Наталья Андреева - Любовь.ru. Любовь и смерть в прямом эфире Страница 4

Третья пара, видимо, Люська и солидный мужик в дубленке. На вид ему лет тридцать пять, может, чуть больше. Кроме того, что хорошо одет, ничего примечательного в нем больше нет: самый обычный, среднего роста, среднего возраста, средней комплекции, с лицом зауряднейшим. А Стас еще жаловался, что он никому не интересен! А этот? Интересен? Да чем же? Самый заурядный тип! Но, кроме «Привет, привет!», существенная добавка: «…всем моим многочисленным родственникам, спонсорам, Петру Ивановичу, Ивану Петровичу..» Видимо, кто-то за камерой махнул рукой: «Хватит, хватит!» Что ж, типичный игрок? Есть такая порода людей. Принимают участие везде, где только можно, поддерживаемые многочисленной родней, радующейся, что в семье есть телезвезда. «Вы берете приз?» — «Да, конечно, я беру приз». — «Приз в студию!» Люська перед ним устоит, ее драгоценный Сережа и красивее и умнее.

Так, а эта мадам явно остается без пары. Пенсионер для нее староват, мужик в дубленке лет на десять моложе, два других — совсем юнцы. Мадам лет сорок пять, выглядит она плохо, и вся какая-то издерганная. Лицо такое, будто у нее с утра разлилась желчь. Ну зачем ей миллион? По всем замашкам — старая дева, теперь уже окончательно сделавшая выбор в пользу ненависти ко всему мужскому племени, потому и без пары. Должно быть, по замыслу режиссера, она должна всем вредить и расстраивать свидания. Этакая дуэнья при влюбленных.

Женщин больше, чем мужчин. Пять на четыре. Кто знает, почему такое соотношение? Но эта девушка на вид очень странная. Хотя теперь все они такие. Унисекс: короткая стрижка «ежик», джинсы, тяжелые ботинки на толстенной подошве, на спине рюкзачок, на голове наушники от плейера, в кармане куртки он сам и кассеты. Лет двадцать с небольшим. Что в ней интересного? Типичность, что ли? На ее месте могла быть любая из вас!

Ее пара — интересный парень лет двадцати семи — тридцати, волосы темные, глаза голубые и, кажется, очень знакомые… Глаза?!

«Черное»

Она кинулась к телефону. Трубку подняли мгновенно. И одновременный возглас:

— Нет, ты видел?! (а!)

— Стас, ты смотришь?

— А что я, по-твоему, делаю?

— А его?

— Твоего «Ромео»?

— Он давно уже не мой.

— Теперь, я так понимаю, этой девки с плейером?

— Думаешь, он ради нее?

— Расклад очевиден: четыре на четыре и недовольная леди.

— Это надо остановить! Он же чокнутый!

— Я, конечно, сейчас позвоню куда следует, но не успеем. Они уже к дому идут.

— Ну и что?

— Сейчас их запрут. На восемь недель.

— Его нужно оттуда вызвать, снять с «Игры», подогнать к крыльцу милицейскую машину, арестовать.

— Милая, он все равно никуда не денется. Там, возле дома, круглосуточно будет дежурить народ. Игра есть игра. Я, конечно, выясню, как Градов попал в эту компанию, но боюсь, что не случайно. Думаешь, режиссер ничего не знает о его «талантах»?

— Все равно надо поставить сотрудников по борьбе с компьютерными преступлениями в известность, — решительно сказала Люба, — что Алексей Градов преступник, они давно его ищут.

— Ну, он не обычный преступник — компьютерный взломщик. В принципе существо безобидное. Для жизни и здоровья окружающих людей. В этом доме ему взламывать нечего, там даже телевизора нет, не то что компьютера. Слушай, а вдруг он затеял весь этот спектакль ради тебя? А?

— Ты смеешься?

— А что? Знаешь, на что способен мужчина ради любимой женщины? Вдруг он решил стать знаменитостью? Телезвездой? Покорить наконец твое сердце?

— Пока мы с тобой болтаем, они в дом заходят. Сейчас дверь захлопнется!

— Ну и черт с ней. Успокойся.

Люба замолчала, посмотрела на экран. Алексей Градов, стоя на пороге, приветственно махнул рукой, показалось вдруг, что лично ей. «Привет! Я же говорил, что мы еще встретимся! Но на этот раз я придумал кое-что поинтереснее!»

Вошел он в дом последним, и дальше камера, находящаяся снаружи, показала, как вокруг дома машины тщательно насыпают, а потом разравнивают снег. Широченная полоса снега — несколько метров, захочешь пройти — провалишься по пояс. И следов не скрыть. Игра есть игра — эти девять теперь достояние общественности. Камеры в особняке включились. Время пошло.

