Ростислав Самбук - Жаркий июль Страница 4

- Ну, что благополучно доехал, хорошо устроился... Была куда-нибудь путевка или просто так?

- Нет, дикарем. Женя хотел поездить по Крыму: интересно, знаете, машина новая.

- Какого цвета?

- Белая-белая, как снег.

- А вы просили его писать?

- Наказывал: как приедешь, обязательно напиши.

- В Алуште были у него знакомые или рассчитывал на автостоянку?

- Говорил, там платная стоянка у самого моря. Если не устроится, то в Ялту или в Севастополь.

- Много вещей взял с собой?

- Не очень. Ну, чемодан да еще магнитофон... Японский у него, - не удержался, чтобы не похвастаться, - там, за границей, купил.

- Никуда не собирался заезжать?

- Говорил: на следующий день - в Крыму.

- А может, девушка?..

- Если бы так... - махнул рукой Максим Сидорович. - Жене уже под тридцать, а не женат. Я ему: так всю жизнь прозеваешь, вон какие по Крещатику шлендрают, а он: успею. Не очень интересовали его девчата.

- А Женя их?

- Почему бы нет? Парень, хотя и помешался на чертежах, собою видный, весь в мать, а она в первых арсенальских красавицах ходила. Рано померла, когда Женя десятый кончал. Не успела и сыном погордиться.

Я подумал: неизвестно, что тяжелее: не успеть погордиться сыном или пережить его, а боль, которую, возможно, узнает этот симпатичный старичок, будет невероятной. Спросил:

- Значит, кроме японского магнитофона, у вашего сына никаких ценных вещей не было?

- Одежда, - ответил старик, - летняя одежда, всякие там трусы, майки... Ну, свитер на всякий случай...

- Какой фирмы магнитофон, не помните?

- Почему не помню, я все помню. "Соня" - вот как! Женя еще говорил: один из лучших магнитофонов в мире, но что же это за лучший, когда испортился?

- Что же с ним случилось?

- Я в этом не очень... Со звуком что-то. Женя хотел в Крыму где-то починить.

Я попросил Максима Сидоровича показать фотографии сына. Он охотно засеменил в соседнюю комнату, притащил альбом с аккуратно заправленными снимками. Их было тут много, начиная от голого младенца и кончая алжирскими: Евген Максимович в шортах и расстегнутой рубашке на фоне какой-то экзотической растительности, потом в трусах на берегу Средиземного моря.

Отобрав две фотографии, я попросил старика одолжить их нам - нужны для розысков его блудного сына; как только найдется, вернем.

Посеяв таким образом зерно надежды в стариковской душе, я распрощался с Максимом Сидоровичем далеко не так оптимистично настроенный, как он.

Следующий визит - в районную автоинспекцию. Здесь начинаются операции, связанные с продажей автомобилей, здесь машины должны пройти технический осмотр, после чего их владельцы получают соответствующий документ для городской ГАИ. Итак, две недели назад, а точнее четырнадцатого июня, здесь видели Евгена Максимовича Бабаевского или человека, снимавшего с учета его "Волгу". Я даже знаю, кто именно видел этого человека: на справке, которая хранится в городской ГАИ, стоит подпись автоинспектора - младшего лейтенанта Павла Харченко.

Младший лейтенант предупрежден о моем посещении и, хотя сегодня ему тут нечего делать, скучает в темноватой комнате, заставленной обшарпанными столами и шкафами с картотекой и номерными знаками.

Мы здороваемся, и младший лейтенант предлагает мне самое удобное место в комнате: кресло за столом, очевидно, начальника районной автоинспекции. Я отказываюсь и примащиваюсь на стуле напротив него, не потому, что такой скромный, просто отсюда мне ближе к Харченко.

Я хочу, чтобы младший лейтенант припомнил все, что может припомнить, а для этого надо заглядывать ему в глаза, кроме того, вероятно, существует какая-то незримая связь между людьми, и я почему-то уверен: чем ближе люди друг к другу, тем легче осуществляется эта связь.

Просительно заглядываю в глаза Харченко и спрашиваю:

- Две недели назад у вас снимали с учета белую "Волгу" номерной знак "КИФ 22-35". Помните этот случай?

Младший лейтенант хмурится и смотрит на меня настороженно:

- У нас, знаете, каждый день... Снять с учета, поставить... Круговорот...

Я понимаю Харченко: черт его знает, зачем это появился настырный капитан из угрозыска. Может, они что-нибудь прозевали, и самая лучшая позиция: знать не знаю и ведать не ведаю.

- Конечно, круговорот, - соглашаюсь я, - и черта с два что-нибудь запомнишь. Но ведь по глазам вижу: память у вас - дай бог каждому, да и "Волга" заметная - белая и новая. И у меня большое подозрение: снимал ее с учета не настоящий хозяин, а, вероятно, убийца.

Глаза младшего лейтенанта округляются. Убийца - это серьезно, и он тотчас же сам становится серьезным, нагибается ко мне через стол и говорит:

- Кажется, припоминаю... Хорошая машина, три тысячи на спидометре, я еще подумал: спекулянт проклятый, сдерет за нее ого сколько!

