Андрей Кивинов - Визит джентльменов Страница 4

– Идите! Только у меня к вам последний вопрос. Сколько фонарей стоит на данном промежутке, э-э-э, и сколько из них разбито?

– Не считала, э-э-э.

– Зато мы посчи…

Ну наконец-то!.. Прибыл, землекоп. Добрый вечер, Георгий, добрый вечер, Победоносец. Что вы какой-то не радостный? Будто неделю пива не пили…

Друга окружает густой аромат. Не сомневаюсь, что вы догадались, какой. «Мартини» сложно не признать. Георгий, не здороваясь с Валерией Павловной, проходит в дальний угол кабинета, падает на стул и, насупившись, начинает уничтожать нас взглядом. Я, зная эту особенность Жо-риного поведения, понимаю, что клада он не нашёл. Но, в любом случае, миссия моя окончена, осталось вернуть в сумочку ключи и отпустить госпожу Мудролюбову с миром.

Вернуть ключи… Легко сказать. Валерия Павловна прижала сумочку к своей плоской груди, как алкаш утреннюю бутылку пива. Клещами не вырвешь. Я мигаю Жоре, подкинь ключи на пол, мол, сама обронила, но Жора, похоже, ушёл в астрал и на происходящую действительность не реагирует. Хоть гранату взрывай.

– Валерия Павловна, видите ли…

Черт, как бы потоньше…

– Видите ли… Нам надо вас ещё раз дактилоскопировать…

Жалко, здесь нет какого-нибудь кинорежиссёра, зафиксировать непередаваемую словами мимику Валерии Павловны. Главная роль в Голливуде была бы у неё в кармане. Куда там Мерил Стрип до Мудролюбо-вой. Личико у нашей гостьи сначала свело, потом развело, потом… Нет, не буду даже пытаться…

– За… Зачем?

– Это не наши капризы, Валерия Павловна. Эксперты требуют два экземпляра, а у нас ксерокс сломался. Извините, я вас сразу не предупредил, запамятовал…

Поверьте, я в отличие от напарника не пьян, даже не прикладывался. И не болен, температуру с утра мерил. Но что прикажите Мордолюбовой грузить?

Не дав Валерии Павловне опомниться и обдумать ответ, я хватаю её руку и пускаю в ход валик, пропитанный гуашью. Заглядывает Укушенный.

– Заткнись!!!

Укушенный уходит. Пока Мордо… тьфу ты, Мудролюбова не вышла из предобморочного состояния, шлёпаю её ладони о лист бумаги и гоню в душевую.

– Вот и все, а вы боялись… Бегом в душ, и домой.

Благодаря раздолбайству завхоза Гасаныча горячей воды в душе нет, а холодной типографская гуашь отмывается скверно и, главное, долго. Оставив Валерию Павловну в умывальной, рысью мчусь назад, в кабинет. Жора как сидел, так и сидит в клине.

– Где ключи?

– Что?.. Ка… Какие ключи?

– От хаты мордолюбовской, идиот!

Жора не отвечает. Я охлопываю его карманы, нахожу ключи, возвращаю их в сумочку и лечу назад, в душевую.

– Вы забыли, вот, пожалуйста. – Я протягиваю даме сумочку, улыбаясь как можно естественнее. – До свидания. Мужа будем искать. Вы свободны.

По дороге в кабинет пытаюсь вспомнить самые изысканные, самые превосходные ругательные обороты родного языка, но придя, пользуюсь самыми распространёнными, но доходчивыми. (Опускаю.) Выпустив пар, спрашиваю:

– Нашёл?

– Кого?

– Покойника!

– Н-нет.

– А чего ж ты там пять часов делал?!

– Искал… Я убью этого Самоделкина…

Начальнику ГУВД Санкт-Петербурга.

Копия: генеральному прокурору

Российской федерации

от гр-ки Мудролюбовой В. П.

ЗАЯВЛЕНИЕ

Срочно прошу принять меры к розыску маньяка, учинившего акт вандализма и глумления над моей квартирой и укравшего мои личные вещи на сумму 200 000 долларов США.

21 мая с. г. я была вызвана в районный отдел внутренних дел по поводу дачи показаний о своём пропавшем без вести муже – Мудролюбове Михаиле Андреевиче. Вернувшись из милиции, где безо всяких оснований пробыла около восьми с лишним часов, я застала ужасную картину. Полы на кухне и во всех комнатах были полностью вскрыты. Так же вскрыт кафель в ванной комнате и приведена в негодность только что поставленная система подогрева полов стоимостью пять тысяч долларов. Разбиты арочные конструкции в коридорах, в результате чего рухнули подвесные потолки. Часть стены в спальне обвалена. Разбит унитаз и старинная китайская ваза, стоявшая в туалете. В гостиной безобразным образом сорваны немецкие обои и выведена из строя импортная электропроводка. Там же я нашла не принадлежащую мне коробку из-под мороженого «Валио» с каким-то устройством, напоминающим самодельную бомбу. Подозреваю, что квартиру пытались взорвать, а когда это не удалось, устроили погром. Входная дверь не повреждена, консьержка на вахте никого не видела.

