Филлис Уитни - Жена или жертва?.. Страница 4

Он положил руки мне на плечи, и мое тело, казалось, само потянулось ему навстречу, словно истосковавшись по этим прикосновениям. Я ничего не могла с собой поделать.

— Ничего не выйдет, — возразил Гленн. — Это не то место. — Он бросал отрывочные фразы, не сводя с меня полубезумного взгляда горящих глаз. — Все, что я начинал здесь, заканчивалось неудачно. Это были годы ужасных провалов. На этот раз я не могу рисковать. В «Высоких башнях» у меня есть подходящий материал — белый словно снег алебастр с легкой примесью зеленого цвета. Там мне будет хорошо, я почувствую себя комфортно…

Я была обеспокоена, смущена, и, хотя мне было трудно противоречить ему, но все же…

«Высокие башни» находились в северном Нью-Джерси. Я не хотела ехать в северный Нью-Джерси точно так же, как не хотела, чтобы у Гленна были голубые глаза. Это в теории женщина всегда ищет мужчину того же типа, что и ее первая любовь. Я знала, что это неправда и стремилась избегать любого сходства с Трентом Макинтайром. Мне нужно было навсегда забыть эти размашистые шаги, которыми он ушел от меня.

— Гленн, но в Нью-Йорке у меня есть работа, — напомнила я ему, — о которой я давно мечтала. Кроме того, мне не позволят сейчас уйти в отпуск, а значит, я потеряю это место. Я должна думать о своем будущем!

— Нет, — сказал он спокойно и без всякого высокомерия. — На этот раз ты должна думать обо мне и о моей работе. Для меня это вопрос жизнь и смерти, Дина. И ты знаешь это, правда?

Я знала это. Он меня убедил. И все же я боялась. Что станется со мной, когда шедевр из алебастра будет закончен? Какую роль Гленн уготовил мне на будущее?

Отступив назад, я высвободилась из объятий Гленна, отвернулась, чтобы не видеть темного пламени, горящего в его глазах, и торопливо пошла прочь. Похоже, сейчас необходимость побега приобретала первостепенную важность.

Он перехватил меня у выхода из галереи, и я заметила, что настроение его внезапно изменилось. В каком-то странном возбуждении он закружил меня по длинной галерее — мимо панелей, на которых были вывешены картины, вглубь помещения. Когда мы оказались в самом темном углу, он стал целовать меня, сначала нежно, а потом более требовательно. Я уступила и вернула ему поцелуй. Мои сомнения не рассеялись, опасения не исчезли, но, оказавшись в его объятиях, мне уже не хотелось думать о будущем. Это не имело никакого значения.

— Мы поженимся перед тем, как я отвезу тебя домой, — прошептал он мне на ухо. — И сделаем это без всякого шума. В «Высоких башнях» сейчас нет никого, кроме моей тетки Номи, поэтому мы сможем провести там наш медовый месяц. И я начну работать. Я хочу показать тебе наше озеро и холмы. Наступает зима, и ты нигде в мире не увидишь ничего более красивого, чем Серые камни, когда они покрыты снегом. Ты ведь выросла в Калифорнии, а значит, никогда не видела настоящей зимы.

Я притихла в его объятиях.

— Ты вовсе не обязательно должен жениться на мне, если я нужна тебе просто в качестве модели, — возразила я. — Я и так поеду с тобой в «Высокие башни». И буду позировать тебе там. Нет никакой необходимости…

— Необходимость есть, — возразил Гленн и прижал к себе мою голову, погрузив длинные пальцы в волосы.

Зачем тебе выходить замуж? — шептал мне внутренний голос. Зачем отказываться от своих надежд? Но я не хотела прислушиваться к нему. У меня не было никаких шансов снова встретить того, о ком я мечтала все эти годы. Так почему бы не начать новую жизнь?

Я слушала сильные удары мужского сердца и начинала испытывать какое-то странное чувство: то ли нежность, то ли страх.

— Только не подумай, что я покупаю тебя в качестве модели, любимая, — сказал Гленн. — Ты для меня — ответ на многие вопросы. Ты олицетворяешь свободу, спасение, успех — все. Я не могу не стремиться навсегда связать с тобой жизнь.

Какие странные слова он использует: «свобода», «спасение», удивленно подумала я. Надо будет расспросить его об этом. Но эти мысли тут же улетучились у меня из головы.

Разумеется, Гленн не ответил бы на мои вопросы. Он намеренно не рассказывал мне ничего, чтобы не спугнуть. А я радостно поддалась на его уговоры и, словно мотылек, летящий на пламя свечи, бездумно бросилась навстречу своей судьбе.

