Эдгар Уоллес - В сетях аферистки Страница 4

Гордон уселся на стул. Он был одним из тех мужчин, которые не теряют самообладания и быстро становятся хозяевами положения. Большие познания и мужественность дают им такое превосходство, что они находят выход из самого отчаянного положения. В нем взяли верх родственные чувства, и он принял отеческий вид.

— Я говорю с тобой теперь как отец, как дядя или как благоразумный кузен. Ты молодая девушка, и кто-нибудь должен обратить твое внимание на то, что для тебя недопустимо остаться в качестве гостьи в доме холостяка.

Диана заложила руки за спину и невозмутимо смотрела ему в глаза.

— А я должна тебе заявить, что не только допустимо, но я твердо решила остаться в этом доме. Ведь я, наконец, не виновата в том, что ты холостяк. С правовой точки зрения ты должен был быть женатым! Просто неестественно жить одному в таком большом доме! Я останусь здесь и по возможности буду вести твое хозяйство. Ты должен мне сказать, что тебе подавать к завтраку. Я люблю мелоны и маисовые пирожки с маленькими ломтиками жареной ветчины. И прожаренные почки по-французски… Ты любишь вафли? Я обожаю. В Австралии у нас был японский повар, который умел их превосходно готовить. Другое чудесное блюдо к завтраку — печеные томаты с измельченной печенью…

— Диана, — серьезно сказал Гордон, — не огорчай меня. Ты ни под каким видом не можешь оставаться здесь. Милая моя девочка, я должен считаться с твоей хорошей репутацией. Пройдут годы, и ты поймешь, как наивен был твой поступок… то есть, твое необдуманное предложение. Я позвоню в отель «Лэридж» и закажу для тебя хорошенькую комнатку.

Он хотел подняться, но Диана положила ему руки на плечи и не позволила этого сделать. Она оказалась на удивление сильной.

— Не будем спорить, дорогой Гордон. У тебя есть только один способ удалить меня из этого дома — позвать полисмена, чтобы он вышвырнул меня за порог. Но ни один полисмен не справится со мной. В моем ридикюле лежит револьвер… никто не посмеет прикоснуться ко мне, так как я немедленно буду стрелять.

Хозяин испуганно посмотрел на нее: девушка встретила его взгляд со спокойной уверенностью. Она вбила себе в голову мысль жить у него в доме; Гордон понял это. Подумав немного, он пришел к заключению, что Диана осуществляет один из принципов Ницше, который в своих философских трудах говорит о «сверхчеловеке», о людях сильной воли.

— Тогда мне остается лишь одно, — сказал Гордон серьезно и подчеркнуто. — Я уйду из этого дома: оставлю тебя здесь и сниму для себя комнату в ближайшем отеле.

— Ты этого не сделаешь! Если же ты несмотря ни на что уйдешь отсюда, я помещу во всех газетах объявление:

«Внимание! Мистер Гордон Сэльсбери ушел в пятницу из дому и до сих пор не вернулся… Он высокого роста, хорошо сложен, цвет лица — свежий. Наружность — приятная, безупречная. Знающих что-либо о нем просят сообщить…»

Гордон закусил губу. Окружающая жизнь была мрачна, сера, но ничто не было ему так ненавистно, как обычная пресса.

— Подождем несколько дней: быть может, ты образумишься и хорошо все обдумаешь, — сказал он охрипшим голосом. — Я убежден, ты придешь к заключению, что совершила ошибку.

Диана села за письменный стол, взяла перо и вырвала листок из блокнота.

— Ладно, значит мы договорились. А теперь скажи мне, что ты любишь есть на завтрак?..

Глава 4

Через несколько дней, когда Диана, сделав необходимые покупки, вернулась домой, она нашла в комнате худощавую даму средних лет, удобно устроившуюся на диване. Та равнодушно поздоровалась. Девушке показалось, будто перед ней персонаж из романов минувшего века. Дама была без шляпы. Она вязала ярко-красный шерстяной жилет: спицы беспрерывно позвякивали и работали почти автоматически.

— Здравствуйте… Вы, наверное, мисс Форд? Меня зовут мисс Стэфл…

— Мы станем друзьями, если я буду знать, в чем дело. Вы здесь гостите?

Казалось, будто спицы работали без посторонней помощи. Диана была изумлена… она еще никогда не вязала ни чулок, ни жакетов.

— Ну, да! Мистер Сэльсбери считает, что вам скучно. Нам, девушкам, не подобает жить в одиночестве. Мы тогда слишком много размышляем, а это неприлично.

— Вы правы! Я тоже размышляю теперь кое о чем, — напористо сказала Диана. — Значит, вы приглашены сюда в качестве наставницы хорошего тона?

— Я приглашена в качестве собеседницы, — тихо ответила мисс Стэфл.

— Если так, то дело ясно! — Диана открыла ридикюль и вынула чековую книжку. — Каков ваш гонорар?

