Фридрих Незнанский - Меморандум киллеров Страница 4

Она безуспешно дергалась под ним, скрученная и зажатая в тесном салоне. Но, отчаянно сопротивляясь насилию, только сильнее распаляла в нем безудержную похоть.

«А ведь хотел же как помягче», — с укором подумал он и, полностью отключаясь от посторонних мыслей, вцепился в бока ее и ворвался внутрь с такой звериной жадностью, что женщина забилась от жуткой боли… А он лишь надрывно всхрапывал, получая дикое свое наслаждение и совершенно не слыша ни воплей, ни стонов, сдавленных его грубыми пальцами.

Потом она как-то сразу обмякла, скорее всего, вырубилась. Тяжко дыша, отвалился наконец и он. Сел, скинул с плеч ставшие уже ненужными ее ноги. Сдернул запутавшиеся на сапожке светлые трусики и обтерся. Удивился, увидев, что они потемнели. Мать честная, этого еще не хватало! И отшвырнул их в сторону.

Выбравшись из машины и застегнувшись, он достал из бардачка фонарик и посветил. Е-мое! Все заднее сиденье было уделано темными пятнами. Да что он, невинности, что ли, бабу лишил? Так нет же! Откуда там?.. И что делать? Везти ее в Бескудниково, до которого отсюда пешком — полчаса, было не просто неразумно, но теперь даже и опасно. Значит, что? А это означало, что «клиентка» останется здесь, пока она ни хрена, видать, не соображает. А как очухается, сама найдет дорогу домой. Или кто-нибудь сердобольный покажет. Не зима — не замерзнет…

Слонов выволок бесчувственную женщину из машины, усадил ее на бугорок, поправив на ней пальто и оперев спиной на плотную стену кустарника, и прислушался. Нет, вроде дышит нормально. Ну больно, конечно, а что делать? Тимофею многие бабы говорили, что его здоровущий орган не всякая способна выдержать. И что теперь? Другого-то у него все равно нет!..

Затем он посмотрел, чтобы в машине никаких следов, кроме этих проклятых бурых пятен на чехле сиденья, не осталось, прыгнул за руль и, не включая габаритных огней, быстро выкатил в сторону трассы. А потом он полночи, проклиная себя за неосторожность, застирывал в ванной автомобильный чехол и гладил его раскаленным утюгом. Хорошо, что хоть дома сегодня никого не оказалось: на даче еще отдыхает дружная семейка…

Утром, на службе, он первым делом заглянул в сводку ночных происшествий по Москве, но никакой информации о гражданках, жестоко изнасилованных неизвестными бандитами, не обнаружил. Может, и обошлось, кто знает…

Да и не в том она была, пожалуй, состоянии, чтобы запомнить случайного мента, который и был-то не в форме, зато безо всякого сопротивления с ее стороны завез в какие-то кусты и отодрал, как последнюю шлюху. Единичный случай, что ли? А вы вот газеты почитайте, телевизор посмотрите — каждый день что-нибудь подобное происходит. И ничему ведь вас, девки, не учит печальный опыт. Но об этом Тимофей Иванович подумал уже с легким юмором, вины-то за собой он все равно не чувствовал…

4

Вечеринка, по достаточно трезвой и столь же традиционной оценке Александра Борисовича, удалась.

Во всяком случае, руководящие сотрудники Московского уголовного розыска, коим когда-либо доводилось отмечать весомые события в компании с «важняком», закадычным приятелем начальника МУРа Вячеслава Ивановича Грязнова, были в курсе этой заключительной и ставшей, по сути, крылатой фразы. Она означала, что Генеральная прокуратура, в персональном лице Турецкого, угощением абсолютно довольна. Как и всем тем, что его окружало в данный момент. Заранее предполагалось, что подобная оценка должна была безусловно отозваться искренним удовлетворением в сердцах «приближенных» Грязнова. Что и было охотно продемонстрировано окружающими.

Но тут следует сделать пару-тройку сносок, назовем их так.

Дело в том, что «важняком» Турецкого именовали все еще по старой памяти. А он с недавнего времени сильно «вырос над собой» и стал помощником генерального прокурора по расследованию уже не просто особо важных дел, а получивших чересчур громкий, мягко говоря, резонанс в обществе. Вот вроде дерзкого убийства известного депутата Государственной думы. Или необъяснимого по своей жестокости расстрела посетителей московского бара «Медведь». А особо важные и прочие дела по-прежнему относились к епархии заместителя генерального прокурора Константина Дмитриевича Меркулова. Как, если быть уже до конца пунктуальным, и сам Турецкий — в качестве первого и незаменимого помощника все-таки того же Кости. А что над ним есть еще и генеральный, так оно как бы подразумевалось. Итак, это — первая сноска.

