Андрей Константинов - Дело о заикающемся троцкисте Страница 4

Копия акта направлена в ЦК ВКП(б) тов. Ежову Н. И.

Зав. Секретариатом Президиума ЦИК Союза ССР

(Н. Козлов)

26 июня 1935 г.

№16/ссч.

Отп. 2 экз."

Любопытный документик, с ароматом эпохи. Потом я взялся за рукописный текст:

"8— ое апреля 1931 г.

Дорогой товарищ!

Я давно не писал вам, так как переписку с вами монополизировал сын. Сейчас он находится в Берлине, вот уж около двух месяцев, и я отвечаю вам на последнее ваше письмо к нему.

Мы устроились уж, хоть и не совсем еще, на новой квартире и начинаем входить в колею. Сообщаю вам ниже новый адрес. Переписку по поводу поездки в Норвегию я оборвал из-за вмешательства стихийных сил (пожар!), но я совершенно согласен с вами, что от плана поездки ни в каком случае не нужно отказываться. Если вы увидите инициаторов при вашем посещении города, то скажите им, пожалуйста, что я, при систематической разборке накопившейся за пожарный период корреспонденции, отвечу им на их последнее письмо.

Вы справляетесь о здоровье. До последнего времени оно было вполне удовлетворительным, но около недели тому назад вернулась малярия, притом в острой форме с ежедневными головными болями, что отражается на работе. Это тем более некстати, что я в течение четырех ближайших месяцев обязался закончить второй том Истории революции. Первый том на немецком и русском языках выйдет в течение ближайших дней. Я попрошу сына послать вам русское издание немедленно по выходе. Издания на других языках выйдут несколько позже.

Вы предлагаете послать кое-какую скопившуюся у вас литературу. Буду вам очень благодарен — при том, однако, непременном условии, что вы не лишите себя нужных вам книг и что вы позволите мне оплатить по крайней мере расходы по пересылке. Вы спрашиваете, какие книги меня особенно интересуют? Из вышедших и выходящих в России меня особенно интересует все то, что относится к Красной Армии, с ее возникновения до сегодняшнего дня (отчеты, доклады, воспоминания, сборники узаконений, более или менее законченные исследования, военные учебники школ и академий и пр., и пр.). Здесь я опять ставлю вам ультимативнейшее условие: никаких расходов по покупке этих книг вы не должны нести; но если что-либо подходящее окажется в ваших руках, то я буду вам очень благодарен за присылку. Дело это для меня очень важное, но НЕ спешное. К книге о Красной Армии я приступлю только после окончания второго тома Истории, и то не сразу, следовательно, не раньше начала 1932 года.

Я закончил недавно проект платформы интернациональной левой оппозиции по русскому вопросу, где попытался подвести основные итоги развития СССР и ВКП за последний период. Этот проект платформы выйдет в ближайшее время в виде номера Бюллетеня, и тогда вы его получите, разумеется.

Вы пишете о недоразумениях некоего лица с некоей инстанцией. Вот так-так… не придется ли лицу превращаться в невозвращенца?

У нас здесь уж несколько месяцев живет моя дочь, прибывшая из Москвы. Она больна туберкулезом легких (два пневмоторакса), пережила с нами пожар и вследствие временного ухудшения состояния находится в санатории. Опасается, что летом она будет здесь очень страдать от жары, и подумываем о ее возможном переселении на какой-либо европейский курорт. В Норвегии, вероятно, есть хорошие места, но слишком далеко, пожалуй, тем более что ей еженедельно нужен пневмоторакс. Дорога ли в Норвегии жизнь, в частности на курортах?

Крепко и сердечно жму Вашу руку. Вы ничего о своем состоянии не пишете. Сообщите!

Ваш Троцкий.

Adresse: Kadikoy, Chifa 10 kak № 22 par Stamboul".

М— да… Неужели действительно письмо Троцкого?

На обратной стороне листка, в углу стоял фиолетовый штамп. Собственно, сам угол был оторван и сохранился только фрагмент печати:

Архивный от…

НК…

Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы восстановить недостающий текст:

«Архивный отдел НКВД…» М-да, если документ подлинный, то это настоящая сенсация, рядом с которой «клад Косинской» — ничто.

С утра я первым делом заскочил в информационно-аналитический отдел, хотел потолковать с Агеевой. Как-никак Агеева все-таки филолог, несколько лет работала в библиотеке АН, заведовала отделом редкой книги. Может, подскажет, каким образом быстро разобраться с авторством.

Но нашей драгоценной Марины Борисовны на месте еще, разумеется, не было.

К работе Марина Борисовна относится с душой, но рабочий график устанавливает сама. Все мои попытки повлиять на нее серьезного успеха не имели.

