Инна Балтийская - Месть Медеи Страница 4

Она положила трубку. Я посмотрела на часы – еще нет десяти, но как хочется спать! Тем более, судя по тишине в доме, Маруська уже заснула. Пора и мне на боковую. В самом деле, почему до сих пор нет Саши? Немного подумав, я позвонила на его мобильник. Трубку он поднял сразу, словно ждал моего звонка:

– Поля? Я как раз хотел тебе звонить. Извини, я немного задерживаюсь, важные дела. Как Маруся?

– Хорошо. Плотно поела, и уже дрыхнет. Ты когда вернешься?

– Через пару часов. Ты меня не жди, ложись спать.

– Я соскучилась. – жалобно пропела я в трубку. – Я уже который вечер засыпаю без тебя.

– Я тоже скучаю. – после минутной паузы произнес Саша. Его тон показался мне несколько напряженным. – Спи, малыш.

Я разделась, умылась и легла в постель, но сон все не шел. Странно, а ведь совсем недавно мне казалось, что верхние веки просто приклеиваются к нижним, и скоро в глаза придется вставлять спички! Но разговор с мужем навеял глухую тоску, и сон удалился, не попрощавшись. Я ворочалась на постели, удивляясь сама себе.

Нет, не подумайте дурного, я очень любила мужа. Он был частью моей жизни, больше скажу – я считала его частью самой себя. Ну, чем-то вроде руки или ноги. Вы ведь не думаете постоянно о своей правой руке? Она у вас есть, и этого довольно. Вот и я, когда-то с большим трудом завоевав Сашу, перестала думать о нем днем и ночью. Он у меня есть, и этого довольно. А уж в его любви я и вовсе не сомневалась.

И вообще, где он найдет такую, как я? Я искренне гордилась своим умением разгадывать даже самые запутанные головоломки. Я отличный друг, что доказала не раз. Я спасла его когда-то от психической импотенции. Рискуя жизнью, я спасла его от несправедливого обвинения в убийстве… Правда, я рисковала жизнью не раз, и не только ради любимого, но и ради своих подруг и друзей, и даже ради малознакомых людей, обратившихся ко мне за помощью… Но это потому, что я отважна и добра, верно?

Я села на постели и потрясла головой, Люди добрые, да что это со мной стало? Похоже, я потихоньку превращаюсь в самодовольную клушу. Я располнела, обабилась, я вот уже полтора года, стыдно признаться, не была в парикмахерской. Свои некогда длинные русые волосы я коротко остригла незадолго до родов, и с тех пор подравниваю их сама… Мне не хватает времени для заботы о своем внешнем виде. Мне не хватает времени, чтобы приготовить мужу обед или ужин. Конечно, в выходные он вполне может сварить или поджарить что-нибудь сам, но вот в будни, когда Саша возвращается почти за полночь, сил на готовку у него не остается. И, если бы не моя мамочка, он ложился бы спать голодным. Но зато у меня всегда есть время, чтобы погордиться собой. И на то, чтобы разгадывать загадки, которые никаким боком меня не касаются. М-да, похоже, я просто-напросто зажралась. Даже мое чувство юмора, которым я так гордилась, как-то притупилось, иначе столь самодовольные мыслишки были бы им жестоко высмеяны и с позором уничтожены.

Я вновь прилегла, но сон все не шел. Почитать книжку, что ли? Стараясь не шуметь, я вышла в гостиную и посмотрела на книжные полки, заставленные разнокалиберными томами. Взгляд невольно остановился на броском названии: «Арабески» Эдгара По. Да уж, вот оно, то чтиво, которое весьма рекомендуется почитать на ночь глядя. Как говорится, то, что доктор прописал. Я достала с полки старую потрепанную книгу в тяжелом жестком переплете, и, слегка поколебавшись, пошла с ней в спальню. Выключила верхний свет, зажгла розовый ночник над кроватью, улеглась в постель и задумалась: а может, ну их к аллаху, эти арабески, лучше посчитать на ночь овец? Но руки уже сами раскрыли книгу примерно на середине. Я взглянула на название раскрывшегося рассказа и вздрогнула. На белой странице крупной черной готической вязью были выписаны слова: «Заживо погребенные».

«Погребение заживо, несомненно, чудовищнее всех ужасов, какие выпали на долю смертного. И здравомыслящий человек едва ли станет отрицать, что это случалось часто, очень часто. При необходимости я мог бы сослаться на целую сотню самых достоверных примеров. Один такой случай, весьма примечательный и, вероятно, еще не изгладившийся из памяти некоторых читателей, имел место не столь давно в соседнем городе Балтиморе и произвел на многих потрясающее, неотразимое впечатление.

