Роберт Стивенсон - Бриллиант раджи Страница 4

Чарли кричал и бранился вслед секретарю, видимо, будучи вне себя от гнева. Он тоже побежал, насколько мог при своей хромоте, но ничего не мог сделать. Секретарь бежал гораздо быстрее, и Чарли не мог его догнать.

Надежды Гарри окрепли. Переулок был с крутым подъемом и узкий, но совершенно пустынный; по одной его стороне шла стена сада, через которую свешивались ветви деревьев. Вдоль всей стены, насколько глаз доставал, не видно было ни одного живого существа и ни одной отворенной двери. Очевидно, судьба устала преследовать Гарри Гартлея и открывала ему широкое поле для спасения.

Увы! Когда он пробегал мимо садовой калитки, она отворилась, и он увидал за нею на песчаной дорожке молодца из мясной лавки с лотком в руках. Видел он его только мельком и помчался дальше, но молодец его хорошо рассмотрел и крайне удивился, что джентльмен бежит так во все лопатки по улице. Он вышел из калитки в переулок и принялся кричать вслед бегущему разные остроты, иронически подгоняя его.

Чарли Пендрагон, хотя и выбившийся из сил, но не прекративший погони, увидел это и придумал штуку.

— Держи вора! — крикнул он.

Молодец из мясной лавки подхватил крик и присоединился к погоне.

Для затравленного секретаря настала самая горькая минута. Правда, страх придавал ему много силы и быстроты, так что он постоянно выигрывал расстояние у своих преследователей, но он чувствовал, что в конце концов кто-нибудь попадется ему навстречу в узком переулке и, наслушавшись криков: «держи вора», загородит ему дорогу.

— Мне необходимо куда-нибудь спрятаться, — подумал он, — и не позже нескольких секунд, иначе пропала моя головушка.

Только что эта мысль мелькнула в его мозгу, как переулок неожиданно загнулся, и Гарри скрылся из глаз своих преследователей. Бывают обстоятельства, при которых самый неэнергичный мужчина делается вдруг и смелым, и решительным, когда самый осторожный забывает о трусости и становится способным на храбрый поступок. Так произошло теперь и с Гарри. Он остановился, перебросил в сад через забор картонку, с невероятной ловкостью прыгнул на забор, ухватился руками за его верх, перекинулся через него всем телом и свалился в сад.

Через минуту он опомнился и увидал себя на краю небольшого розового кустика, часть которого он примял своим телом. Руки и колени он себе все ободрал до крови, потому что верх забора был усыпан битым стеклом для предупреждения именно подобных перепрыгиваний; во всем теле он чувствовал боль, а в голове неприятное кружение и шум. За садом, содержавшимся в отличном порядке и наполненным чудным благоуханием, он увидал перед собой задний фасад дома. Дом был довольно велик, и в нем, очевидно, жили, но, в противоположность саду, он был весь какой-то облупленный, неряшливый, вообще неприглядный. Ограда шла вокруг всего сада непрерывно, окружая его со всех сторон.

Гарри машинально смотрел на окружающую обстановку, не будучи в состоянии связно мыслить и сделать какой-нибудь вывод. Когда вслед затем послышались чьи-то шаги по песку, он хотя и повернулся в ту сторону, но даже и не подумал о самозащите или бегстве.

Подошел крупного роста, грубый и даже грязный субъект в одежде садовника с лейкой в правой руке. Другой, менее взволнованный человек на месте Гарри невольно пришел бы в тревогу при взгляде на громадную фигуру этого человека и на его черные сердитые глаза, но Гарри был до того потрясен и оглушен своим падением, что хотя и смотрел во все глаза на садовника, но нисколько не смутился и спокойно, пассивно, без малейшего сопротивления дал ему подойти, взять себя за плечи, встряхнуть и поставить на ноги.

С минуту они пристально смотрели друг на друга: Гарри — словно ослепленный, а садовник — с гневом и с жестоким издевательством.

— Кто вы такой? — спросил, наконец, садовник. — С какой стати вы перепрыгнули через мой забор и сломали мою «Славу Дижона»? Как ваша фамилия? — прибавил он, встряхивая Гарри. — И за каким делом вы сюда явились?

Гарри не мог выговорить ни одного слова.

Как раз в эту минуту мимо пробегали Пендрагон и молодец из мясной. — Их топот и крик громко раздавались на весь узенький переулок. Садовник получил свой ответ. Он поглядел Гарри прямо в лицо с понимающей улыбкой.

