Питер Лавси - Пасьянс Даймонда Страница 4

По крайней мере, так должно быть.

Но в этот вечер в центре партера, где самые дорогие места, в самый душещипательный миг, перекрывая пение на сцене, раздался электронный сигнал. Он был намного громче, чем у будильников наручных часов, которые выключают перед входом в зрительный зал кинотеатров или театров. Какой-то вредитель пронес в оперу пейджер. Наиболее захваченные представлением зрители, не желая портить вечер, не обратили внимания на источник звука. Но не все оказались такими терпеливыми.

– Господи, да что же это такое? – воскликнул мужчина, хотя его голос только добавлял шума. Послышались советы:

– Да заткните вы его.

В третьем ряду, откуда раздался сигнал, седовласый мужчина в очках в черной оправе откинул полу смокинга, снял с пояса пейджер и нажал кнопку, выключающую пищалку. Инцидент продолжался не более шести секунд, однако он случился в самый неудачный момент.

Опустили занавес, певцов награждали аплодисментами, но в центральном партере на мужчину в третьем ряду смотрело не меньше людей, чем на Доминго на сцене. Нарушителю спокойствия доставались кинжальные взгляды презрения. Он громко хлопал и не сводил глаз с актеров, пытаясь игнорировать соседей. Но не мог ждать пощады. Ньюйоркцы отнюдь не славятся своей сдержанностью.

– Вот его бы я похоронил заживо!

– Почему пропускают таких идиотов?

– Я купил билет в чертову оперу, а не на деловую конференцию.

Идиот, о котором шла речь, продолжал энергично хлопать все шесть или семь выходов, пока в зале не начал меркнуть свет. Затем повернулся к своей спутнице – потрясающей внешности темноволосой женщине лет на двадцать моложе него – и попытался так увлечь ее разговором, словно ему и дела нет до всего остального Нью-Йорка.

Дама, к удовольствию покидающих зал зрителей, его не поддержала – она не желала покрывать промахи приятеля. Вскоре ее голос зазвучал громче, и обрывки фраз, когда она устроила своему спутнику головомойку, грозили сотрясти люстру.

– …никогда не испытывала такого унижения! И после этого ты думаешь, что я потащусь с тобой ужинать, а потом трахаться? Забудь!

Кто-то ее подбадривал:

– Молодец девчонка! Бортани его!

Именно так она и поступила – двинулась между рядов кресел, оставив кавалера смотреть ей вслед и качать головой. Он не стал догонять ее. Остался сидеть, благоразумно давая возможность тем, кому испортил настроение, покинуть зал. А когда никого из соседей не осталось, снова достал пейджер и набрал комбинацию цифр. Получив ответ на дисплее, запустил руку во внутренний карман, достал мобильный телефон и, не обращая внимания ни на кого, вытянул на всю длину антенну.

– Сэмми, дружок, когда ты пытаешься со мной связаться, выбирай время. – Слушая ответ, он удобнее устроился в кресле и положил ноги на спинку переднего ряда. – Черт возьми, я ради тебя же надеюсь, что эта новость потянет на девять и девять десятых по шкале Рихтера.

То, что ему сказали, видимо, взволновало Манфреда Флекснера. Он убрал ноги со спинки кресла и подался вперед, взъерошив волосы. Через шесть минут, качая головой и стараясь сохранять спокойствие, покинул здание и, оказавшись на площади, вдохнул свежий воздух. В этот вечерний час эспланада была запружена «соболями» и «норками»: балетоманы и публика из филармонии соревновались с любителями оперы, пытаясь первыми схватить такси. Флекснера на противоположной стороне улицы ждал лимузин с водителем, поэтому он был избавлен от необходимости с боем бросаться за каждой машиной. Но и домой пока не собирался.

Некоторое время Флекснер смотрел на подсвеченный прожекторами фонтан. За последние полчаса он успел прервать своим пейджером представление, лишиться спутницы и скатиться на сорок пунктов на международной фондовой бирже. Теперь ему требовалось выпить.

На следующее утро мир не стал счастливее. Он наблюдал, как растворяется с шипением в стакане на столе алказельцер и размышлял, почему все так происходит. Лекарственные препараты были сферой его бизнеса.

Бизнеса Манфреда Флекснера.