Воскресенье, с восьми до одиннадцати вечера, канал ММ-2, прямой эфир

— Ой, прелесть какая! Цветочки! — Виолетта трогает пальчиком крупный темно-зеленый лист пальмы.

— Искусственная, — тут же со знанием дела замечает мужик в дубленке. — Однако жарковато!

— Цветы — мое хобби. — Бабулька в крохотной шляпке-таблетке со вздохом заводит глаза, косится на камеру.

Люба удивляется: бабулька-то — актриска! Или участники «Игры» обо всех камерах в доме прекрасно осведомлены, или у бабульки особое чутье?

— …Я просто обожаю цветы!

— Как мы будем делить комнаты? — деловито и сухо спрашивает всем недовольная дама.

— А разве Август Янович… — заикнулся было пенсионер.

— Тихо! — резко обрывает его Семен Сайкин. — Чья комната внизу? Кто у нас любит одиночество?

— И прохладу. — Бабулька ежится, плотнее закутываясь в шаль.

— Жарко же! — косится на нее мужик в дубленке.

— Нет, холодно, — не соглашается бабулька.

— Извините, я не дам вам регулировать отопление.

— А я…

— Короче, кто внизу? — настаивает красивый Сайкин.

— С вашего позволения. — Дама поднимает с пола свой чемодан.

— Я помогу! — тут же засуетился блондин, затылком явно чувствуя камеру.

— Не надо, я сама. — Дама подхватывает чемодан, высоко вскидывает голову и направляется к двери. Телекамера на время оставляет ее в покое. Но в комнате, куда она вошла, все пишется на пленку. Для ночного эфира.

Группа из восьми человек поднимается на второй этаж. Лестница деревянная, узкая и очень крутая.

— Только на эшафот по такой лестнице подниматься, — бормочет Алексей Градов.

— Ха-ха!

— Хе-хе!

— Какая прелесть! — Виолетта не устает умиляться искусственными цветами, не забывая при этом изящно переступать ножками в ботфортах, словно она на показе мод.

Остальные молчат. «Видимо, напряженно размышляют, что бы такого умного сказать», — подумала Люба. Только Градов выглядит совершенно равнодушным к включенным телекамерам.

На втором этаже восемь комнат, объединенных по две общими, так называемыми совмещенными санузлами. Из каждой ванной в комнаты ведут две двери, запирающиеся на щеколды. Пока остальные колеблются, Люська-Апельсинчик без размышления объединяется общей ванной с Виолеттой. Бабулька, заглянув в одну из комнат, умиляется:

— Какая чудная картина!

Над кроватью с небольшим наклоном висит в тяжелой раме натюрморт, изображающий вазу с цветами. На Любин взгляд, совершенно нелепое ассорти из ирисов, сирени, анютиных глазок и прочей разноцветной травы. Доминируют ирисы, а старушка отчего-то в восторге:

— Если никто не будет возражать…

Пожав плечами, мол, а мне вообще все равно, девушка с рюкзаком на спине направляется в соседнюю комнату. Семен Сайкин, взглянув на Алексея Градова, спросил:

— Не против?

Тот молча кивает, и вопрос с остальными комнатами решен. В принципе все они одинаковы: и размером, и находящейся в них мебелью. Следующий час разными камерами по очереди показывают, как участники «Игры» распаковывают вещи.

Люба минут пять с интересом смотрит, как Люська и Виолетта ставят на полочку в ванной комнате шампуни, бальзамы, кремы, гели для душа, дезодоранты и еще какие-то пузырьки. Апельсинчик — дешевые, с оптового рынка, манекенщица — дорогие, из фирменных магазинов. Не выдерживает, конечно, Виолетта:

— Не этот ли шампунь окрашивает волосы в такой изумительный цвет?

— Этот, — невозмутимо кивает Люська и тут же протягивает флакончик Виолетте: — Попробуешь?

— Нет уж, спасибочки! Боюсь, волосы вылезут.

— Конечно, если их так мало… Да, у лучшей подруги есть шанс. В другой ванной комнате:

— Милочка, меня зовут Серафима Евгеньевна.

— Зося.

— Какое интересное имя! Ваши родители, простите, не поляки?

— Вам-то что?

Глубокий вздох и очи, возведенные к небу: «Какая невоспитанная пошла молодежь!» Определенная ничья. А Сайкин и Градов налаживают дружеские контакты.

— Ты вообще-то чем занимаешься? — Блондин смотрится только в зеркало. Старательно изучает свое красивое лицо.

— Сейчас конкретно ничем. Но вообще-то я программист.

— А кто это?

— Ты компьютер видел когда-нибудь?

— А то! Научишь?

— Здесь нет компьютера.

— Разве?

Пенсионер косится на электрическую бритву солидного мужика, который уже сбросил дубленку, остался в спортивном костюме «Адидас»: