Дэвид Моррелл - Рэмбо Страница 4

Парень пожал плечами и очень медленно встал. Вывернул карманы джинсов, в которых ничего не оказалось.

- Ты не вывернул карманы куртки, - заметил Тисл.

- Боже мой, вы правы, - В карманах куртки оказались два доллара двадцать три цента и пакетик GO Спичками.

- Зачем тебе спички? - спросил Тисл. - Ведь ты сказал, что не куришь.

- Мне нужно разводить костер, чтобы приготовить пищу.

- Но у тебя нет ни работы, ни денег. Где ты берешь пищу?

- Какого ответа вы от меня ждете? Что я ее краду?

Тисл посмотрел на спальный мешок парня, прислоненный к скамье, недоумевая, где могут быть документы. Он развязал мешок и развернул его на полу. Внутри оказались чистая рубашка и зубная щетка. Когда он начал прощупывать рубашку, парень сказал:

- Эй, я эту рубашку долго гладил. Постарайтесь не помять.

И тут Тисл вдруг почувствовал, что чертовски устал от этого парня.

Он нажал на кнопку интеркома на столе.

- Шинглтон, ты видел этого парня, когда он проходил. Передай по радио его описание полиции штата. Скажи, я хочу, чтобы его идентифицировали как можно быстрее. Потом взгляни, не соответствует ли он какому-нибудь описанию в наших досье. У него нет ни работы, ни денег, но выглядит он упитанным. Я хочу знать, как ему это удается.

- Значит, вы решили пойти на обострение, - сказал парень.

- Ошибаешься. Это не я решил.

Глава 8

В кабинете мирового судьи стоял кондиционер. Время от времени он жужжал и погромыхивал, и так сильно охлаждал воздух, что Рэмбо начал дрожать. На человеке за столом был просторный голубой свитер. Его звали Добзин, о чем свидетельствовала табличка на двери. Он жевал табак, но, увидев Рэмбо, перестал.

- Ну, будь я... - сказал он, скрипнув вращающимся креслом. - Когда ты мне звонил, Уилл, ты должен был сказать, что в город приехал цирк.

Ну началось. Везде одно и то же. Всегда. Дело принимало поганый оборот, и он понимал, что ему следует уступить, иначе эти люди могут причинить ему массу неприятностей. Однако ж ему снова швыряют в лицо дерьмо, снова не дают житья, и будь он проклят, если снова смирится с этим.

- Послушай, сынок, - сказал Добзин. - Я должен задать тебе один вопрос, я просто не могу его не задать. - У него было очень круглое лицо. Когда Добзин говорил, он языком запихивал табак за одну щеку, отчего она вспухала. - Я вижу ребят по телеку, они демонстрируют, бунтуют и вообще...

- Я не хожу на демонстрации.

- Интересно, у тебя не чешется от волос шея?

Всегда они спрашивают одно и то же.

- Раньше чесалось.

Добзин почесал бровь, обдумывая свой ответ.

- Да, наверное, ко всему можно привыкнуть, если, конечно, очень захочешь. А борода? Чешется под ней в такую жару?

- Бывает.

- Тогда зачем ты ее отрастил?

- Мне нельзя бриться из-за раздражения на лице.

Стоявший у двери Тисл, хихикнул.

- Погоди секунду, Уилл, быть может, он говорит нам правду.

Рэмбо не устоял перед искушением.

- Нет.

- Тогда зачем ты все это сказал?

- Надоели вечные расспросы насчет бороды.

- А почему ты отрастил бороду?

- У меня раздражение на лице и мне нельзя бриться.

Добзин словно получил пощечину.

- Ну, пожалуй, я сам на это напросился, - сказал он через некоторое время, медленно растягивая слова. - Верно, Уилл? - Он коротко хихикнул. - Взял и сел в лужу. Это уж точно. Да, да. - Он пожевал табак. - Так какое у тебя обвинение, Уилл?

- Их два. Бродяжничество и сопротивление аресту. Но это для начала, просто чтобы его задержать, пока я выясню, не разыскивают ли за что-нибудь этого парня. Лично я думаю, что его разыскивают за кражу.

- Займемся сначала бродяжничеством.

Это так, сынок?

Рэмбо ответил, что нет.

- У тебя есть работа? Ты располагаешь суммой больше десяти долларов?

Рэмбо сказал, что нет.

- Тогда ничего не поделаешь, сынок. Ты бродяга. За это полагается пять суток тюрьмы или пятьдесят долларов штрафа. Что выберешь?

- Я только что сказал, что у меня нет десяти, где же черт возьми, я возьму пятьдесят?

- Ты находишься в зале суда, - сказал Добзин, резко наклонившись вперед. Не потерплю бранных выражений в моем суде. Еще одно нарушение, и я накажу тебя за неуважение к суду. - Он умолк и принялся с задумчивым видом жевать табак. Мне так будет трудно сохранить беспристрастность, когда придется выносить приговор по второму обвинению. Я имею в виду сопротивление аресту.

- Невиновен.

- Я тебя еще не спрашивал. Подожди, когда спрошу. Что там с сопротивлением аресту, Уилл?

