Марина Серова - Дуракам всегда везет! Страница 4

Я выглянула из-за угла коридора. Портфель стоял как прежде, не выказывая абсолютно никакого намерения тут же взорваться.

«Может быть, и нет в нем никакой взрывчатки? – засомневалась я. – Может быть, тут его хозяин где-то бродит? Ведь я еще не все осмотрела. В этой квартире столько всяких закоулков».

Осторожно, стараясь держаться подальше от подозрительного портфеля, я прокралась вдоль стены к двери в спальню. Она была закрыта неплотно, и сквозь щель между дверью и косяком я увидела сидящего на кровати лысого мужчину в очках. Он сосредоточенно смотрел в стену и о чем-то, видно, глубоко задумался.

Я решила поберечь его лысину и не стала размахивать своим никелированным оружием. Он не показался мне серьезным противником в рукопашной схватке. Но он мог быть вооружен, а перспектива получить свеженькую дырку в животе или во лбу меня вовсе не устраивала. И потом – мне нужно было с ним хотя бы немного поговорить. Например, о том, как он сюда попал. Поэтому мне очень не хотелось, чтобы он видел, как я вхожу в комнату. А вдруг он и в самом деле выхватит пистолет?

Отворив дверь чуть пошире, я тщательно примерилась и запустила своим железным прутом через всю комнату в окно. Благо спальня у Людочки оказалась нормальных размеров, рассчитана, видно, была на одну женщину, а не на гарем. Так что в широченное окно я своей железякой благополучно и точно попала.

Тишину нарушил резкий звон рассыпавшегося оконного стекла. Мужчина, сидевший на кровати, вздрогнул и уставился на окно. Этого мне, собственно, и нужно было. Через секунду я была рядом с ним, свалила его носом в подушку, заломила руку за спину и, удерживая ее одной рукой, другой стала вытаскивать тонкий, но достаточно прочный кожаный пояс из его брюк.

– Позвольте, что вы делаете? – До меня едва доносился его голос, приглушенный подушкой. – Не трогайте меня! Я не хочу!..

Не знаю, что уж он там подумал по поводу моих действий, но мне просто нужен был его ремень, чтобы связать ему руки, что я в результате и сделала. Стянув ему за спиной запястья, я наконец перевернула его на спину и внимательно рассмотрела его лицо.

Очки с него слетели, в усах застряло перышко из подушки, остатки волос над ушами взъерошились, глаза испуганно-возмущенно бегали, губы взволнованно пытались что-то выговорить.

– Что все это значит? – закричал он на меня, но как-то не очень уверенно. – Кто вы?

– Это твой портфель стоит там в зале? – спросила я, не обращая внимания на его вопросы. – Вопросы, извините за банальность, задаю я.

– Мой портфель. А в чем дело? Кто вы? Что вам от меня надо?

– Что в портфеле?

Он тут же прекратил ругаться и посмотрел на меня настороженно.

– В портфеле лежат необходимые для моей работы документы. Вам они совершенно ни к чему. Они не представляют никакой ценности.

Теперь мужчина отвечал совершенно спокойно и даже как-то вкрадчиво. Его, видимо, очень беспокоила перспектива утраты своего портфеля. Отлично, значит, нужно познакомиться с его содержимым. Но сначала нужно было впустить в квартиру торчавших у ее двери, и, наверное, порядком скучающих уже дамочек.

– Полежи здесь, – бросила я, не обращая внимания на его возмущение. Светка и Людочка все еще стояли перед дверью и встретили мое появление, как истомившаяся публика встречает появление долгожданной примадонны во время затянувшегося до бесконечности начала спектакля.

– Пошли, – скомандовала я им коротко, ничего не объясняя.

Они послушно двинулись за мной, как цыплята за наседкой. Не останавливаясь, я повела их прямо в спальню, к своей добыче.

Мужчина, лежащий на кровати, едва нас увидев, вновь начал возмущаться:

– Позвольте, Людмила Анатольевна! Что все это значит? Ведь это просто какое-то разбойное нападение! Она вам окно расколотила. Бандитка какая-то…

Он наконец выдохся. Мы со Светкой смотрели на Людочку. Она молчала, что-то обдумывая. Ее брови поднялись выше обычного, придав лицу еще более удивленное выражение.

– Валентин Петрович, – произнесла наконец она, – как вы здесь оказались?

– Я пришел проверить… Мне сообщили ваши соседи, что опять появился запах. Вы же помните тот взрыв. А вас не было дома…

Мужчина попытался встать с кровати, но с него начали падать брюки, он задергал связанными за спиной руками, и ему пришлось снова сесть.

– Я открыл теми ключами, что вы мне дали после смерти вашей матушки. Посмотрите, что она со мною сделала.