Супругу одного из самых почтенных граждан известного юриста и члена конгресса – постигла внезапная и необъяснимая болезнь, перед которой оказалось бессильно все искусство медиков. После тяжких страданий наступила смерть или состояние, которое сочли смертью. Никто даже не подозревал, да и не имел причин подозревать, что она вовсе не умерла. Обнаружились все обычные признаки смерти. Лицо осунулось, черты его заострились. Губы стали белее мрамора. Глаза помутнели. Наступило окоченение. Сердце не билось. Так она пролежала три дня, и за это время тело сделалось твердым, как камень. Одним словом, надо было поспешить с похоронами, поскольку труп, казалось, быстро разлагается. Ее похоронили в семейном склепе, и три года никто не тревожил могильный покой. По прошествии этого времени склеп открыли, чтобы установить там саркофаг, – но увы! – какое страшное потрясение ожидало ее супруга, который своими руками отворил дверь! Едва створки распахнулись наружу, что-то закутанное в белое со стуком упало прямо в его объятия. То был скелет его жены в еще не истлевшем саване.

Тщательное расследование показало, что она ожила через два дня после погребения и билась в гробу, который упал на пол с уступа или с возвышения и раскололся, так что ей удалось встать. Случайно забытый масляный фонарь, налитый дополна, теперь оказался пуст; впрочем, масло могло улетучиться само по себе. На верхней ступени лестницы при входе в зловещую гробницу валялся большой обломок гроба, которым она, по всей видимости, колотила в железную дверь, призывая на помощь. При этом она, вероятно, лишилась чувств или умерла от страха; падая, она зацепилась саваном за какой-то железный крюк, торчавший из стены. Так и осталась она на месте, так и истлела стоя.»

Да что же это такое? Я вспомнила, что в далеком детстве не раз читала эту арабеску, но тогда она как-то быстро улетучилась из памяти. Да, было такое в дремучем 19 веке, когда еще не изобрели медицину. Но чтобы в наше время, в 21 веке, да еще здесь, в моем городе, можно сказать, по соседству? Быть такого не может! Я на цыпочках вышла в гостиную и достала с полки потрепанный Большой иллюстрированный словарь иностранных слов, полистала страницы и нашла слово «Летаргия»:

«Летаргия, от греческих слов лета (забвение) и аргия (бездействие) – патологическое, похожее на сон состояние, длящееся обычно от нескольких часов до нескольких дней. Характеризуется ослаблением всех проявлений жизни.

Интересное дельце… Я вновь взглянула на раскрытую книгу Эдгара По и против воли продолжила чтение:

«В 1810 году во Франции был случай погребения заживо, который красноречиво свидетельствует, что подлинные события воистину бывают удивительней вымыслов сочинителей. Героиней этой истории стала мадемуазель Викторина Лафуркад, юная девица из знатного семейства, богатая и на редкость красивая. Среди ее многочисленных поклонников был Жульен Боссюэ, бедный парижский litterateur или журналист. Его таланты и обаяние пленили богатую наследницу, и она, кажется, полюбила его всем сердцем; но из сословного высокомерия она все же решилась отвергнуть его и отдать руку мосье Ренелю, банкиру и довольно известному дипломату. После свадьбы, однако, супруг тотчас к ней охладел и, вероятно, дурно с нею обращался. Прожив несколько лет в несчастном браке, она умерла – по крайней мере состояние ее было столь похоже на смерть, что ни у кого не возникло и тени сомнения. Ее похоронили, – но не в склепе, а в обыкновенной могиле близ усадьбы, где она родилась. Влюбленный юноша, терзаемый отчаяньем и все еще волнуемый былой страстью, отправляется из столицы в далекую провинцию с романтическим намерением вырыть тело и взять на память чудесные локоны покойной. Он разыскивает могилу. В полночь он откапывает гроб и принимается уже состригать локоны, как вдруг его возлюбленная открывает глаза. Как оказалось, она было похоронена заживо.

Жизнь не вполне покинула несчастную; ласки влюбленного пробудили ее от летаргии, ошибочно принятой за смерть. Он поспешил перенести ее в свою комнату на постоялом дворе. Обладая немалыми познаниями в медицине, он применил самые сильные укрепляющие лекарства. Наконец она ожила. Она узнала своего спасителя. Она оставалась с ним до тех пор, пока здоровье ее понемногу не восстановилось. Женское сердце не камень, и последний урок, преподанный любовью, смягчил его совершенно. Она отдала свое сердце Боссюэ. Она не вернулась к супругу, но, сохранив свое воскресение в тайне, уехала вместе с верным возлюбленным в Америку.

Случай этот произошел в 1831 году и наделал в свое время немало шума.