А вот теперь он пользовался препаратом конкурирующей фирмы. Всю жизнь Мэнни работал в ожидании дня, когда какой-нибудь лидер на рынке вроде алказельцера подставит ему плечо и обеспечит надежный сбыт продукции на обозримое будущее. Его история была типичной для парня из Нижнего Ист-Сайда, у которого варит голова. Он помаленьку зарабатывал таксистом, жил экономно и инвестировал сбережения. Рано, как все предприниматели, осознав, что личными силами и средствами всего не решить, взял в банке кредит и купил долю в предприятии по наклеиванию этикеток на упаковки с лекарствами. Мэнни успел захватить почти весь рынок, когда появились самоклейки, и накопил достаточно денег, чтобы заняться самими лекарствами. Шестидесятые и семидесятые годы были прибыльными для фармакологической индустрии. Флекснер приобрел несколько компаний в США и вышел на международный уровень, дальновидно покупая в Европе и Южной Америке. Один из его продуктов – капрофикс, средство от ангины, стал надежным источником дохода и стабильно продавался.

Затем наступил спад. Фармакологическая индустрия в большой степени зависит от разработки новых лекарств. Компании не способны выжить, если торговая сторона дела не подкреплена серьезными исследовательскими программами. В начале восьмидесятых годов работающие на «Манфлекс» ученые открыли новый антигистаминный препарат с перспективой применения против язвы желудка и двенадцатиперстной кишки. Его запатентовали и присвоили товарный знак фидоксин. Рынок противоязвенных лекарств огромен. В то время на нем властвовал тагамет компании «Глаксосмитклайн», оценки продаж которого перевалили за миллиард долларов. Был на подходе также зантак, он впоследствии стал самым продаваемым лекарством. Но и Мэнни Флекснер не дремал.

Первые опыты с фидоксином обнадеживали. Мэнни вложил много денег в разработку препарата и испытания в практических условиях, чтобы удовлетворить требования Федерального совета, рекомендовавшего Управлению по контролю за продуктами и лекарствами не выпускать в продажу без утверждения ни один препарат. К 1981 году компания «Манфлекс» готовилась обойти на миллиардном рынке своих конкурентов, но вдруг у принимающих фидоксин больных обнаружились отдаленные последствия. Любое лекарство обладает побочным эффектом, но серьезное нарушение работы почек недопустимо. Мэнни нехотя смирился с потерями и оставил проект.

Слишком многое было поставлено на этот препарат, и в восьмидесятые годы он не стал ввязываться в новые исследовательские разработки. Спад девяносто первого года ударил по «Манфлексу» больнее, чем по конкурентам. Лишь благодаря старому, испытанному капрофиксу компания удержалась в первой десятке в США, однако скатилась с четвертого на седьмое место. Если не ниже – Мэнни больше не хотел проверять.

Сегодня все и того хуже. Он держал в руке «Уорлд-стрит джорнал». Его акции рухнули в Токио и в Лондоне. А в чем причина?

– Грандиознейший фейерверк в истории, вот как они это называют, – сказал он своему вице-председателю Майклу Липману, бросая ему газету. – Представление на двадцать миллиардов лир. Можно было наблюдать за тридцать километров к югу от Милана. Это сколько по-нашему, Майкл?

– Около двадцати миль.

– Нет, в долларах?

– Не так страшно, как звучит. Приблизительно семнадцать миллионов баксов.

– Не так страшно, как звучит, – повторил Мэнни. – Целый завод превратился в дым, четверть наших итальянских владений!

– Страховка, – пробормотал Майкл Липман.

– Страховка покрывает здание завода и материалы. Но в том же здании находились исследовательские лаборатории. Велись испытания препарата от депрессии. Подчеркиваю: депрессии. Надеюсь, хоть что-нибудь из материалов сохранилось. Мне это очень нужно. Исследование невосполнимо, и рынок на это отреагировал. Есть новости из Италии? Неужели все превратилось в прах?

Липман кивнул:

– Час назад я разговаривал с Рико Виллой. Картина такая – гора белого пепла. – Он подошел к бару и взял бутылку виски. – Налить?

Мэнни покачал головой и показал алказельцер.

– Не возражаете, если я себе плесну?

Тридцати семи лет, ростом шесть футов и два дюйма, светловолосый, Майкл Липман был не таким вспыльчивым, как босс. Он был шведом, и, видимо, его шведская половина блокировала приступы ярости. Пришел в «Манфлекс» пять лет назад без всяких усилий со своей стороны – просто Флекснер в то время купил маленькую компанию в Детройте, которой тот управлял. Из всей компании Липман оказался единственным полезным приобретением – думающий, креативный, с хорошими организаторскими способностями. С крутым шефом у него сложились хорошие отношения, и через год его пригласили в правление.

– Никто пока не умер? – По тону Мэнни было понятно, что он ожидает самого худшего.