Неизвестен Автор - Убийство в Долине царей Страница 4

- Он не мог убить Шекельграббера из ревности?

- Мог... И я могла... И меня могли. Но при чем тут документы?

- Вот-вот, документы. Может быть, искали какой-то конкретный компрометирующий документ, а в спешке похватали все подряд?

- Может быть. Мне он ничего не оставлял на ответственное хранение.

- Извините за нескромный вопрос, вам не приходило в голову, что Шекельграббер - шпион?

- Завербованный на телеигре "Поле чудес" в пользу страны дураков? - приходило и не раз. Раз пять примерно. Только за чем у нас шпионить? Мне кажется, сейчас зайди на любой "ящик" или на батарею ПВО, тебе и так все покажут, все расскажут и ксерокс сделают, если свои порошок и бумагу принесешь.

"Черт побери, - подумал я, - а ведь она патриотка в глубине души".

- С кем он дружил из иностранцев?

- Был у него собутыльник Андре Эпюр. Заходил недавно, спрашивал, кому вернуть долг Шекельграббера, какой из жен: мне, той, что в Нью-Йорке, или еще какой-нибудь?

- Чем он занимается?

- Пьет от радости, что фирма не отзывает его из Москвы.

- Может, как-нибудь поужинаем в ресторане домжура? предложил я и поднялся.

- Кстати, вы не поменяете мне десять долларов?

- Только на две пятерки.

Она засмеялась:

- Теперь вижу, что вы не чекист: тот поменял бы, не задумываясь, и купил дочери куклу Барби в шопе. Ладно, телефон у вас есть. Надумаете пригласить - звоните.

В углу коридора я заметил миску.

- Вы держите домашнего зверя?

- Подарили как-то собаку, но мы с ней не ужились. У меня на собаку времени не хватало, и тявкала она ни к селу ни к городу.

Я остался за дверью.

Перед выходом сунул вахтеру пару сотен.

- Ты давно здесь?

- С месяц.

- А твой сменщик?

- Завтра он будет с девяти, мы через сутки...

Будильник заверещал в пять утра. Стоило определенного геройства поднять тело с кровати и передвинуть к ванной. Я уже забыл, что такое вставать по сигналу, разленился от безработицы и ничегонеделания, но надо ехать в Армянский переулок и поговорить с Заклепкиным, обнаружившим тело Шекельграббера. Пришлось уговаривать себя, так как организм, поработив разум, уверял, что к пенсионеру можно просто зайти в любое время суток и вовсе необязательно караулить его в подворотне.

Твердым духом я одолел ленивый организм и через час обнаружил Заклепкина: угадать в переулке пенсионера с собакой среди редких прохожих не составило труда. Минут пятнадцать я затратил на восхищение пуделем, который успел нагадить под тремя машинами. Я подумал, что и к машине Шекельграббера его привела нужда, а не собачий нюх.

Хотя прошло два месяца, старик много помнил: жизнь его явно обеднела на события.

- Вот здесь она стояла, припаркованная по всем правилам, - показал он.

- А вы не заметили чего-нибудь необычного? Следы у машины, сорок пятого размера? Кровь на снегу? Незнакомого прохожего в грузинской кепке? Тут, наверное, одни и те же по утрам проходят.

- Я же говорил оперу: ноги покойник поджал под себя.

- Ну да, я читал протокол. Что тут необычного?

- Водитель-то ноги на педалях держит, даже когда стоит, по привычке держит. Вот я и думаю: либо стоял он тут не один час, либо привезли его и усадили за руль, покойника-то.

- Может, ему дали по башке, а он рефлективно ноги поджал. Как по коленке молотком у невропатолога.

- Все может быть...

Проболтавшись с Заклепкиным до открытия продовольственных магазинов, я пошел в Сандуны, хотя мог отделаться звонком. В Сандунах работал банщиком мой знакомый - Леша. Он только принял смену и со шваброй в руках, в белом халате на потное голое тело выглядел комично. Расскажи кому из наших, что делает Леша в бане - прохода бы малому не дали. А ведь он...

- Чья смена была пятнадцатого марта? - спросил я.

- Моя, - ответил он. - А что?

- У одного мужика портмоне украли, слышал?

- Нет, - ответил он и показал на развешанные по углам таблички: "За несданные на хранение деньги, документы и ценные вещи администрация ответственности не несет".

- Если и украдут чего, то многие к нам просто не обращаются, - пояснил он, - понимают, что бессмысленно.

- Мой клиент не такой, - сказал я, - он бы вам за пробитый трамвайный талон глотку перегрыз, а тут документы.

- Наш брат банщик в основном пустые бутылки стережет, рассердился Леша. - Ну и все остальное попутно. Сам понимаешь, лишний шум ни к чему.

- Я принесу тебе фотографии. Сможешь опознать тех, кто был в тот день? - спросил я.

- Попробую, - ответил Леша. - Хотя я людей в одежде плохо запоминаю, они для меня, как китайцы, - все на одну физию... Хочешь попариться? Веник дам, пивком угощу...

