий временами в бешенство, тонкий художественный вкус, иногда отдающий придирками, и любовь к женщинам и винам. От украинцев Тенгизу Карповичу достались бережливость, переходящая в жадность, лукавство, переходящее в изворотливость, и подозрительность ко всему новому, не переходящая ни во что. Пробить у начальства новый проект было равносильно подвигу.

И вот у этого типа Жене предстояло выбить, выманить, выклянчить, выудить разрешение на собственное журналистское расследование, а потом соответственно на время в эфире, в одной из рейтинговых социально острых программ. Девушка трусливо попятилась.

– Ну что вы там топчетесь? – не отрывая глаз от бумаг, спросил Трупп.

Женя замерла.

– Ну.

– Город накрыла волна самоубийств, – выпалила Женя.

– Та-ак, – поднимая крупную, чернявую, с лысеющей макушкой голову, протянул грозно Тенгиз Карпович.

– Гибнут молодые успешные женщины. Надо разобраться, – решительно зажмурившись, выдала Женя.

– Гм. – Серо-голубые глаза Тенгиза Карповича были невыразительно туповаты, что обычно ставило собеседника в затруднительное положение.

– Я сама была свидетельницей. Шла по мосту, а там девица за перилами. Я хотела спасти, но не успела, она раньше прыгнула, а потом меня полиция две недели на допросы таскала. Подозревали, что это я ее столкнула, – торопливо, взволнованно говорила Женя, опасаясь, что с минуты на минуту ее попросят за дверь. – А у Насти Чеботаревой подруга из окна выбросилась, двенадцатый этаж! В закрытом гробу хоронили! Тридцати еще не было.

– Та-ак. – Трупп уже стоял возле нее, расправив могучие плечи и поставив кривые, облаченные в модные узкие брюки ноги на ширину плеч. Поговаривали, что в молодости Тенгиз Карпович серьезно занимался вольной борьбой и даже входил в какую-то сборную. Ростом он был с Женю. – А вы кто? – задал он барышне короткий, полный значения вопрос.

Ну, вот и оно. Я начальник – ты дурак. Сиди не высовывайся, уныло подумала Женя, но вслух ответила:

– Сотрудница ваша. Потапова Евгения Викторовна. Из молодежной редакции.

– Та-ак. Потапова? Не помню, – хмуря густую широкую бровь, проговорил Трупп.

– У меня раньше синяя голова была, а теперь я подстриглась, – решила помочь ему Женя, рискуя потерять всякую надежду на самостоятельное задание.

– Си-ня-я, – по слогам проговорил Трупп и внимательно оглядел сотрудницу Потапову. – Синяя, – уже более твердо повторил он, и, отвернувшись, шагнул назад к столу и приземлился на него пятой точкой. – Значит, рисковать не боитесь, – сделал он неожиданный вывод. – Полиции в убийстве не признались. Так?

– Так, – кивнула совсем обалдевшая от такого развития событий Женька.

– Значит, крепкий орешек, – продолжил Тенгиз Карпович.

– А еще у меня есть связи в прокуратуре и стоматологии, – сообразив наконец, куда гнет шеф, поспешила добавить Женька.

– Прокуратура – это хорошо. Ты передачу «Пусть говорят» смотришь? – неожиданно сменил тему шеф.

– Нет. Времени нет.

– Зря. Посмотри. Скандалы, драки, взаимные оскорбления, побольше грязного белья и пикантных подробностей, вот залог успешного шоу, – наставительно проговорил Тенгиз Карпович. – Вот на них и налегай. Полицейский произвол, наркоманы, коррупция, любовники и любовницы, отравления, покушения, грязный секс. В общем, не мне тебя учить. Ты профессионал, вот и дерзай.

– Так, значит, можно? – не веря собственному счастью, переспросила Женька.

– Нужно. Срок четыре недели, потом эфир. Материал будешь представлять сама. Сразу же пробей, кого можно будет запустить в эфир из свидетелей. Не забывай, нам нужны скандалы и сенсации. Свободна. – И Тенгиз Карпович, вернувшись на место, снова уткнулся в бумаги, будто ее тут и не было.

– Лосева Анна Антоновна, – диктовала Жене данные погибшей женщины Настя. – Двадцать девять лет. Работала начальником кредитного отдела в банке. Сама она не питерская, приехала из Ярославля. Так что когда все случилось, никого из близких рядом не было.

– Интересно, а моя Коваленко была местной? – задумчиво спросила Женя, делая себе пометку в блокноте. Как здорово, что в полиции во время допросов ей в числе прочих задавали вопрос, когда она последний раз виделась с Ириной Александровной, на Женин вопрос «а кто это?», они благожелательно пояснили: «Погибшая Коваленко». Так Женя узнала имя и фамилию утопленницы.

