Наталья Никольская - Гузи-гузи Страница 4

Раздался стук, и, не дожидаясь ответа, в кабинет вошел высокий сухощавый мужчина в добротном костюме кофейного цвета. Его заостренное книзу лицо нельзя было назвать приятным, и озабоченно-напряженное выражение не придавало ему обаяния. При ходьбе он рассекал воздух резкими, угловатыми движениями.

Прямой негнущийся корпус вошедшего как бы силился поспеть за его выступающим вперед подбородком, который он нес подобно носовой части галеры. Обведенные темными кругами колючие глаза смотрели с холодной недоверчивостью.

Вершинина даже слегка поежилась под властным и оценивающим взглядом незнакомца, которому можно было дать немногим больше пятидесяти. Он сухо поздоровался и уточнил, действительно ли он попал к начальнику службы безопасности.

Прежде чем представиться незнакомец прошел и безо всякого приглашения сел напротив Алискера, закинув ногу на ногу. Вершинина с недоумением наблюдала за вошедшим, ей казалось удивительным, что этот «стальной» стержень смог принять сидячее положение.

Голос господина вполне соответствовал его колючей внешности: он был резким и надтреснутым.

– Моя фамилия Буторин, – безапелляционно заявил он, словно хотел тут же распределить роли в предстоящей беседе.

– Очень приятно, – правдоподобно соврала Вершинина, – Михаил Анатольевич предупредил меня о вашем визите. Так что, можете не мешкая приступить к делу.

– Я бы хотел говорить с глазу на глаз, – он покосился на слегка оторопевшего Мамедова, – вопрос требует большой деликатности.

Он многозначительно кашлянул и замолчал, как бы давая время Алискеру для того, чтобы тот поднялся и вышел. Алискер вопросительно посмотрел на Вершинину, которая, сделав рукой едва заметный жест, означающий «останься», невозмутимо перевела взгляд на Буторина.

– Игорь Семенович, кажется, так вас по имени-отчеству, – медленно проговорила она, – хочу вас сразу же предупредить, останется ли Мамедов здесь или уйдет, он в любом случае будет знать о нашем с вами разговоре, и мне бы было удобнее, чтобы он остался. Со своей стороны могу заверить вас, что все, произнесенное в этой комнате, не выйдет за ее пределы. Если вас устраивает такая постановка вопроса – перейдем к делу, если же нет… – она развела руками.

– Хорошо, – нетерпеливо отчеканил Буторин, словно хотел этой поспешностью вычеркнуть из памяти собеседника факт своего компромиссного решения, – как вам будет угодно. Так вот, я выяснил, что у меня на даче все-таки произошла кража. Украдена видеокассета, имеющая большую ценность. Я разговаривал с вашим начальником, он сказал, что вы занимаетесь подобного рода расследованиями и могли бы помочь мне вернуть эту кассету.

– Значит, у вас украли только эту кассету?

– Именно так. – Буторин, наконец, оторвал глаза от безымянной точки, которую рассматривал на противоположной стене, и смерил Валандру своим ледяным немигающим взглядом. – Я со своей стороны могу вас заверить, что ваши услуги будут щедро вознаграждены.

Последнюю реплику он произнес как-то устало, точно подавленный тем обстоятельством, что был вынужден в столь важном вопросе довериться людям, за которыми с трудом признавал даже простое человеческое достоинство.

– Не сочтите это за простое женское любопытство, – Вершинина повела свою роль, – но я должна знать, что на этой кассете.

Буторин поморщился словно от боли, о которой его вынуждают рассказывать посторонним.

– Я не могу вам этого сказать, – твердо произнес он, глядя в упор на Вершинину.

– Я понимаю, что существуют вещи, в которые иногда нецелесообразно, да и просто опасно посвящать кого бы то ни было, – дипломатично продолжила Валандра. – Но если я берусь за ваше дело, это означает, что мы с вами в одной упряжке. Жил-был во Франции в тревожные времена Фронды некий моралист, граф де Ларошфуко, сказавший как-то раз, что ничто так не оживляет беседы, как взаимное доверие.

Она адресовала Буторину многозначительный взгляд, но он продолжал свои, как представлялось Вершининой, бессмысленные наблюдения за соседней стеной.

– Я не могу вам сказать, что на этой проклятой кассете, – упрямо повторил он, делая акцент на слове «не могу», – да и, в конце концов, какое это имеет значение для вас?

Буторин высокомерно посмотрел сначала на Валандру, потом на Алискера.

– Эта информация могла бы сделать поиски более эффективными… – попыталась пронять этот «стальной стержень» Вершинина.

