Мари Хермансон - С чистого листа Страница 4

В его воспоминаниях сцены с Ангелой сменяли одна другую, но он не мог вспомнить ни одного сказанного ею слова. Она вообще что-нибудь сказала? Они просидели в кафе не меньше трех часов. Он так много говорил. Неужели она не вставила ни словечка?

Из всего вечера он запомнил только две сказанные ею бесцветным голосом в снежной мгле фразы: «Мы могли бы встречаться чаще?» и «Можете заглянуть, когда будете проходить мимо».

Прошло несколько дней, Рейне стало ясно, что если он хочет снова увидеть Ангелу, то не стоит откладывать визит, чтобы приглашение не потеряло актуальности. Он не стал строить никаких особых планов, просто сел в трамвай, потом в автобус и приехал в пригород, на ту улицу, где жила Ангела.

Рейне быстрым шагом шел по улицам квартала. Он не любил пригороды. Сам он жил в темной тесной квартирке, но был рад, что проживает в большом городе.

Здесь же его окружал чуждый, враждебный мир. Между высокими домами сновали люди, приехавшие со всех концов мира. Встречались женщины с множеством детишек, с головы до пят укутанные в платки и обутые в топорные пластиковые сапоги.

Внезапно Рейне показалось, что над его головой пролетел самолет, но это, оказалось, за его спиной пронеслись двое мальчишек, спускавшихся на скейтборде с ближнего холма. Рейне отскочил в сторону, а один из сорванцов протянул руку к картонке с пирожными, которую Рейне нес с собой. Он быстро спрятал руку с картонкой за спину. Мальчишки громко расхохотались.

Стены лестничной клетки были вымазаны грязью, дверь одной из квартир — выбита. Какой-то придурок нажал в лифте все кнопки, и Рейне пришлось изрядно покататься вверх и вниз, пока лифт не остановился на нужном этаже.

Рейне помедлил, прежде чем позвонить в дверь. Ему было не очень приятно идти в гости без предупреждения. Правда, у Ангелы не было телефона, и она сама сказала, что он может зайти, когда захочет. Но кто знает, вдруг его визит окажется совсем некстати. Вдруг у нее в гостях кто-нибудь еще? Нет, опасности в этом не было никакой, но что, если она не одета? Может быть, она, как многие безработные, спит до полудня и выйдет встречать его заспанная, в ночной рубашке или нижнем белье. Эта мысль показалась ему отталкивающей и соблазнительной одновременно.

Он позвонил. Ангела была одета вполне прилично, хотя и не очень красиво. На ней была футболка и трико. Нерасчесанные волосы были стянуты розовой резинкой в узел, и прическа эта ей не шла. Она нисколько не удивилась его приходу.

— Ага, вот и вы, — только и сказала она и пошла в комнату. Обычно так впускают в дом кошек.

Ему пришлось самому искать крючок, чтобы повесить пальто.

Когда Рейне вошел в гостиную, Ангела уже сидела на диване, вернувшись к прерванному занятию: она смотрела телевизор и вязала.

Убранства в квартире не было практически никакого. Кроме дивана, прикроватного столика и телевизора — впрочем, совершенно новых, в комнате не было ничего. Ни ковров, ни занавесок, ни картин. Единственным источником света была электрическая лампочка без абажура под потолком.

— Вы только что сюда переехали?

Она кивнула, не отрывая взгляд от телевизора.

— Но вы ведь из Гётеборга, правда? У вас тамошний выговор.

— Да, но я часто переезжаю. Садитесь.

Рейне продолжал держать в руке картонку с пирожными.

— Может быть, у вас найдется кофе? Мы могли бы выпить кофе с пирожными.

Ангела сварила кофе, и они принялись его пить, сидя перед телевизором. Рейне видел, что Ангела рада его приходу. Он напряженно ждал, когда она примется за пирожные и снова погрузится в транс, как тогда, в кафе.

Наверное, Ангела действительно впала в вожделенный транс, но на этот раз не так отчетливо из-за того, что была поглощена телевизионной программой. Однако Рейне заметил, что время от времени Ангела закрывала глаза, а на ее полных жующих щеках обозначалась довольная улыбка.

Телевизионная программа прервалась на рекламу, но они продолжали пристально смотреть на экран. Когда пирожные были съедены, Ангела вновь принялась за рукоделие.

Так они и продолжали сидеть перед телевизором: Ангела вязала, а Рейне по большей части молчал.

Рейне не чувствовал неудобства, напротив, он сидел на диване, предоставив телевизору развлекать женщину. Время от времени он спрашивал разрешения переключить канал. Она кивала. Видимо, Ангеле было все равно, какую передачу смотреть.