В коридоре Скрипка что-то азартно втолковывал Ане Соболиной. Аня кивала, слушая бурный Скрипкин поток, но, кажется, совсем Скрипку не слышала…

— Анна, — вмешался я, — где, интересно, Марина Борисовна?

— Она… э-э… чуть-чуть опаздывает.

А Скрипка сказал:

— Я знал одну даму, которая постоянно всюду опаздывала. В связи с этим у нее была масса неприятностей. Ее увольняли со службы, ее бросил муж…

— Леша! — перебил я, но Скрипка сказал:

— Извини, Шеф, но дай дорассказать.

Короче, у этой дамы была масса неприятностей. А однажды она опоздала на самолет.

— И что?

— В общем-то ничего. Но тот самолет разбился.

— Очень поучительная история, — сказал я.

Скрипка улыбнулся, а Соболина посмотрела на него с тревогой. Потом обернулась ко мне:

— Ты что-то хотел, Андрей?

— Я хотел бы видеть сотрудников на рабочих местах. Тем более, если сотрудник — начальник отдела. Вы согласны, Анна Владимировна?

— Э-э… может быть, я могу тебе помочь, Андрей?

Скрипка улыбнулся улыбкой голодного крокодила.

— Может быть, — сказал я. — У кого в Санкт-Петербурге можно проконсультироваться по личности Троцкого?

— У Елены Петровны Кондаковой из музея политического сыска, — отчеканила Соболина.

Скрипка повернулся и пошел в глубь коридора.

В тот день музей политического сыска для посетителей был закрыт. В залах царила тишина… Впрочем, здесь, наверно, никогда не бывает шумно. Елена Петровна Кондакова встретила меня в фойе.

У нее были внимательные ироничные глаза. Очень опасные глаза.

— Итак, Андрей Викторович, — сказала она после взаимных любезностей, — чем я могу вам помочь?

Не знаю, показалось мне или в словах Кондаковой действительно был скрытый подтекст: что же это тебя, криминального писаку, привело сюда? Здесь дешевкой не торгуют.

— Елена Петровна, — ответил я, — мне рекомендовали вас как специалиста по Троцкому.

Она улыбнулась и сказала:

— Напрасно. Когда-то я действительно была увлечена изучением наследия Льва Давидовича Троцкого, но специалистом себя назвать не могу. А что конкретно вас интересует?

— В вашем музее есть тексты, исполненные Троцким?

— В Санкт-Петербурге нет ни одного автографа Троцкого.

— Вот так?

— Именно так. Найти подлинный автограф Троцкого — невероятная удача для любого исследователя. Выезжая из страны в двадцать девятом году, Лев Давидович вывез весь свой архив. Это чудо, что Сталин позволил ему такое… Впрочем, шел, я напомню, двадцать девятый год.

Спустя всего три-четыре года это было бы уже невозможно. Потом, уже в Мексике, Троцкий остался без средств к существованию и вынужден был продать свой архив Гарвардскому университету.

— Неужели все документы Троцкого попали в Гарвард?

— Нет, конечно. За время своей политической деятельности он написал тысячи писем, записок, статей. Он был невероятно работоспособным человеком. По всему миру разбросаны сотни документов с его автографом.

— И тем не менее в России документов не сохранилось?

— В этом, Андрей Викторович, нет ничего удивительного… Когда Сталин развернул масштабнейшую антитроцкистскую кампанию, хранить письма Троцкого стало опасно. Те, кто имел хотя бы клочок бумаги с подписью врага народа, сам становился врагом народа. Люди избавлялись от любого материального доказательства связи с Троцким. Впрочем, это не спасало. Тысячи большевиков были репрессированы только за то, что работали с ним…

— М-да… Но ведь не могли же быть уничтожены ВСЕ документы? Так не бывает, Елена Петровна.

Елена Петровна улыбнулась:

— Конечно… Всегда что-то остается. Но пока я не видела ни одной записки Льва Давидовича. Я имею в виду — в подлиннике. Почему, Андрей Викторович, вас это интересует — нашли часть архива среди «бриллиантов Косинской»?

О Господи! Опять «бриллианты Косинской»! Связался я со Светкой на свою шею!… Я тоже улыбнулся, ответил:

— Нет, среди бриллиантов Косинской — нет… Скажите, Елена Петровна, а в архивах… например, в архивах НКВД, могли сохраниться письма, статьи, дневники Троцкого?

— Сомнительно. В годы репрессий они изымались при обысках. Но передавались не чекистам, а в партийные органы… Что-то, конечно, могло попасть в НКВД по недосмотру. Но эти архивы недоступны для посторонних исследователей. Их фонды стали доступны — весьма относительно доступны — только в начале девяностых… Наши экспозиции и пополняются в значительной степени за счет архивов ФСБ.