– Давайте сразу определимся, – продолжая сидеть нога на ногу, Буторин с непонятным вниманием воззрился на носок своего ботинка, – вы больше не будете интересоваться кассетной записью, и мы немедленно перейдем к делу. Я обещаю рассказать вам все, что может хоть как-то помочь вашему расследованию. Вы можете спрашивать меня о чем угодно, только не о том, что на пленке. Даже в случае неудачи я гарантирую достойную оплату вашего труда.

Буторин поднял глаза и прошелся испытующим взглядом по непроницаемому лицу Валандры. Вершинина поняла, что настаивать бесполезно: перед ней был не то что упрямый осел, – неприступная крепость.

– Очень жаль, что вы отказываетесь сказать, что на пленке… – сказала она, обдумывая ситуацию и мысленно призывая мещеряковское самообладание с не меньшим пылом, чем Гамлет – тень своего отца. – Тогда я поделюсь с вами своими соображениями. Не оставляет никаких сомнений тот факт, что похитителю кассеты было известно ее местонахождение. Он проник на вашу дачу с целью выкрасть ее у вас. Таким образом, он в курсе содержания кассеты и по достоинству оценил его, если отважился на такой поступок, как кража из помещения, находящегося на сигнализации. Он располагал мизером времени, чтобы осуществить свой план.

– Вы полагаете, что это кто-то из моих знакомых? – не вытерпел Буторин.

– Вам нельзя отказать в проницательности, – решила слегка поддеть Валандра этого спесивого господина, – человек, укравший кассету либо относится к числу ваших врагов или соперников, либо к той категории людей, которых вы считаете своими друзьями или приятелями. Возможно, эти последние хотели вам просто отомстить – не исключено, что был прецедент, когда вы их обошли или чем-то расстроили. Кроме того, мотивом действия вора могло быть банальное желание что-нибудь заработать на этой кассете. Я склонна допустить, что в этом случае сумма была бы не маленькой – содержание кассеты стоит того, если вы так твердо отказались сообщить мне…

– Давайте не будем возвращаться к тому, о чем решили больше не говорить… – Буторин недовольно посмотрел на Вершинину, в его голосе зазвучали металлические нотки.

– Я не понимаю вас, ведь в ходе расследования все равно выяснится, что на кассете. Вы, по крайней мере, должны описать, как эта кассета выглядит – мы не можем искать невидимку.

– Обычная кассета. Единственное, что в ней необычного, так это какая-то глупая надпись на ней. Не знаю, как это читается, а выглядит вот так.

Он пододвинул к себе чистый лист бумаги, лежащий на столе, и написал на нем «gouzi-gouzis».

– Кассета с самого начала принадлежала вам?

– Что вы имеете в виду?! – с вызовом спросил Буторин, точно вопрос Вершининой оскорбил его.

– Я подумала, если человек говорит о чем-то как о глупом, то он меньше всего склонен иметь в виду самого себя. – Вершинина усмехнулась.

– Я вас не понимаю… – Буторин приподнял свой и без того выпирающий подбородок.

– Определенной категории людей самокритичность не свойственна…

– На что вы намекаете? – раздраженно спросил Буторин, кривя лицо в презрительной гримасе.

– На то, что «любовь к себе – это роман, длящийся всю жизнь», – смело процитировала вслух Вершинина своего любимого Ларошфуко, а про себя обратилась к более резкой выдержке из Монтеня: «Высокомерие складывается из чересчур высокого мнения о себе и чересчур низкого – о других».

– Вы упрекаете меня в излишнем самомнении?

– Избави Бог. Я просто позволила себе сделать некоторое философское обобщение, не без помощи моих друзей-моралистов, конечно. Так каким же образом кассета попала к вам? – Вершинина спокойно вернулась к главной теме разговора и, вставив сигарету в угол рта, взяла настольную зажигалку, изображающую дракона с разверстой пастью, из которой при нажатии на кнопку вырывалось пламя. Этот милый «дракоша», как ласково называла его Валандра, был одной из ее любимых вещиц.

– Это моя кассета, – опять проявил досадную несговорчивость Буторин.

Трудный клиент! – подумал Алискер, искренне восхищаясь хладнокровной выдержкой своей начальницы.

– Игорь Семенович, – с укоризной в голосе сказала Валандра, в глубине души которой зрело желание послать Игоря Семеновича к чертям собачьим, – если вы и дальше будете скрывать важные факты, поле поисков заметно сузиться, а в этом случае я вообще не могу гарантировать положительного результата.