Вязала она мастерски. Рука с крючком двигалась быстро и сноровисто. Ей не надо было смотреть на работу. Крючок двигался будто сам собой.

Так прошло около двух часов. Рейне встал и сказал, что ему пора идти.

— Можете как-нибудь еще заглянуть, — сказала Ангела, не отрываясь от телевизора.

С тех пор Рейне часто заезжал к ней. Ему нравилось сидеть на диване и смотреть телевизор, нравилось, что не надо быть милым и предупредительным. Ему нравились молниеносные движения ее вязального крючка, который жил своей независимой жизнью, куда более скорой и энергичной, чем жизнь его хозяйки. Нравилось ему и наблюдать, как Ангела ест пирожные и булочки.

Однако он больше не рассказывал ей о себе, как в тот первый раз, в кафе. Похоже, тогда он сказал все, что мог. Действительно, так выговориться можно только один раз в жизни.

Ангела о себе вообще не рассказывала. Он узнал лишь, что ей сорок два года и она до срока вышла на пенсию. Здесь, в пригороде, она поселилась недавно.

Рейне заметил, что она принимала какие-то таблетки. Можно было представить себе множество болезней, которыми можно страдать при таком ожирении, — повышение кровяного давления, астму, диабет. В ответ на его осторожный вопрос Ангела что-то буркнула о руках и со страдальческим видом потерла и помяла их, но Рейне так и не понял, что она имела в виду. Руки, наоборот, казались самой здоровой, самой живой частью ее тела.

С тех пор он вообще избегал задавать ей вопросы. Он мог себе представить, что за плечами у нее тот же тяжкий путь, что и у него, — путь, полный унижений, пренебрежительного отношения и стыда. Но кто знает, может быть, настанет день, когда она захочет все рассказать, и если в этот момент он окажется рядом, то Ангела встретит внимательного слушателя, который сохранит ее рассказ так же, как она выслушала его исповедь и сохранила ее в глубинах своего большого тела.

Однажды он принес с собой бутылку игристого вина с намерением соблазнить Ангелу. Но она решительно отмахнулась и сказала, что не пьет таких напитков.

Это была неудача. Он знал, что многие люди не приемлют алкоголь. Чего он не понимал, так это того, как такие люди ложатся вместе в постель.

Но потом Рейне вспомнил о ее слабости к сладкому и в следующий раз принес бутылку бананового ликера. Ангела отпила глоток и, ощутив сладость, просияла.

План удался на славу. Алкоголь сделал ее раскованной и доступной. Кроме того, его возбуждало, как она вытягивала губы, делая маленькие глотки.

Ангела оказалась очень застенчивой. Она не желала раздеваться под его взглядом, и ей было мало того, чтобы выключить свет в гостиной. Пришлось закрыть дверь, выключить свет в прихожей и закрыть рольставни, хотя никто не мог подсмотреть за ними в окно. В спальне должно быть совершенно темно.

Но разве в большом городе бывает полная темнота? Сквозь щели между полосками ставен просачивался свет с улицы, и Рейне видел, каким огромным было ее тело.

Стоя возле кровати, он почувствовал, как у него перехватило дыхание от такого невиданного зрелища. Внизу расстилался континент из холмов и длинных горных цепей. Между ними виднелись ущелья, овраги и пещеры, распространявшие едкий аромат индийских пряностей.

Он осторожно провел рукой по ее коже. Она оказалась мягкой и влажной. Казалось, тело Ангелы было сделано из какого-то иного материала, чем у других людей. Его собственное тело было жестким и костлявым. Когда он лег на нее, то почувствовал, как открылись его поры, словно для того, чтобы впитать всю эту влажность и мягкость.

После того он продолжал ездить к Ангеле, и их телевизионные вечера неизменно заканчивались в спальне. Банановый ликер понадобился для этого только в первый раз.

Рейне прежде не догадывался, сколько мужской силы таится в его тщедушном теле. Это было удивительное и радостное открытие. Иногда ему становилось неловко за напористость, но Ангела никогда ему не отказывала.

Правда, она никогда не проявляла инициативу, была пассивной любовницей. Во время самого акта неподвижно лежала под Рейне и позволяла делать с собой все, что он хотел. Она никогда не двигалась и всегда молчала. Лежала, как огромная белая гора со всем своим жиром, складками и бороздами. Она стала воплощением сексуальных фантазий Рейне, мучивших его, когда он был подростком. В этих фантазиях он грезил большими, толстыми спящими женщинами, которых он лапал и хватал во сне.