Марк Фурман - Концерт в криминальной оправе Страница 4

— Доктор, вся грудь, бля, огнем горит, — пожаловался он. — Нет, ли чего выпить? Помоги, других лекарств не надо. Огонь огнем тоже гасят.

Балашов достал флакон со спиртом для инъекций, прикинул содержимое на глаз, грамм эдак 50, не больше. Это, что слону дробина… И тут он вспомнил о портативном стерилизаторе для игл, доверху наполненном 96-градусным спиртом.

«Там наверняка все 150 будет, — обрадовался он. — И если слить все вместе, стакан наберется». Так дробно, небольшими порциями, дрожа над каждой каплей, он влил в воспаленный жадный рот Леонтьева весь имевшийся в наличии спирт. Оставшаяся дорога показалась ему длинной и бесконечной. Довезя бригадира до больницы живым, Балашов сдал его дежурным хирургам, уже готовым к операции… А еще через неделю, на врачебной конференции все услышали лестные слова, сказанные в его адрес заведующим хирургическим отделением многоопытным Петром Евгеньевичем:

— В сложной ситуации, коллеги, доктор Балашов не растерялся, с максимальной пользой использовал имевшийся у него и, оказавшийся спасительным, спирт. Тем самым в значительной мере облегчил шоковое состояние больного. Представьте, у этого Леонтьева оказались сломанными 22 ребра из 24, причем имелись двойные переломы. Как он выжил, для меня и теперь остается загадкой. Правда, парень оказался с поистине богатырским здоровьем, еще молодой, ему на днях ровно тридцать и стукнет…

После той памятной ночи Игорь Михайлович видел Андрея Леонтьева еще пару раз. Месяц спустя, когда он выписывался из больницы да следующим летом на футболе. А еще через год, пройдя специализацию по кардиологии, Балашов вместе с семьей покинул провинциальную Шумерлю, переехав во Владимир.

Ресторан «Черная пантера», в который Леонтьев пригласил Игоря Михайловича, находился на Садовом кольце, неподалеку от Курского вокзала. Свободных мест в двух просторных залах почти не было. Из разговоров Балашов понял, что не только они, но и многие решили таким образом — в тепле застолья скоротать время. Рядом уже слышались тосты, шутки и анекдоты, женский смех, официанты сбивались с ног, обслуживая разом нагрянувших посетителей.

— Если, что и произойдет, наверняка услышим, — неудачно сострил приятель Леонтьева, представившийся Романом Александровичем. Худощавый, с темной в проседи шевелюрой, в модной черно-белой косоворотке с металлическими пуговицами и безукоризненно сшитом «клубном» пиджаке из клетчатого твида, быстротой движений и блеском глаз он напоминал цыгана. Родом же, как выяснилось позже, происходил из той же Шумерли.

Протянув девушке, принявшей заказ, три сотенные купюры Леонтьев мягко попросил: — Обслужи, милая, поскорее. У нас по ходу не более двух с половиной часов, так что тащи все разом. И горячее тоже. Быстро обернешься, бабки удвоятся.

Первый тост Леонтьев торжественно и длинно провозгласил за здоровье и врачебную профессию Игоря Михайловича. А уже получасом спустя, когда с азартом приняли по второй рюмке марочного армянского коньяка (щедрые чаевые, похоже, сработали), их стол ломился от изобилия яств с разными блюдами и закусками.

Баженов узнал, что Леонтьев с Романом Александровичем успешно занимаются бизнесом, сейчас работают на пару в Чебоксарах. Там им принадлежит несколько бензозаправок, большая автостоянка, магазин.

— Сейчас возвращаемся из Тюмени, — доверительно сообщил Леонтьев. — Там заключили несколько выгодных контрактов сроком на два года. Хоть Рома и действует от «Славнефти», а я от «ЛУКОЙЛа», но в целом мы деловые партнеры. Как принято нынче говорить, друзья-соперники.

Приятно охмелев и расслабившись, Балашов потянулся к сигаретам. И вот тут, едва он затянулся «Парламентом», Роман, цыганисто улыбнувшись, вдруг произнес: — Вот Андрюшу вы, доктор, признали. А ведь и со мной тоже однажды встретиться довелось. Поначалу у Курского я вас не узнал. А как увидел якорек на руке, понял — это тот самый врач, с шумерлинской скорой.

— Что ж, напомните, — поднесенная ко рту сигарета чуть дрогнула в руке Балашова. — Врачам с многими доводится встречаться, а якорек, так он давно. В юности я на Северном флоте служил.

— А стоит ли? — В воцарившейся за столом тишине вопрос Романа прозвучал неуместно. Однако, было заметно, что ему не терпится продолжить разговор.

— Не тяни, Рома, кота за хвост, — резко вспылил Леонтьев. — Времени у нас немного, и Игорь Михайлович, как тебе известно, дорогой для меня человек. Так что, колись, рассказывай.