Коробку из-под мороженого и список украденного на десяти листах прилагаю к заявлению. Мудролюбова В. П. Подпись.

P. S. Розыск моего мужа прошу прекратить в связи с его возвращением. Подпись.

– Мне пива, маленькую.

– А мне «Мартини», хотя…

Жора копается в недрах своего потрёпанного бумажника, звеня мелочью, после надсадно вздыхает и уточняет.

– Тоже пиво.

Взяв по бокалу, присаживаемся под зонтик, установленный рядом с кабачком.

– Я окончательно разочаровался в людях, – заявляет Георгий, обмокнув усы в пену. – Это больно признать, но, увы… Говенное пиво.

– Ты разочаровался во всех сразу? Или в конкретных персонах?

– Послушай… Что от меня требовалось? Найти Мордолюбова. Так?

– Так.

– Я его нашёл. Так?

– Ну, в общем, так.

– Живого и здорового. А меня, вместо того чтоб сказать «спасибо», обвиняют в воровстве, будто я рецидивист какой! Двести тысяч баксов! Это справедливо?! Да я там копейки поганой не взял! Хату, да, попортил немножко, но опять-таки не со зла, а из-за этого очумельца Самоделкина! Его эта хренотень в коробочке все время зашкаливала! Но к брюликам и шубам собольим я пальцем не притрагивался!

– Лично тебя пока ни в чем не обвиняют. Она про маньяка пишет.

– Но был-то там я! Значит, это удар по моему имижду!

– Имиджу, – поправляю я.

Жора, судя по молниям во взгляде, действительно оскорблён до обиды. В том, что он прихватил на память мудролюбовское барахлишко, я глубоко сомневаюсь. Иначе сейчас он все-таки заказал бы «Мартини». Но даже не поэтому. Жора ментовской крови, пусть немного и разбавленной этиловым спиртом, но ментовской. Не возьмёт рубль, не позарится и на миллиард. «Мартини» не в счёт.

– А кстати, где муженёк-то был?

– Да пёс его знает… Важен итог. Есть у меня, правда, мыслишка. У него срок по долгам подходил, вот он и нырнул под корягу, а жёнку заставил вой поднять, мол, пропал без вести.

– Да, но это не избавит от долгов. Не всю же жизнь «потеряшкой» считаться?

– А кто знает, что будет через год? Или ишак, или эмир…

– Тоже верно.

– А вдова наверняка как от нас вернулась, так ему и позвонила в подполье. Приезжай, у нас тут, хм… Нет, не сразу позвонила. Сначала барахлишко своё припрятала… Жили-то они без любви, на булавки он ей лишний раз не давал, вот она и воспользовалась моментом, зараза. А на меня свалила.

– Она уже не вдова, – защищаю я Мудролюбову.

– Досадно, кстати. Такая красивая версия обломалась. А Михайло Андреич, как про беду услыхал, пулей примчался, забыл и про долги. Вахтерке по роже заехал, что проспала бандитов. Кстати, заяву с неё надо взять. «Палочку» срубим по хулиганству.

Жора двумя глотками осушает бокал.

– Дерьмовое пиво. Короче, вывод такой: чем больше людям добра делаешь, все равно – дурак.

Вывод очень правильный, если не грамматически, то, по крайней мере, лексически. Что, несомненно, важней. Особенно если учесть, что в дураках остался не Жора, а ты. В смысле я. Дело даже не в потраченном на Валерию Павловну времени, не в потерянном при этом положительном образе сотрудника милиции и нервных клетках. На такие пустяки я давным-давно не обращаю внимания. Дело в «фомиче» – ломике, забытым дорогим Георгием в муд-ролюбовских апартаментах. «Фомич», как я говорил, изъят у одного ворюги, изъят лично мной, изъят официально, с соблюдением всяких там формальностей. То есть на бирке, приклеенной к ломику именно моя родная фамилия и мой, не менее родной, автограф. И хотя Жора божится, что фомка провалилась за батарею и её не найдут, чувствую я себя как-то неуютно. Опасаюсь за имижд, тьфу ты, имидж.

Единственный выход – снова вызывать Мудролюбову, теперь уже с мужем, дактилоскопировать обоих, тырить ключи и бежать к ним в хату за «фомичом». А что делать? Ждать, когда ломик найдётся? А он, блин, рано или поздно найдётся…

Вывод ясен?

Примечания

1

Саблино – женская колония в Санкт-Петербурге.