Яна Розова - Мост над черной бездной Страница 4

Картины Элли неплохо продавались. Она замечала по этому поводу:

– Гонорары откладываю себе на пенсию.

Кроме рисования Элли была занята чтением. Она любила дамские романы и классику.

В свои занятия Элли элегантно вкрапляла небольшие кофе-брейки. Без кофе, разумеется, а с коктейлем или, если день был прохладным, с крепким алкоголем. Благодаря этим коктейль-брейкам она поддерживала настроение и расслабляла мозг. Пашка с удовольствием разделял с ней такие минуты.

Природа одарила Элли еще одной милостью, кроме долгой молодости: пьянство ее не уродовало, она становилась просто забавной – звонко хохотала, любила весь мир. Для себя Паша заметил, что у пьяненькой Элли смешно краснели уши, и она об этом не знала.

К вечеру Седов со своей дамой выезжали в город на ужин, но на этот раз уже на такси, и оставались в Курортном до поздней ночи. Вечерами отставной сыщик выполнял свою ежедневную самоубийственную алконорму – он пил проклятую водку, надеясь, что она поможет ему заснуть и не проснуться. Элли позволяла ему это, считая, что пьянство просто Пашкина слабость, ничего больше. Объяснять ей, что она сильно ошибается, Седов не собирался. Он знал, что еще пара дней – и ему придется вернуться к Яне, так к чему откровения?

Время в доме Элли (если не иметь в виду саму Элли) не проводилось, а убивалось – при полном изобилии возможностей и тотальном отсутствии фантазии.

Сначала наивный Павел Петрович, которому в юности много чего хотелось, но мало чего моглось по причине небогатой жизни, спрашивал у жарящихся на солнце изо дня в день девиц и смотревших телевизор юнцов: почему они сидят дома, когда можно заниматься разными интересными вещами – от парапланеризма и до кайтсерфинга? Почему они не путешествуют этим летом? Почему не играют в волейбол? Не едут на фестиваль рок-музыки?…

Молодежь пожимала плечами.

– Зачем? – удивлялся Захар. – Нам и тут хорошо! Куда-то ехать, что-то делать?… – Это было произнесено с утрированным выражением ужаса. – Зачем?!

– Ой, ну лень, – отвечала Ульяна, разглядывая ногти, что могла делать часами. – Ты знаешь, как это муторно – ездить куда-то! Моя мать меня все по заграницам таскала… Вот честно, Париж – это такая тоска! В магазинах то же, что и в Москве.

– Что ты такой занудный? – говорила Пашке в ответ на его «почему» Наташа. – Тебе не понять, как это – всю жизнь не знать ни в чем отказа!

В то же время мажоры изнывали от скуки. Это было что-то вроде эпидемии.

– Как-то скучно сегодня играют, – замечал кто-нибудь из Захаровых друзей, наблюдая за ходом футбольного матча.

– Ага, скучно, – поддерживал его другой.

«Скучно!» – доносился уже от бассейна девичий голосок. Это слово эхом неслось из комнаты в комнату, через двор, возвращалось назад в просторные комнаты…

Устав жалеть о чужих нереализованных возможностях, Павел Петрович цитировал Гоголя:

– Скучно на этом свете, господа!

Так как Элли подолгу бывала занята, Пашка развлекался по собственному сценарию: читал, загорал с девушками и смотрел футбол с пацанами. Это происходило в хорошие дни, а бывали еще и плохие – это когда братья и сестры, взбесившись от безделья, ругались между собой матом, будто биндюжники и уличные торговки, а то и развязывали гражданскую войну.

Валяясь у бассейна с девушками, погруженный в книгу, Седов пропускал разговоры о тряпках и сериалах мимо ушей, но часто, будучи единственным мужчиной поблизости, оказывался втянутым в споры девчонок о парнях.

– Павел, – обращался к нему кто-нибудь нежным голосом, – вот девчонки говорят, что мне надо бросить Димку, потому что он переспал с Машкой, а я его люблю.

– Не бросай, – отвечал он, продолжая читать.

– Но он же опять изменит!

– Тогда бросай.

– Но я его люблю!

– Тогда не бросай.

Остальные девицы закатывались смехом.

– Тебе жалко мне посоветовать что-то? – обижалась спрашивающая.

– Нет, но если ты спрашиваешь, бросать ли тебе изменившего парня, то, значит, можешь и пережить измену. То есть самоуважения у тебя ноль. А раз так – тебе годится любой вариант.

Как ни странно, его новым подружкам такая манера общения нравилась.

Из девчоночьей болтовни у бассейна он узнал, что возлюбленная охранника Илюши – Ульяна. Ульяна относилась к Илюше снисходительно, и не больше, а вот он сходил по ней с ума.