Я раскладываю на столе перед младшим лейтенантом три фотографии, в том числе снимок Евгена Максимовича Бабаевского.

- Один из них - владелец этой "Волги", - говорю.

Харченко отрицательно качает головой.

- Нет, с учета снимал совсем другой.

- И вы хорошо запомнили его? - с надеждой спрашиваю я.

- Конечно, - отвечает он и без напускной скромности добавляет: - У меня вообще хорошая память. Увижу, как сфотографирую.

- И что же подсказывает вам эта фотопамять? - Не удерживаюсь от иронии, но тут же понимаю, что полностью завишу от этого веснушчатого младшего лейтенанта, и сразу поправляюсь: - Устный портрет, товарищ Харченко, я очень прошу: устный портрет!

Младший лейтенант задумывается. Я не тороплю его, понимая, с каким напряжением работает сейчас его мозг.

- Так... - начинает он наконец. - Мужчина лет сорока или чуть меньше. Мешки под глазами, и морщины от носа до кончиков губ. Лысый, осталось совсем мало волос, зачесывает остатки слева направо. Лоб высокий, морщинистый, нос с горбинкой, большой, а глаза ввалившиеся, темные и пронизывающие. Губы бледные, узкие, уши хрящеватые. Рост около ста восьмидесяти. Кадык все время шевелится.

Я благодарно киваю: устный портрет выразителен и сделан профессионально.

- Как держался? - уточняю.

Харченко едва заметно улыбается.

- У нас - машины... - говорит он неопределенно. - А в каждой машине можно найти недостатки. И эти недостатки, если они серьезные, мы находим. Ну, знаете, как люди держатся... Одни благодарны, другие угодливы, улыбаются тебе, как лучшему другу. Этот тоже - слащавый, угодливый, в звании меня повысил, лейтенантом называл. Я еще подумал: у тебя "Волга" только обкатку прошла, зачем же льстить? По закону все сделаем. Еще спросил: "Продаете?" Немного смутился, руками развел: мол, что поделаешь, обстоятельства. "Дачу, - отвечает, - хочу купить, и деньги нужны..." Врет, конечно, сукин сын, глаза неискренние, бегают... Однако все документы в порядке - подписал, и катись ко всем чертям.

- А у вас и правда хорошая память, - говорю я, потому что помнить через столько дней такие детали сможет не каждый. - Припомните, пожалуйста, один он был или с кем-нибудь?

- Один, - ни на мгновение не заколебался младший лейтенант. - Кстати, - обрадовался, - еще одна деталь: если будете искать этого пройдоху, пригодится. На подбородке у него ямочка, знаете, такой раздвоенный подбородок...

- Брюнет или блондин?

- Лысый... - разводит руками. - Хотя брюнета запомнил бы, точно, блондин, я же говорил, совсем мало волос осталось, но блондин.

- Паспорт его смотрели?

- Это вы на предмет фотографии? - догадывается. - Паспорт был в ажуре. Все документы хорошие, не придерешься. Кстати, а что с настоящим владельцем?

- Если бы знал...

- Ищете?

- Начали.

- Но ведь его нет уже две недели! - До младшего лейтенанта наконец дошла суть того, что случилось. - Значит...

- Все может быть, - ответил я уклончиво. - Прощай, младший лейтенант. Ты мне очень помог.

Вышел на улицу, взглянул на часы. Половина третьего, и сегодня уже нечего делать.

Теперь первое - магазин: установить, кому продана белоснежная красавица. Покупатель общался с лысым, снимавшим машину с учета, по крайней мере два дня: на автомобильном базаре, где договаривались, и в магазине, где оформляли продажу. Да и сам автомобиль надо осмотреть. Почти две недели, как он у нового владельца, да чего на свете не бывает, может, что-нибудь и сохранилось.

Магазин сегодня выходной, раньше, чем завтра в десять, в него не попадешь. Я огляделся и направился к ближайшему телефону-автомату позвонить Марине.

2

"Волгу" могли продать в Узбекистан, в Грузию, куда угодно, но оказалось, что новый ее владелец живет в Быковне, на окраине Киева, и добраться к нему можно автобусом за полчаса.

Я немного постоял перед домом Микиты Власовича Горобца. Это было впечатляющее зрелище: двухэтажный кирпичный красавец с широкими окнами и большой стеклянной верандой, он словно гордился собой, выставлял себя напоказ - усадьба была обнесена не сплошным, глухим деревянным забором, а оградой из высоких металлических прутьев, заостренных вверху. За прутьями, правда, густо, плотно друг к другу росли подстриженные елочки, они образовывали еще одну, в человеческий рост, вечнозеленую ограду - это было действительно красиво и удобно, и я удивился вкусу хозяина дома. Наверное, профессор или отставной полковник, почему-то подумал я: деньжата водятся, захотелось шикануть, поездить на "Волге", - официально приобрести ее трудно, вот и отправился на базар.