По поводу второй надо сказать следующее. Сегодня, накануне Нового года, решили отметить целый ряд, как принято говорить, знаменательных событий. За особые заслуги в оперативно-розыскной работе наиболее отличившиеся сотрудники МУРа получили повышения в званиях и правительственные награды. Пусть не самые крутые, но ведь, скажем, и медаль к ордену Мужества тоже тебе не хухры! Особенно для оперативника! Другое дело, конечно, если бы наградили оперков с «земли», которые эту самую землю и роют. Но в данном случае наград и очередных звездочек на погонах удостоились грязновские заместители, а также несколько замов начальников отделов, начальники отделений и пара старших оперуполномоченных. И отмечены ребята были действительно за очень серьезные дела. Почти полтонны взрывчатки изъяли в области, предотвратив возможные теракты, поймали мерзавцев, устроивших взрыв у московского «Макдоналдса», раскрыли десяток других крупных уголовных дел. Нет, честная работа стоила любых наград, слова тут лишние.

Ну а что в экстремальных ситуациях случаются отдельные накладки, нарушения в оперативной работе, так ведь на то живые люди. Кто не ошибается? Да, и силовое давление приходится иной раз применять, чтобы расколоть подозреваемого и не упустить драгоценного времени, и «загрузить» задержанного, чтобы поскорее развязать ему язык, много есть способов, работа такая. А на все эти интеллигентские рассуждения относительно того, что Глеб Жеглов, в исполнении незабвенного Володи Высоцкого, был не прав, подбросив в карман Кирпича — Стасика Садальского украденный бумажник, давно пора наплевать и забыть. Это, к счастью, пока не господствующая в руководстве точка зрения — не на словах, конечно, тут все у-у как возмущаются! — а на деле. Зато и у оперативника в какой-то степени развязаны руки, что, в свою очередь, помогает ему быстрее изловить преступника и в конечном счете установить истину. Значит, и на пользу людям, государству…

Вот такие мнения возникали время от времени в застолье. Понять-то можно было. Хотя делать этого как раз и не следовало. Но это уже другой разговор. Поэтому опытные оперативники посмеивались, кивали в сторону молодых и горячих, словно показывая, что, мол, и сами через это прошли, ничего, придет пора — устаканится. И, соответственно, поднимали очередные стаканы за успехи своей единственной и неповторимой службы, будь она неладна, но куда ж ты от нее денешься!

Что касается третьей сноски, то она имела непосредственное отношение к тому, что «обмыв» предполагалось произвести в достаточно узком кругу своих. И место было выбрано не в служебном, к примеру, кабинете Вячеслава Ивановича, как в прежние времена случалось, а вне стен «производства» — так на собственном жаргоне оперативников именовалось огромное Здание Петровки, 38. Для праздничного мужского междусобойчика был предоставлен офис Фонда помощи ветеранам уголовного розыска, который территориально располагался недалеко от тех же «Петров», в Среднем Каретном переулке.

Грязнов еще удивлялся: смотри, говорит, прямо под боком такое мировое помещение отгрохали! Вот молодцы! А чего было удивляться? За выездом бывших хозяев в «спальные» районы Москвы в старом, но, оказалось, вполне еще добротном доме, предназначенном, по одним сведениям, к сносу, по другим — к капитальному ремонту, сотрудникам МУРа, проявившим личную инициативу по созданию такого фонда, удалось объединить две четырехкомнатные квартиры. Тем более что ввиду отсутствия у московского правительства денег ремонт здесь, как и последующий снос, отложили на неопределенное время. Вот муровцы сами и оборудовали для себя подходящее помещение. Все тут теперь есть: и зал для заседаний, естественно, и банкетов, и пара кабинетов для персонала, которого, правда, сегодня не наблюдалось, и комнаты для отдыха. Даже в шикарной зеркальной ванной комнате имелась вместительная, словно рассчитанная на «группу товарищей», джакузи, а в туалете сиял блестящий, будто позолоченный, унитаз. Ишь до чего доходит иной раз фантазия дизайнеров!

Осмотрел это все Вячеслав Иванович, покрутил носом, похмыкал, покачал головой своей, почесывая толстым пальцем остатки рыжих кудрей, да и… согласился, что все, в общем, сделано по уму. Ну… есть излишества. Но и о людях же надо думать, о заслуженных ветеранах угрозыска, которые, по словам общественного, так сказать, руководителя фонда, и опять же заместителя того же Грязнова — Вадима Лыкова, нередко стали здесь собираться для общения за чашкой чая и бесед по душам. А сам Вадим сиял начищенным медным тазом — еще бы, орден Мужества отхватил за руководство «тротиловой операцией», как ее назвали в МУРе. Первым под пули террористов пошел.