Мисс Стэфл назвала сумму.

— Вот вам деньги за два месяца. Я не думала никого приглашать.

Девушка позвонила. Спицы перестали позвякивать.

— Элеонора! Мисс Стэфл уходит — немедленно. Скажите Третнеру, чтобы нанял красивое авто и отправил обратно багаж этой дамы.

— Но… милая! — дрожащий голос мисс Стэфл прозвучал неожиданно резко. — Меня пригласил мистер Сэльсбери, и боюсь, что…

— Мистеру Сэльсбери не нужна собеседница. Итак, мой ангел, хотите устроить сцену или выпорхните, как легкокрылая птичка?

Возвращаясь домой, Гордон ждал бурных объяснений. Он решил быть твердым и непоколебимым, как скала, независимо от того, разразится Диана потоком резких слов или постарается смягчить его слезами. Но девушка в это время как раз завела граммофон, поставила новейший шлягер «Не смей меня называть возлюбленной» и с удовольствием танцевала в ритме музыки. Гордон ненавидел граммофоны и шлягеры, но не реагировал на это, так как нужно было поговорить о более важных вещах. Достопочтенной мисс Стэфл в доме не было видно.

— Сюда никто не приходил? — спросил мимоходом Гордон.

— Никто, за исключением какой-то ненормальной старой девы, которая внушила себе, что мне нужна собеседница.

Гордон пал духом.

— Где она?

— Я даже не потрудилась записать ее адрес. Почему ты спрашиваешь? Разве гувернантка была предназначена для тебя?

— Ты отказала ей?

— Да! Она противная женщина! — Диана о чем-то подумала и спросила: — Она вязала тебе красную пижаму?

— Что? Ты… гм… прогнала женщину, которую я нанял? — строго сказал Гордон. — Право, Диана, это уже слишком!

Девушка мгновенно переменила тему.

— Чай будет подан через пять минут. Милый братец, у тебя очень грязные башмаки! Немедленно иди наверх и переобуйся.

Гордон потерял самообладание, в нем нарастало раздражение, он раскраснелся от негодования.

— Я этого не сделаю! — резко сказал он. — Я хозяин в своем доме и не стану подчиняться твоим указаниям. Пора положить конец этой комедии! Это невыносимо! — Он ударил рукой по спинке стула. — Один из нас должен уйти отсюда, слышишь? Служанки уже без устали болтают об этом. Я заметил, что Третнер улыбался, когда ты сегодня вышла к завтраку в неглиже. Я занимаю видную должность, моя репутация безупречна и я пользуюсь хорошим именем в Сити. Я вынужден, наконец, охранять свои интересы против покушений эгоистичного, нещепетильного подростка.

— Гордон, как ты смеешь называть меня так? — воскликнула она с упреком.

— Я ни в коем случае не позволю, чтобы серьезный вопрос был превращен в шутку или анекдот. Еще раз повторяю, что один из нас должен уйти из Чейнэл Гарден.

Диана с минуту подумала и вышла из комнаты. Гордон слышал, как она позвонила по телефону. Он улыбнулся. Победа! Она, наверное, звонит в отель. Нужно только действовать энергично и не давать себя запугивать. Остальное уладится…

— Алло… Это редакция? Я мисс Диана Форд. Будьте любезны прислать репортера на Чейнэл Гарден, № 61.

Через мгновение Гордон был у аппарата.

— Что ты делаешь? — возбужденно спросил он.

Диана пожала плечами.

— Мне невыносима жизнь без тебя, Гордон! — сказала она, якобы в совершенном отчаянии. — Если ты прогонишь меня отсюда, я брошусь в Темзу.

— Ты сошла с ума! — вне себя от ужаса воскликнул он, пытаясь отнять трубку.

— Врач из секционной камеры тоже подумает, что я рехнулась, когда… не перебивай меня, сотрудник редакции хочет со мной говорить.

С большим трудом удалось ему удалить ее от аппарата.

— Пожалуйста, никого не посылайте. Это излишне… Женщина в полном здравии, она жива… Что? Ничего подобного… Нам нечего опасаться…

Совершенно расстроенный, Гордон вернулся в кабинет. «Вот наваждение», — шептал он.

— Твое поведение скандально, даже бесстыдно. Теперь мне понятно, почему даже такой подлец, как Демпси, обратился в бегство и предпочел умереть на чужбине, в джунглях, чем иметь дело с такой гнусной ведьмой.

Терпение Гордона иссякло, он был на грани бешенства. Однако овладел собой и, прежде чем закончил свою проповедь, понял, что перехватил через край.

— Прости, мне очень жаль, — тихо сказал он.

Лицо девушки было безмятежным, взгляд — непроницаемым. Нельзя было понять, о чем она думает.

— Мне очень жаль, Диана! Мне не следовало так говорить… Еще раз прости!