Из бань пришлось заехать к одному знакомому репортеру и выпросить на неделю миниатюрный фотоаппарат, который он привез из Японии. Я плохо представлял, как исподтишка снимать всех, с кем встречаешься, но решил, что справлюсь. В данном случае: руки боятся, а глаза делают...

В полдень я уже сидел в приемной похоронного бюро.

- У них посетитель, - сказала секретарша. - Придется подождать.

Она пила кофе и меня угостила. С конфетами и сахаром. Чудная девушка!

- Как вас зовут? - спросил я.

- Ольга Кувыркалкина, - ответила она.

Я заметил кольцо на пальце.

- А кто ваш муж?

- Шофер. Я его сюда пристроила по совместительству, чтобы денег побольше в дом таскал, а он основную работу совсем забросил. Ладно, мне пока хватает.

- Его фамилия Кувыркалкин?

- Нет, Опрелин. А Кувыркалкину в приюте придумали: я была озорная.

- Веселые педагоги в детских домах.

- Передушить бы этих сук!

- жалко, что Шекельграббер не работал воспитателем. У вас был бы мотив для убийства, а у меня повод узнать такую красавицу поближе в полуинтимной обстановке допроса.

- Ну что вы чушь несете! - рассердилась Кувыркалкина. Добрее Шекельграббера я в жизни человека не встречала. Если б он был моим воспитателем, я чувствовала бы себя дочерью пьяного миллионера, как говорили у нас в детдоме.

- Вы ему нравились? - Спрашивать напрямик, спала ли она с ним - казалось неудобным через пять минут после знакомства.

- Ему нравилась моя компания, что я без претензий и не строю из себя фифу. Он таскался со мной на всякие презентации. Какая там публика паршивая! Ни один не уйдет, чтобы пару бутылок не стянуть и кулек со жратвой. У самого лопатник от денег не закрывается, а он тащит шоколадные конфеты горстями и врет, что для брошенных в подъезде котят.

- А как муж на эти презентации реагировал?

- Никак. То есть иногда обещал Ване морду набить, но обещал мне, а его сторонился.

- Обещанного три года ждут.

- Так я ничего Ване не говорила. Зачем такую ерунду передавать.

- Шекельграббер к вам приставал?

- Дружески: в щечку поцелует, обнимет в машине, то заведет в ателье и скажет: "Сшей себе, чего хочешь". Ему, наверное, нравилось женщин покорять или брать измором, а я вся тут - бери и пользуйся. Но мужикам так скучно. Знаете, как кавказцы заставляют проституток одеваться и говорят: "А тэпер сапративлайса!"?

- А муж терпел Шекельграббера?

- Кое-как терпел из-за денег, не в таксисты же идти, баранку каждый день крутить. Тут иной раз неделю работы нет.

- Бедный Опрелин! - посочувствовал я из мужской солидарности.

- Прям уж! - сказала Кувыркалкина. - Насилует меня через день, как хочет, и еще носки его вонючие стирай по воскресеньям.

- А вы о разводе не думали?

- Рано еще разводиться, - деловито ответила Кувыркалкина. - Прописку московскую он мне дал, детей нет. Значит, по закону надо пять лет под одной крышей жить, иначе ляпнет на суде, что брак был фиктивный с моей стороны, меня и вышлют по детдомовскому адресу, как заяц с петухом - лису в народной сказке.

- Заплатите ему за прописку и разъезжайтесь, посоветовал я.

- Он много хочет, но получит с гулькин нос, - ответила Кувыркалкина. - Кстати, вон он подъехал, легок на помине.

Опрелин - неприятный, неопрятный и скользкий на вид забрел в приемную, как сомнамбула или зомби, плюхнулся на стул и состроил озабоченную физиономию. Чаще всего такой пользуются алкоголики, решившие прекратить запой и начать новую жизнь после опохмелки. Озабоченный вид как бы символизирует непоколебимость решения в их мутном сознании и пробуждающуюся сопротивляемость жизни.

- Какие дела? - устало спросил он.

- Выкладывай, что с утра набомбил, - приказала Кувыркалкина.

Опрелин покосился в мою сторону.

- Давай, давай.

Он сунул Кувыркалкиной комок мятых бумажек: рублями их уже трудно было назвать, но для таких, как я, и это - все-таки деньги.

- Сначала поедешь к гравировщику, от него - на кладбище с грузом. Потом вот эти конверты развезешь по адресам. В четыре Поглощаеву надо куда-то ехать. Все. Свободен.

Опрелин ушел, как оплеванный, но по-прежнему не в меру озабоченный. Даже интересно, какая чушь терзает его пустую голову.

- Суровы вы с ним, - заметил я.

- Он меня унижает с глазу на глаз, а мне что делать на людях?.. Хотите, дам показания, что в ночь убийства он шлялся неизвестно где? Могу даже на соседку кивнуть.