Женя недавно вернулась от главреда и, не теряя времени, пылая энтузиазмом, взялась за дело. В первую очередь она отыскала Настю и сейчас проводила допрос с пристрастием.

– А на похороны родственники приехали? – задала следующий вопрос Женя.

– Мать с сестрой. Но они сами не знают подробностей случившегося. Лучше всего тебе с ее начальницей побеседовать. Аллой Дмитриевной. Она больше всех Ане помогала. Она и похороны организовывала, и вообще. Только подготовься сперва к встрече. Она баба суровая и властная, может и послать, – посоветовала Настя.

– А у тебя ее телефон есть?

– Да нет, откуда. Ты в справочнике посмотри, там наверняка есть. Рабочий, во всяком случае. А родственники сейчас у Аньки в квартире живут, у нее однушка на Пионерской, Аня ее три года назад купила. Если хочешь, телефон могу дать.

С работы Женя в этот день уходила последней. Она раздобыла рабочий телефон начальницы погибшей Ани Лосевой и договорилась с ней о встрече. Нашла в «ВКонтакте» и «Фейсбуке» страницы обеих погибших девушек. И покопалась в них, выделив наиболее активных респондентов, созвонилась с родными Ани Лосевой и пообещала заехать завтра вечером.

Домой Женя вернулась в начале десятого и тут же увидела полные укора и тоски глаза попугая Сильвера. Но вопреки привычке, она не стала причитать и извиняться, а, подбодрив пернатого друга, направилась в комнату, весело тараторя на ходу. Попугай заковылял следом.

– Ох, Сильвер, если бы ты знал, как нам повезло! – насыпая попугаю корм, делилась новостями Женя. – У меня собственное расследование, и если я справлюсь, материал пойдет в эфир!

Сильвер, большой серый попугай породы жако, был подарен Жене ее дядей-капитаном. Дядя жил на Дальнем Востоке, виделись они редко, но каждая встреча помнилась долго. Так, например, последний раз дядя Леша приезжал в их город лет восемь назад. Женя как раз окончила школу, в подарок она получила Сильвера.

Дядя клялся, что попугаю сто лет и что он привез его из Пуэрто-Рико. Попугай действительно знал несколько иностранных слов. Возможно, даже испанских. Но Женя была уверена, что дядя ради шутки сам его научил. Попугай оказался общительным, болтливым и, к безмерному удивлению Жениной семьи, умудрился подружиться даже с Матвеем, огромным вредным котом, считавшим себя единоличным властителем всего Жениного семейства. Но вот Матвей умер, и Сильвер ужасно страдал от одиночества и скучал по другу. А она, Женька, целый день пропадала неизвестно где.

– Ну, угощайся! – позвала попугая Женя, убирая пакет с кормом в шкаф.

Но Сильвер даже не шевельнулся. Он стоял в уголке за диваном, уткнувшись клювом в щель, всячески демонстрируя обиду. Пришлось Жене весь вечер его ублажать и заискивать.

Глава 4

Алла Дмитриевна Субботина, крупная, даже, можно сказать, могучая красавица блондинка пятидесяти лет сидела за своим рабочим столом, олицетворяя собой новую судьбу российской женщины. Она не была ни шпалоукладчицей, ни швеей-мотористкой, а директором крупного банковского филиала. Под ее началом трудился большой, профессиональный, в основном мужской коллектив. Но руководящие посты в филиале почему-то занимали исключительно женщины. Вот и Анечка Лосева была одной из выдвиженок Аллы Дмитриевны.

– Она к нам еще студенткой на практику пришла, – закуривая сигарету, произнесла Алла Дмитриевна, глядя мимо своей собеседницы на висящий на стене эстамп. – Девочка была отличницей, а наш банк принимает на практику только таких. Она мне понравилась. Я тогда завподразделением работала, и когда Аня пришла к нам по окончании вуза устраиваться на работу, я с удовольствием взяла ее к себе в отдел.

Алла Дмитриевна взглянула на замершую в кресле напротив журналистку. Молоденькая, тощая, глазищи огромные, и наряд этот немыслимый, юбка какая-то дурацкая, ярко-розовая. Аня была не такой.

– Аня всегда прежде всего о работе думала, она была карьеристкой в хорошем смысле слова, – проговорила она вслух. – Серьезная, ответственная, поэтому у нее на личную жизнь времени и не оставалось. А она очень семью хотела, детей, – печально заметила Алла Дмитриевна, туша в пепельнице недокуренную сигарету. – Я это потом уже поняла, когда у Ани первый выкидыш случился.