— Вор! — сказал он. — Ей-богу, вам должны удаваться очень большие дела. Посмотрите, какой вы нарядный: настоящий джентльмен. И неужели вам не совестно расхаживать в таком наряде и показываться на глаза честным людям? Да говори же, собака, отвечай! — прибавил он с криком. — Ведь ты же наверное понимаешь по-английски. Что ж ты молчишь?

— Сэр, уверяю вас, это только недоразумение, — сказал Гарри. — И если вы сходите со мной на Итонскую площадь к сэру Томасу Ванделеру, то все, поверьте, сейчас же объяснится. Я теперь вижу сам, что человек совершенно порядочный и невинный может иногда очутиться в подозрительном положении.

— Никуда я с вами, миленький мой, не пойду дальше первого полицейского поста на ближайшей улице. Полицейский надзиратель, без сомнения, с удовольствием проведет вас на Итонскую площадь и останется пить чай у ваших великосветских знакомых, если только вы не предпочтете отправиться прямо к самому министру. Сэр Томас Ванделер! Скажите, пожалуйста! Уж не думаете ли вы, что я и джентльменов-то никогда не видал, кроме тех, которые по заборам лазают? Я читаю в вас, как в книге, я вижу вас насквозь и под вами в земле на два аршина. Ваша сорочка стоит, может быть, дороже моей праздничной шляпы, ваш сюртук — видно, что не в ветошном ряду куплен, а ваши сапоги…

Садовник взглянул вниз на землю и разом остановился на полуслове, не доканчивая своей оскорбительной речи. На земле у своих ног он увидал что-то особенное. Когда он заговорил опять, его голос оказался страшно изменившимся.

— Боже мой! Что это такое? — сказал он.

Гарри посмотрел туда же, куда и он, и обомлел от изумления и испуга. Падая с ограды, он свалился прямо на картонку и продавил ее всю от края до края. Из картонки высыпалось целое сокровище бриллиантов, и вот они лежали, частью втоптанные в землю, частью рассыпавшиеся по ней, сверкая и ослепляя своим блеском. Тут была и роскошная диадема, которою он так часто любовался на леди Ванделер, и кольца, и брошки, и серьги, и браслеты, и кроме того множество необработанных бриллиантов, которые обсыпали собой розовый куст и блестели на нем, подобно каплям утренней росы. У ног садовника и Гарри лежало на земле целое княжеское состояние в самой завидной, прочной и неизменной форме, а между тем все это можно было забрать в фартук и разом унести. Оно, кроме того, само по себе представляло безусловную красоту и отражало солнечный свет миллионами радужных сверканий.

— Боже мой! — сказал Гарри. — Я погиб!

Он разом вспомнил все случившееся за этот день и начал понемногу соображать, в какую кашу он, сам того не зная, попал. Он оглянулся кругом, как бы ища помощи, но он был во всем саду один, лицом к лицу с грозным садовником и разбросанными бриллиантами. Прислушавшись, он услыхал только шелест листьев и ускоренное биение собственного сердца. Немудрено, поэтому, что молодой человек окончательно упал духом и разбитым голосом повторил опять:

— Я погиб!

Садовник виновато поглядел кругом во все стороны, но из окон дома никто не выглядывал. Он свободно вздохнул.

— Ободритесь же, глупый вы человек! — сказал он. — Самое худшее уже случилось. Неужели вы скажете, что этого мало на двоих? Какое на двоих? Тут на две тысячи человек хватит. Да отойдите отсюда прочь, а то вас увидят, и ради приличия расправьте свою шляпу и почистите хоть немного свой костюм. Вам и двух шагов нельзя пройти с такой уморительной фигурой.

Гарри машинально послушался, а садовник, ползая на коленях, собрал рассыпанные драгоценности и положил обратно в картонку. Всю дюжую фигуру этого человека прохватывала дрожь от волнения, вызванного одним прикосновением к бриллиантам. Его лицо преобразилось, в глазах горела жадность. Он находил сладострастное наслаждение в этой возне с блестящими камнями и старался продлить его, перебирая в руках каждый бриллиант. Но вот он уложил в картонку все драгоценности и, прикрывая ее своей рубашкой, кивнул Гарри, приглашая его в дом.

Недалеко от дверей им встретился молодой человек, по-видимому, из духовного сословия, очень красивый, но с выражением в глазах какой-то смеси слабости и решительности. Одет он был по-пасторски, но очень нарядно и франтовато. Садовнику эта встреча не особенно понравилась, но он сделал приятное лицо и обратился к клерджимену с самым заискивающим видом и с самой любезной улыбкой.

— Хороший денек, мистер Ролльс, — сказал он. — Замечательно хороший! А это один мой знакомый, зашедший взглянуть на мои розы. Я решился пригласить его в дом, надеясь, что против этого жильцы не будут иметь ничего.