На этот раз я не испытывала ощущения головокружительного взлета, и мне показалось, что это настоящая любовь — такая, какой она и должна быть. Я готова была подарить себя тому, кто так нуждался во мне. То, что я только даю, а Гленн только принимает мой дар, не смущало меня. Я убеждала себя, что такое случается часто, и никто еще не пострадал от этого. А главное, что это гораздо лучше, чем моя первая мучительная любовь, которая никому не была нужна.

Я искренне желала дать Гленну все, в чем он нуждался, и в то же время освободить его от всего, что мешало ему работать. Я убеждала себя, что именно это он подразумевал под «свободой» — способность работать, вернуть прежний талант, который дал бы ему утраченную уверенность в себе и возможность самореализоваться. Разумеется, я и сама хотела получить свободу — освободиться от мужчины, который однажды держал меня в объятиях, позволил рыдать у него на плече, а потом спокойно, но твердо выбросил меня из своей жизни.

На мою просьбу об увольнении в музее отреагировали очень спокойно, и последующие несколько дней пролетели в головокружительной спешке. Гленн не собирался ждать, поэтому у меня было очень мало времени на подготовку к свадьбе. Он же, видимо, с легким сердцем переложил все заботы о галерее на плечи своего помощника, так что дело было только за мной.

Мы поженились в скучной обыденной обстановке муниципалитета, но Гленн был таким веселым, оживленным и энергичным, что это событие стало для меня праздничным. Я чувствовала себя подобно воздушному змею, который, оборвав путы, устремился в небо. Мысли о будущем стали моей единственной заботой. Казалось, с прошлым было покончено навсегда.

Я написала матери длинное восторженное письмо и получила в ответ короткую записку с поздравлениями — она уже не могла писать длинные письма. Тетя приписала к этому посланию еще несколько милых теплых слов, и таким образом я получила семейное благословение.

Колтону Чандлеру, который где-то в Португалии писал портрет короля в изгнании, Гленн послал телеграмму с уведомлением о своей женитьбе. Его мать умерла, когда ему было пять лет, а отец больше не женился, так что он оказался единственным, кого надо было поставить в известность о происшедшем. Правда, у Гленна не было точного адреса Колтона, но он надеялся, что американская экспресс-почта в Лиссабоне сумеет найти такого известного адресата.

— А что скажет твой отец? — поинтересовалась я, когда Гленн составлял телеграмму. И вправду, что может подумать знаменитый Кол-тон Чандлер, художник с мировым именем, о женитьбе своего сына на неизвестной девушке? Как он меня примет?

Гленн написал последнее слово на бланке и с улыбкой ответил на мой вопрос:

— Колтон будет безумно счастлив за меня, а когда увидит тебя, решит, что ты его открытие, — сказал он, и в его голосе мне послышались едва уловимые нотки ревности. — Кроме того, моему отцу нужен наследник, способный продолжить наш род, а также унаследовать его талант и славу. Поскольку я его разочаровал. — В глазах Гленна появилось мрачное выражение.

— Я очень люблю детей, — мягко заметила я, стремясь прогнать эти неприятные мысли из его головы.

Но он, казалось, даже испугался.

— Давай подождем с этим. Я хочу, чтобы какое-то время ты принадлежала только мне.

Я не стала ссориться с ним по этому поводу.

Когда телеграмма была отправлена, мы вернулись в квартиру Гленна и позвонили Номи, так он называл свою тетку.

Мисс Наоми Холмс, старшая сестра его матери, казалось, восприняла новость спокойно, хотя я считала, что с его стороны было неуважением таким образом поставить ее в известность о нашем приезде. Но я уже знала, что от Гленна нельзя ожидать предупредительности и тщательно продуманных поступков. Он получал удовольствие от импульсивных действий, и я любила его за это.

Он разговаривал с теткой мягко и нежно, склоняя на свою сторону. Так и не дав мне возможности поговорить с ней, он повесил трубку и весело улыбнулся.

— Желая достойно встретить нас, — заявил он, — Номи устроит невиданную генеральную уборку.

— Но что она сказала? — допытывалась я. — Как отреагировала на известие о нашей женитьбе?

— Номи заявила, что я последний человек в мире, который может принять на себя ответственность за жену, — усмехнулся Гленн, — но заметила, что будет рада, если я выбрал подходящую женщину. Моя тетка всегда говорит то, что думает. Она надеется, что ты здравомыслящая девушка, которая поймет, что я человек безголовый. Так как, Дина? Это соответствует действительности?

Я энергично замотала головой и тут же оказалась в его объятиях.