Мне показалось, что последней фразой он хотел отвлечь наше внимание от предыдущей фразы. О ключах, которые у него были. Но сделал это так откровенно, что только привлек еще больше внимания к этому вопросу. Так-так, откуда ключики-то?

– Это ты давала ему ключи от квартиры? – строго спросила я Людочку.

– Не помню, – медленно ответила та. – Кажется, нет, не давала.

В голосе ее уверенности не было. Тот, кого она называла Валентином Петровичем, тоже это прекрасно услышал и, конечно, не преминул этим воспользоваться. В своих, разумеется, целях.

– Как же, Людочка, милочка, вспомните хорошенько, – в день похорон.

– А зачем я их вам дала? – спросила Людочка все так же неуверенно.

– Ну как же, милочка, – волновался мужчина, – вы еще сказали: «На всякий случай». Вот сегодня как раз такой случай. Запах газа…

Он почему-то запнулся и тут же поспешил перескочить на другое:

– Впрочем, ничего особенно серьезного. Это не страшно. Опасности нет.

В этот момент я почему-то подумала, что он врет. Опасность была. Правда, какого рода эта опасность и откуда она исходит, я сказать не могла. Может быть, и от утечки газа. Запах все же…

– Так ты его знаешь? – спросила я Людочку, хотя это и так было уже ясно. Но пусть мужичок еще поволнуется, что-то он темнит слишком много.

– Да, это Валентин Петрович, председатель нашего кооператива, и я его, конечно, знаю… – ответила Людочка, но фразу почему-то не закончила.

– Ну так как? – спросила я ее еще раз. – Давала ты ему ключи?

Людочка неопределенно пожала плечами. Неопределенность была ее привычным состоянием. И я ее уже начала воспринимать как нечто неопределенное. Не имеющее четких границ, расплывчатое.

Валентин Петрович в это время сделал привычное, очевидно, для себя движение головой, как бы освобождая шею от слишком тугого воротника. Могу поспорить, что чувствовал он себя как полный идиот – со сползающими на колени брюками и связанными за спиной руками. Так чувствовал бы себя любой в его положении.

– Да развяжите же меня наконец. – Он, вероятно, почувствовал, что ситуация позволяет прибавить возмущения в голосе. И, конечно, прибавил. Но мне послышались в его голосе театральные нотки.

Людочка взглянула на меня. Я кивнула. Она развязала ему руки.

Он вскочил и прежде всего вынужден был ухватиться за брюки.

– Если мы выяснили наконец это досадное недоразумение, – затараторил он, – позвольте удалиться. Столько дел, столько дел…

Он направился к двери.

– Ключи-то вы нам оставьте, – остановила я его уже на пороге.

– Ах да, конечно, конечно… – Он даже не уточнил у Людочки, имею ли я право так по-хозяйски распоряжаться в ее квартире. Видно, первое знакомство со мной создало у него правильное впечатление о моих правах.

Валентин Петрович пошарил по карманам спадающих брюк и выудил из них большую связку ключей, снял с нее связочку поменьше и протянул нам.

– Пожалуйста, пожалуйста, – бормотал он при этом. Было заметно, что ему хочется побыстрее исчезнуть из нашего поля зрения.

– Постойте! Кто конкретно из соседей сообщил о запахе газа?

Мне вдруг показалось существенно важным уточнить это, поскольку пахло-то совсем не газом. Чем угодно, только не газом.

– Сосед снизу, Федор Степанович. Он, кстати, еще раз насчет потолков напомнил…

– Вот это уж сейчас совсем некстати, Валентин Петрович. – Людочка подняла с пола его ремень и сунула ему в руки. – Идите, идите… Валентин Петрович. Мы потом с вами об этом поговорим.

Она пошла выпроваживать его из квартиры. Мы со Светкой остались вдвоем.

ГЛАВА 3

Я посмотрела на нее и укоризненно-осуждающе покачала головой.

– Где ты ее раскопала?

Светка сразу же кинулась защищаться. Разве может она признать свою ошибку?

– А что? Ты посмотри на нее хорошенько. Внимательно посмотри. Она очень интересная. Непосредственная. И живая. В ней душа сохранилась, не умерла еще… Уж ты-то могла бы и понять.

– Ну хорошо, хорошо, только объясни мне, ради бога, почему она столько врет? Ведь ни одному ее слову нельзя верить.

– Не знаю, Танюш. Но мне кажется, что это не так уж и страшно…

– Для чего не страшно? Для ваших с нею отношений? Наверное, не страшно… Но как я-то буду спасать ее жизнь? Ведь ты меня для этого в Тарасов притащила? Как мне работать, когда каждое ее слово нужно трижды проверить и перепроверить, прежде чем принимать в расчет… Это болото какое-то. Твердо встать негде…