Анна Князева - Кольцо с тремя амурами Страница 40

– Ты куда-то уходишь? – забеспокоилась Людмила Николаевна.

– Нет, – поразмыслив, проговорила Дайнека. – Просто нужно позвонить одному человеку.

– Уже поздно, – напомнила Мария Егоровна и стала собирать со стола посуду.

– Подожду до завтра, – тихо-тихо проронила Дайнека.

Глава 43. Дятел и Голубчик

На столе Кораблева валялись газеты и листы писчей бумаги. С краю стояла лампа в матерчатом абажуре. Дайнека передвинула ее подальше, опасаясь нечаянно смахнуть на пол. Из-за врожденной неловкости с ней такое случалось.

Она выдвинула верхний ящик стола, перебрала лежащие там документы и задвинула назад. Просмотрела второй ящик. Там лежала пачка бумаги и кое-какие канцелярские принадлежности. Дошла до самого нижнего, но он был заперт. Проверив, нет ли где-нибудь ключа, оглядела кабинет и направилась к шкафу. В этот момент в кармане зазвонил телефон. Она подпрыгнула от испуга, сначала кинулась к окну, посмотрела во двор и только потом взяла трубку.

– Да.

– Людмила?

– Да, это я, Василий Дмитриевич.

– Прости, не узнал твоего голоса. – Труфанов откашлялся. – У меня есть новость. Правда, не знаю, как к ней отнестись…

– Да-да, говорите. – Дайнека снова подошла к окну, открыла его, высунулась и огляделась. Во дворе никого не было.

– Я встретился с человеком, про которого тебе говорил.

– Он назвал имя куратора?

– Им был Кораблев. Он вообще культуру курировал, часто бывал в Доме культуры. Его принимали как своего, поскольку там работала Мария Егоровна.

– Ясно… – сказала Дайнека безо всякого удивления.

– Кажется, тебя это ничуть не смутило?

– Вчера Гурина рассказала, что Сопелкин отдал текст роли Свиридовой человеку по кличке Голубчик.

– А почему она раньше молчала? – возмутился Василий Дмитриевич.

– Не знаю. Объяснила примерно так: просто взяла и вспомнила.

– Что ж, бывает.

– И вчера вечером я узнала, кто этот Голубчик.

– Неужели Витольд? – догадался Труфанов.

– Его так прозвали в конторе.

– Та-а-ак… – протянул Василий Дмитриевич. – Давай думать, что с этим делать.

Но Дайнека думать не собиралась.

– Еще один факт… – сказала она. – Точней, даже два.

– Давай первый.

– Я рассказывала Кораблеву, о чем говорила с Сопелкиным.

– А второй?

– Кораблев присутствовал на отчетном концерте. Но в момент выступления Геннадия Петровича его в зале не было.

– И он мог подкараулить Сопелкина? – Труфанов продолжил ее мысль.

– Да.

– Ну, это еще не факт, – заметил он не слишком уверенно. – Чтобы обвинить Кораблева, нужны доказательства.

– Их поисками я сейчас и занимаюсь. – Дайнека оглядела кабинет и снова вернулась к книжному шкафу.

– Где? – поинтересовался Василий Дмитриевич.

– В кабинете Витольда Николаевича.

– А сам он?

– Повез мою мать и Надежду в поликлинику.

– А где Мария Егоровна?

– На работе. – Она передвинула статуэтку, открыла коробку из-под сигар и увидела ключ.

– Думаю, не стоит тебе этого делать.

– Поздно, – Дайнека взяла ключ и подошла к столу.

– Что? – не понял Труфанов.

– Уже делаю! – Она вставила ключ в скважину и отомкнула замок. Выдвинув ящик, вынула из него все документы, положила на стол и уселась в кресло хозяина.

– Я сам буду с ним говорить! Не нужно сюда лезть!

Дайнека молчала, перекладывая бумаги из одной стопки в другую. Наконец увидела свернутые в трубку листы, перевязанные веревкой.

– Ты меня слышишь? – обеспокоенно спросил Василий Дмитриевич.

– Слышу-слышу… – Она потянулась за ножницами, разрезала веревку, развернула бумажный рулон и увидела напечатанный текст, в заголовке которого значилось: «Пьеса Островского «Последняя жертва». Роль Юлии Тугиной». Чуть ниже от руки было написано: «Лена Свиридова». Дайнека перевернула пару страниц и увидела вырезанную прямоугольную дырку. На листе осталось несколько слов, написанных ученическим почерком: «А каково сказать» и чуть ниже «живому человеку, ведь это хуже, чем похоронить». Из текста были вырезаны слова «прощай навек».

– В чем дело?

– Я нашла ее…

– Я спрашиваю, в чем дело?!

Она подняла глаза. На пороге кабинета стоял Кораблев.

– Что ты делаешь в моем кабинете?

Дайнека спрятала телефон.

– Зачем ты рылась в моих документах? – Витольд Николаевич подошел к столу, выхватил у нее роль Свиридовой, кинул в ящик и запер.

