Анатолий Безуглов - Трудный поединок Страница 4

Гольст попросил Петра Сергеевича уделить ему немного времени.

– Мил человек,– с мольбой произнес Семеновский,– а до завтра не терпит?

– В общем-то…– начал было Георгий Робертович.

Но Семеновский перебил его:

– Ладно уж, выкладывайте.– Кому-кому, а Семеновскому было отлично известно, зачем следователь является в морг. И, как бы извиняясь, он сказал::-Машина ждет. В Подольске надо произвести эксгумацию…

Чтобы не отнимать у Петра Сергеевича лишнего времени, Гольст прямо спросил:

– Вы помните, в июле-августе прошлого года к вам четыре раза направляли части расчлененного женского трупа? И все найдены по линии Северной железной дороги?

– Как же, помню,– кивнул Семеновский.– Верно. Были-с…

И это слово как-то нехорошо откликнулось в сознании Гольста. Ему показалось, что «были» означает «сплыли».

– И что они? Где? – спросил он поспешно, зная, что останки могли давно уже предать захоронению.

– Да никто ими не интересовался,– ответил Семеновский.– Что, признаюсь, очень тогда меня удивляло. И удивляет…

– Значит, они?…– воспрянул Гольст.

– У нас, у нас, мил человек. В формалине. Ждут, когда о них вспомнят.

– Слава богу,– невольно вырвалось у Георгия Робертовича. Он действительно почувствовал облегчение: значит, еще не все потеряно.

– Понимаете,– продолжал Петр Сергеевич,– я хотел сам провести исследования. Но начальство вразумило меня, что нечего заниматься самодеятельностью. Ведь никто же не поручал…

Гольст понял, что у Семеновского уже есть какие-то свои соображения. С его-то опытом…

– Что вы можете сказать? – поинтересовался Георгий Робертович.– Это части трупа одного и того же человека?

– Гадать не будем. Знаете, я позвоню завтра,– ответил Семеновский, надевая пальто.– И не забудьте постановление о назначении судебно-медицинской экспертизы.

– А когда завтра?

– С утра,– сказал Петр Сергеевич.

«Неутомимый старик,– подумал Гольст, когда они расстались.– Вечером эксгумация трупа, а потом, значит, вернется сюда и опять за работу».

В том, что Семеновский до утра выполнит его просьбу, Георгий Робертович не сомневался. Он знал, что Петр Сергеевич, не считаясь со своим почтенным возрастом, в любое время года, в любое время суток готов отправиться на место происшествия, выехать в другой город, чтобы самому разобраться в сложном случае.

Утром следующего дня, едва Гольст переступил порог кабинета, раздался звонок Петра Сергеевича. Словно судебный врач на расстоянии почувствовал, когда следователь появится на работе. Голос у Семеновского был усталый.

– Это части трупа одного человека,– сказал он и добавил: – Женщины, лет двадцати пяти.

– Двадцати пяти? – невольно вырвалось у Гольста.

Нине Амировой было столько же.

Семеновский немного помолчал.

– Ну, ошибка может быть в один-два года, не больше,– наконец сказал он.– В ту или другую сторону.

Гольст почувствовал волнение. То волнение, знакомое каждому следователю, когда его предположения, пусть самые первые, смутные, начинают приобретать какие-то реальные очертания.

– Значит, говорите, одного человека? – повторил он, а в голове лихорадочно билась мысль: кому предъявить для опознания – Дунайскому или сестре Амировой Тамаре Кулагиной…

Сомневаетесь?– В голосе Семеновского послышалась обида.– Приезжайте, убедитесь сами.

– Нет, что вы, Петр Сергеевич, я нисколько не сомневаюсь,– поспешно сказал Георгий Робертович.– Буду у вас часика через три. Хорошо?

– Добро,– ответил Семеновский. И вновь напомнил следователю насчет постановления о назначении судебно-медицинской экспертизы.

«Так все же с кем поехать в морг?– мучительно размышлял следователь. И, вспомнив разговор с Тыльнером, взвесив все «за» и «против», остановил свой выбор на Кулагиной: – Так будет этичнее»,– подумал он.

Гольст позвонил Кулагиной на работу и предупредил, что скоро подъедет к ней. Тамара забеспокоилась и спросила:

– Обязательно сейчас? А если после работы я сама к вам?

– К сожалению, необходимо сейчас,– сказал Георгий Робертович.

С разрешения начальника следственного отдела И. Г. Сапожникова он взял служебную машину и поехал на завод.

Шел снег. Белые хлопья сыпали всю ночь, словно хотели укрыть Москву до самых макушек деревьев, до золотых куполов церквей, которые теперь, когда повсюду поднимались многоэтажные дома, стали казаться ниже и менее величественными.

Съезжая с Даниловского моста на Автозаводскую улицу, «эмка», обгоняя грузовик, попала в сугроб и забуксовала. Водитель чертыхался, дергал то вперед, то назад, но все напрасно. И как бы насмехаясь над «железной лошадью», их объехали сани. Извозчик, в тулупе и больших рукавицах, лихо управлялся с вожжами. В санях сидела молодая парочка.