- Я его подобрал, когда он пытался сесть в попутную машину, и сделал одолжение, вывезя за город. Я подумал, для всех будет лучше, если он у нас не задержится. - Тисл помолчал. - Но он вернулся.

- У меня на то есть право.

- Я опять увез его из города, а он снова вернулся, а когда велел ему сесть в мою машину, он отказался. И подчинился только под угрозой применения силы.

- Думаете, я сел в машину, потому что испугался вас?

- Он не хочет назвать свое имя. :

- А зачем оно вам?

- Говорит, что у него нет документов.

- За каким чертом они мне нужны?

- Хватит, хватит, я не могу сидеть тут вечно и слушать, как вы препираетесь, - прервал их Добзин. - Моя жена больна, и я должен был в .

Пять уже быть дома и готовить детям обед. Тридцать суток тюрьмы или штраф двести долларов. Что выбираешь, сынок?

- Две сотни? Господи, я же только что сказал, что у меня и десяти нет.

- Тогда тридцать пять суток тюрьмы, - объявил Добзин, поднимаясь и расстегивая свитер. - Я хотел отменить пять суток за бродяжничество, но ты ведешь себя хуже некуда. Мне пора. Я опаздываю.

Кондиционер зажужжал и загрохотал пуще прежнего, и Рэмбо теперь не знал, отчего он дрожит - от голода или от ярости.

- Эй, Добзин, - вы еще не спросили, виновен ли я в сопротивлении аресту, сказал он.

Глава 9

Рэмбо направился было обратно в кабинет Тисла.

- Ну, нет, теперь сюда, - сказал Тисл и указал на последнюю дверь справа, с решеткой в маленьком окне вверху. Он хотел отпереть ее ключом, но тут заметил, что дверь приоткрыта на четверть дюйма. Недовольно покачав головой, Тисл распахнул дверь, Рэмбо увидел лестницу с железными перилами и цементными ступенями. На потолке горели люминесцентные лампы. Рэмбо вошел, Тисл тут же последовал за ним и запер дверь. Они стали спускаться, сопровождаемые двойным эхом.

Рэмбо издали услышал шум льющейся воды. Цементный пол был мокрый и отражал флюоресцентные огни, у дальней стены тощий полицейский поливал из шланга пол камеры. Увидев Тисла и Рэмбо, он перекрыл воду.

- Голт. - Голос Тисла отозвался гулким эхом. - Почему верхняя дверь опять отперта?

- Разве я?.. Но ведь у нас нет сейчас заключенных. Последний недавно проснулся, и я его выпустил.

- Не имеет значения, есть у нас заключенные или нет.

Стоит тебе привыкнуть оставлять дверь незапертой, когда у нас никого нет, и ты можешь забыть запереть ее, когда у нас кто-то будет. Так что изволь запирать дверь всегда.

Рэмбо было здесь также холодно, как и в кабинете Добзина, он дрожал. Ему казалось, что лампы на потолке чуть ли не касаются его головы, но все равно было слишком темно. Железо и цемент. О Господи, напрасно он позволил Тислу привести его сюда. Когда они шли от судьи, надо было вломить Тислу и убежать. Уж лучше спастись бегством, чем провести здесь тридцать пять дней.

Но, сказал он себе, какого же черта ты ожидал? Сам напросился, разве нет? Не захотел уступить.

Вот именно - не захотел. И сейчас не хочу. Если меня запрут, это еще не значит, что мне конец. Буду сопротивляться. Чтобы когда придет время отпустить меня на свободу, Тисл вздохнул бы с облегчением.

Конечно, ты будешь сопротивляться. Смех да и только. Посмотри на себя. Ты уже дрожишь. Ты же знаешь, что тебе никак нельзя сидеть в камере. Двое суток в тесной камере - и ты свихнешься.

- Вы должны понять, что мне здесь нельзя оставаться. - Это сорвалось с языка против его воли. - Сырость. Я не выдержу пребывания в сыром месте.

Когда Рэмбо попал в плен, его долго держали в камере, где земляной пол был вечно сырой.

Вот и расскажи ему об этом, черт возьми.

Но он еще решит, будто я его умоляю.

Ну вот, подумал Тисл, сейчас, когда уже поздно, парень пришел в чувство и пытается выкрутиться. Тисла ужасно раздражала такая непутевость - ведь парень фактически сам запрятал себя сюда.

- Скажи спасибо, что здесь влажно. Что мы все моем из шлангов. По уик-эндам здесь сидят пьяные, и когда мы в понедельник их вышвыриваем, со всех сторон свисает блевотина.

Тисл окинул взглядом камеры, блестевшие лужицами воды.

- Хоть ты, Голт, и оставляешь ту дверь наверху открытой, моешь ты прекрасно, - заметил он. - Немедленно принеси парню все, что полагается. - Эй, ты, - повернулся он к Рэмбо, - думаю, средняя камера тебе подойдет. Иди туда, снимай сапоги, брюки, куртку. Оставь на себе носки, трусы, свитер. Сними все украшения, цепочки, если есть, часы... Голт, на что ты там уставился?