– Теперь это неважно, – сказала она. – Я все видела. Это вы забрали текст у Сопелкина, вырезали слова «прощай навек» и послали их Роеву.

Кораблев деловито заметил:

– У тебя нет доказательств.

– Доказательство лежит в вашем столе.

– Считай, его там уже нет, – возразил Витольд Николаевич.

– Понимаю. Сожжете? Как сожгли на пляже мое платье и пальто Свиридовой?

Кораблев метнул на нее быстрый взгляд.

– Теперь я понимаю, для чего вы ухаживали за моей матерью… – Ее осенила догадка. – Для того, чтобы мы уехали. Получается, что штанкет в Доме культуры тоже вы уронили?

– У тебя нет доказательств, – твердо повторил Кораблев. Он прошелся по кабинету. – Вцепилась в эту Свиридову… Рыщешь, а она где-нибудь в Каннах сейчас гуляет.

– Вы хотели сказать – в Сочи.

– Какая разница. – Он подошел очень близко. – Главное, что гуляет…

Дайнека испугалась, встала с кресла и попятилась к стенке. Кораблев подступил ближе.

– Что вам нужно? – дрожащим голосом спросила она.

Он не ответил, но в этот момент с первого этажа донесся голос ее матери:

– Людмила, у тебя все в порядке?

Витольд Николаевич отступил. Дайнека молчала.

– Людмила! У тебя ничего не случилось?

– Ответь ей, – велел Кораблев.

Глядя ему в глаза, Дайнека громко сказала:

– У меня все хорошо.

– Спускайся, мы привезли торт! Настоящую «Прагу»! В здешней кулинарии его делают лучше, чем в вашей Москве.

Дайнека сорвалась с места, спустилась на первый этаж и забежала в свою комнату. Уже оттуда услышала, как Надежда сказала отцу:

– Мы тебя не дождались и просто взяли такси.

Придя в себя, Дайнека достала свой телефон, взглянула на табло и поняла, что все это время полковник Труфанов оставался на связи.

Она спросила:

– Вы еще здесь?

– Я все слышал, – сказал Василий Дмитриевич. – Все до последнего слова.

– Это он забрал роль Свиридовой. Я ее видела.

– Сейчас я приеду, – сказал Труфанов. – Иди к матери и сиди рядом с ней.

Со второго этажа раздался крик Марии Егоровны:

– Надя! Надя! Вызывай «Скорую»! Отец умирает!

Дайнека взбежала по лестнице и увидела распростертого на полу Кораблева.

Вслед за ней появилась Надежда.

– «Скорую» вызвала, сказали, будут через десять минут. – Она присела и подложила отцу под голову подушку.

Людмила Николаевна крикнула с первого этажа:

– Ну как он? Как он?

Через десять минут приехала «Скорая». Витольду Николаевичу сняли кардиограмму, сделали два укола и увезли в больницу.

Как только автомобиль «Скорой помощи» выехал со двора, Дайнека бросилась к ящику, куда Кораблев положил роль Свиридовой. Он оказался не заперт, но роли там уже не было.

Она позвонила Труфанову:

– Василий Дмитриевич, Кораблева увезли в кардиологию.

– Где роль?

– Не знаю. Здесь ее нет.

Глава 44. Бетон привозили

Утром, за одним столом с женой и дочерью Кораблева, Дайнека ощущала себя ужасно. Не потому, что они были в чем-то виновны. Скорее наоборот, глядя в заплаканные глаза Марии Егоровны, она почувствовала себя змеей, заползшей в чужое жилище.

Ее собственные резоны, а также содеянное самим Кораблевым, не имело ничего общего с гостеприимством и добротой этих женщин.

Она потянулась за гренкой и опрокинула вазу с вареньем.

– Ничего-ничего… – Мария Егоровна взяла тряпку, отставила вазочку и вытерла вишневую лужу.

От этих ее слов, но больше от собственной неуклюжести у Дайнеки вспыхнули щеки. Людмила Николаевна приложили руку к ее лбу.

– Кажется, у тебя температура…

Надежда вскочила.

– Сейчас принесу градусник.

Оказавшись в центре внимания, Дайнека почувствовала себя подлой преступницей. Опустив голову, прошла в свою комнату, легла в постель и повернулась к стене. Казалось, ничто не возродит ее к жизни.

Но, как говорится, никогда не говори никогда. Минут через пять зазвонил телефон, и услужливый пузан из Управления капитального строительства поставил ее на ноги.

– Приветствую вас, – начал Вадим Григорьевич. – Мне удалось раздобыть нужную вам информацию.

Забыв о вежливости, Дайнека просто воскликнула:

– Ну?!

– Утром седьмого апреля тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года на объект «Дом культуры» было отправлено четыре автомобиля ЗИЛ-130. Это по меньшей мере семь кубометров бетона. По-видимому, заливали что-то большое.

Эмоции захлестнули Дайнеку, и она выдала:

– Вы самый лучший укаэсовец в мире!