– Опростоволосились мы, значит, перед дедовским транспортом,– подтрунил над шофером Гольст.

Тот ничего не ответил, остервенело нажал на педаль газа, и машина, словно устыдившись, тронулась наконец с места и, вихляя, двинулась по дороге. Скоро догнали сани.

– В музей их пора,– буркнул водитель.– Путаются под ногами…

Он победно нажал на клаксон и обошел лихача.

Георгий Робертович помнил, как еще лет десять назад все эти «ваньки», «ломовики» и «лихачи» держались на московских улицах весьма уверенно. Автомобилей было совсем мало. Минуло всего десятилетие, а как изменилась картина. Весело перезваниваются трамваи, величественно катят автобусы и троллейбусы, побежали под землей стремительные электрички метро. А тройки, воспетые, пожалуй, всеми поэтами за лихость и быстроту, как-то незаметно, но безвозвратно уходят в прошлое. Их осталось в столице наперечет. Вместо них в быт прочно вошли автомобили с шашечками на кузове – таксомоторы. Сначала французские «рено», а теперь наши советские «эмки»…

Чтобы оградить Кулагину от всяких подозрений и возможных неприятностей, Георгий Робертович отправился сначала в отдел кадров автозавода. У дверей ждали приема десятки людей. В основном молодые парни и девчата, в полушубках, телогрейках, в домотканых шерстяных платках, валенках и рукавицах.

– По сто – сто пятьдесят человек за день принимаем на работу,– с гордостью сказал Гольсту начальник отдела кадров.– А что? По Сеньке, как говорится, и шапка. Заводище у нас – сила!

Георгий Робертович объяснил цель своего приезда. Послали за Кулагиной. Гольст встретился с ней в коридоре, отвел в сторонку.

– Что-нибудь узнали? – взволнованно спросила Тамара.

– Трудно сказать,– уклончиво ответил Георгий Робертович.– Но вам придется сейчас поехать со мной…

Куда и зачем, он решил объяснить по дороге. Надо было подготовить женщину.

– Как же так, товарищ следователь?– растерянно спросила Кулагина.– Да меня не отпустят! У нас соревнование! Мы даже решили сократить обеденный перерыв на десять минут. Чтобы завод дал больше автомашин…

– Понимаете, Тамара, ваше присутствие необходимо,– серьезно сказал Гольст.– А с начальством,– он кивнул на отдел кадров,– я договорился.

И Кулагина по его тону поняла: дело действительно безотлагательное…

…Некоторое время ехали молча. Тамара была подавлена и встревожена то ли тем, что ее сорвали с работы, то ли тем, что везут в легковом автомобиле, на котором ей еще ни разу не приходилось ездить. Гольст раздумывал, как сообщить своей спутнице, что за испытание предстоит ей выдержать.

Георгий Робертович знал, какое это мучительное дело – вызывать родственников или знакомых для опознания трупа. Он всякий раз видел, что стоило человеку переступить порог покойницкой с густо устоявшимся специфическим духом, к которому и сам следователь тоже не мог привыкнуть, с тусклым освещением, промозглым холодом. Георгий Робертович замечал: люди всегда старались поскорее пробежать мимо цинковых столов, на которых лежали покойники. Торопливо, в паническом ужасе, лишь бы поскорее покинуть это место.

Тамаре Кулагиной предстояло куда более сильное потрясение.

Водитель вопросительно посмотрел на Гольста.

– Сначала к нам,– коротко бросил следователь.

Конечно, можно было сразу в морг, но Георгий Робертович решил, что надо побеседовать с Кулагиной, постепенно подвести ее к тому, что от нее требовалось сегодня. Потом следовало позвонить Семеновскому и подготовиться к опознанию.

Мирно щелкали дворники по лобовому стеклу, размазывая мокрый липкий снег. Молчание угнетало.

– А как Нина познакомилась с Дунайским? – спросил у Тамары Гольст.

– У нас на заводе, в клубе,– охотно откликнулась она.

– Сестра работала там?

– Да нет. Нина приехала ко мне из Батайска погостить… У нас в клубе была лекция о достижениях советской медицины. А после лекции, как всегда, танцы… Думаю, покажу сестренке, как мы культурно время проводим… Нина – ни в какую. Говорит, срамиться только. Ведь у нее даже платьишка не было. Юбка сатиновая да блузка бумазейная, синяя. И тапочки, которые зубным порошком белят… Ну, говорю, этому горю можно помочь. Повела ее в парикмахерскую, дала свое крепдешиновое платье, туфли-лодочки… Смотрит Нина в зеркало и не узнает себя.– Тамара вздохнула.– И впрямь, она стала на артистку кино похожа… Пошли в клуб. Все наши парни обалдели. Замучили меня и Федора: познакомь да познакомь… А лекцию, значит, читал Валериан Ипатьевич. Когда танцы начались, его председатель завкома уговорил остаться… Танцуем мы с Федором, смотрю – батюшки! Нина-то с самим лектором танцует. Ну, думаю, дает девка. А она то краснеет, то белее стены. И все под ноги смотрит… Какие там в Батайске танцы? Гопачок да барыня. А Дунайский ее на вальс пригласил…