Из двух человек, сидящих рядом с Балашовым, похоже, именно Леонтьев был за старшего. Роман как-то сразу утратил гонор и, подчинившись, спросил: — Возможно, Игорь Михайлович, вы вспомните тот поздний августовский вечер, когда к вам на скорую заглянули три мужика…

Леонтьев, опешив от неожиданного поворота разговора, хотел остановить приятеля, но тот, не заметив его протестующего жеста, на кураже продолжил: — Итак, великолепная звездная ночь, и трое, сбежав из лагеря, уйдя от погони, вышли из леса. Двоим из нас потребовались наркотики, в общем — обыкновенный морфий. Других сильных препаратов тогда просто не существовало.

Последняя фраза буквально, словно взрывом, отбросила Балашова лет на двадцать назад. Он тотчас вспомнил трех уголовников, неожиданно появившихся у деревянного домика скорой, себя, молодого врача, медсестру Татьяну, дремавшую у телефона. Кивнув на чемоданчик в углу, обросший щетиной, квадратный главарь в линялой, пропахнувшей потом футболке, настойчиво попросил:

— Сделайте нам, доктор, по укольчику, и сразу же разойдемся, как в море корабли. И поторопись, красивый, душа горит.

— Это мы мигом, что за проблемы? — словно не понимая его, Балашов раскрыл врачебный саквояж. — Есть анальгин, сердечные, если от желудка, то но-шпа и амальгель помогут…

Быстрым хищным взглядом охватив содержимое, главный угрожающе произнес: — Ты нам, лепила, дуру не гони. Вот с этих коричневых ампулок и начинай. Коли по две на брата и в вену…

Балашов заметил, что другой бандит, пониже ростом, уже держит в руке выкидной нож с длинным узким лезвием. Еще он запомнил расширенные от ужаса огромные зрачки Татьяны, поняв, что сопротивление бесполезно.

Внутривенные инъекции морфия он сделал двоим, третий, самый молодой, отказался от уколов. Забрав оставшиеся ампулы с наркотиками, уголовники столь же стремительно покинули помещение скорой, растворившись в ночи…

— Вот я, Игорь Михайлович, был тем третьим, кому вы не делали уколов, — голос Романа вернул Балашова к действительности. — Теперь, за давностью срока, я вроде бы реабилитирован и хочу попросить прощения за тот ночной беспредел.

— Да что ваши извинения, Роман Александрович, — вяло среагировал Балашов. — Конечно, в жизни всякое случается. Но вот уж не думал, что судьба преподнесет нам, почти через двадцать лет столь неожиданную встречу. А что касается беспредела, как изволили выразиться, то тогда такого слова просто не существовало.

Он взглянул на часы. Отпущенное время пролетело незаметно, ровно через час пойдет последняя электричка на Владимир. Леонтьев расплатился, они в спешке допили коньяк и двинулись к вокзалу. Но прежде, уже в гардеробе, он передал Балашову свою визитную карточку, написав на обороте домашний и сотовый телефоны.

— Даже, если скоро не встретимся, Игорь Михайлович, вот мои координаты. Это на всякий случай, всегда помогу, чем смогу. Так что подъезжайте в Чебоксары, возможно и я при случае во Владимир загляну. А о Романе забудьте, выбросите ту ночь из памяти. Наверняка моя, темная, с морозом вас больше греет.

Курский вокзал, вновь открытый для всех, встретил их многолюдьем и сиянием огней. Под высокие своды возносилось эхо объявлений об уходящих поездах, люди куда-то торопились, пытаясь наверстать упущенное время. Лишь усиленные наряды да милиционеры с хмурыми злыми лицами, то и дело, попадавшиеся навстречу, напоминали об угрозе несостоявшегося теракта.

Балашов и два его спутника, не мешкая, спустились вниз к камерам хранения. Получив сумку с вещами, Игорь Михайлович, устало прислонившись к стене, — выпитый коньяк все же давал знать о себе, расслабленно наблюдал, как Роман протянул носильщику в соседнем окошке пару номерков. Леонтьев взялся за ручку увесистого кожаного чемодана, как вдруг с десяток парней в камуфляже, с масками-иллюминаторами на лицах, возникшие словно из-под земли, отсекли его и Романа от остальных людей.

В те же секунды мощные руки развернули Балашова, уткнув его лицом в скользкий грязный кафель. В спину уперлось что-то твердое, одновременно на запястьях он ощутил холодную сталь сомкнувшихся наручников.

… Игоря Михайловича освободили из следственного изолятора лишь через неделю после тщательной проверки. За это время он многое передумал. Чтобы отвлечься от постоянных головных болей и ощущения безысходности, читал все подряд — от старых газет до Чехова, шесть томов которого с пожелтевшими ветхими страницами валялись в камере. Немало состоялось и разговоров «по душам и за жизнь» с подсадными утками-агентами, прежде чем оперативники, проутюжив Чебоксары, Шумерлю и Владимир, перетряся знакомых в Москве, убедились в его невиновности. От следователя он узнал, что Леонтьев с Романом перевозили в багаже откуда-то с юга до десяти килограммов героина. Возможно, они бы еще долго занимались прибыльным наркобизнесом, но черная, с благородным серебристым отливом, красавица овчарка Найда, подготовленная для поисков взрывчатки, успешно сработала и на наркотики.