Устав от девичьего щебетания, Пашка брал в холодильнике пару бутылок пива и шел к парням.

Поладить с парнями Паше было еще проще. Трансляции с футбольных ристалищ частенько становились фоном его долгих дней, посвященных самоедству и отчаянию. Невольно рыжий сыщик стал неплохо разбираться в игре, временами даже увлекаясь происходящим на зеленом поле. А в силу возраста и привычки выстраивать логические цепочки в любом информационном пространстве Паша стал уважаемой фигурой в сообществе болельщиков в доме Элли.

В плохие вечера все было иначе – мажоры начинали беситься: брат шел на сестру, сестра – на брата. Обычно начиналось так: из дома выскакивали братья с друзьями и набрасывались на девчонок. Часто это случалось в связи с победой или проигрышем команды, за которую болели парни. Причем все равно – радовались болельщики или сокрушались, и положительные и отрицательные эмоции высвобождались одним и тем же способом: мальчишки щекотали девчонок и сбрасывали их в воду, потом прыгали сами, брызгались на визжащих девиц, пытались сорвать купальники.

Если удавалось – перебрасывались мокрой тряпкой, дразня возмущенную жертву. На самом деле жертва скорее чувствовала себя польщенной. Заканчивалось все руганью и смехом, в общем, даже дружески. И все равно девочки традиционно мстили, но гораздо более изощренно и жестоко: подсыпали в пиво слабительное или перерезали кабель антенны, ведущей к спутниковой тарелке.

Такие выходки парни не спускали. Однажды ночью (мстя за перерезанный кабель) они отрубили все каблуки на туфлях сестер. В другой раз (так они отреагировали на слабительное) дружно пописали в воду бассейна.

Девчонки поджигали их любимый диван – парни ломали лежаки, девушки поливали краской постиранные мальчишечьи вещи – парни воровали их косметику и размазывали всю, до последней крошки, по плиткам двора. И так далее, до бесконечности. Свои действия мажоры сопровождали матом, а Паша терпеть этого не мог.

И все-таки поведение детей ограничивалось пусть эфемерными, но рамками.

Как и в каждом небольшом стабильном сообществе, в доме Элли имелась собственная мифология с богами, антибогами, прогнозами на будущее и объяснениями прошлого. Свою жизнь под опекой удаленного в пространстве родителя дети воспринимали как благо, самым страшным для них было изгнание из этого рая.

Захар упоминал один случай, когда непослушный сынок так разозлил папу, что он отправил бедолагу к матери в Пензу, и теперь тот сын работает (!) менеджером в автомобильном салоне. Известно было, что пензенца наказали за наркотики по наводке старшего сводного брата Артура. Еще, как рассказала Седову Ульяна, папа ненавидел педерастов и девическое курение. Если женщина курит, считал родитель, то она шлюха.

– Значит, – сделал вывод Пашка, – папа не любит и шлюх.

– Про это он ничего не говорил, – ответила Ульяна.

Пионервожатый Паша

Разобравшись в традициях и обычаях дома Элли, Паша решил не вмешиваться в жизнь мажоров. Кто он этим детям? Правильно, Эллина игрушка. И ему самому нет дела до воспитания мажоров, ему просто нужна пауза в пару недель, чтобы принять решение.

Но однажды Седов понял, что нейтралитет сохранить не удастся – он просто не может позволить этим детям разлагаться и дальше.

Случилось это утром. Не ранним утром, когда дом спал, а в то время, когда утро уже плавно растворялось в дневном солнце. Паша и Элли вернулись домой после завтрака в городе. Элли ушла в мастерскую рисовать небеса, Седов же вышел к бассейну, привлеченный неожиданными звуками – страстными стонами. На одном из шезлонгов копошились двое: парень и девушка. Они были голые, целовались.

Паша подскочил к парочке, подхватил с кафеля их тряпки и швырнул в них. Парень поднял голову, девушка обернулась. Это были Гаврил и Оксана.

– Оденьтесь! – приказал им Седов строго и отвернулся.

Они попытались дерзить, но он не стал слушать, а ушел в дом. Выпил у бара глоток коньяка, глянул сквозь стеклянные стены во двор – дети оделись, они были уже не одни. К бассейну вышли полные неги сестры, разлеглись в эротических позах на лежаках, о чем-то защебетали.

Глотнув еще коньячку, Седов решил, что попытка инцеста была вызовом. Пара из Оксаны и Гаврила была странная: взрослая строгая девушка и мальчишка с бушующими гормонами. Свести их могла только скука, желание подразнить старших: а как вам это?

Со скукой следовало бороться.

После обеда Седов пригласил мажоров к бассейну.