Патриция Хайсмит - Незнакомцы в поезде Страница 40

— А это откуда?

— Чарли Бруно прислал. В записке извинился за свое поведение в пятницу. — Анна засмеялась. — Очень трогательно.

— И что это за цветы? — Гай не сводил глаз с букета.

— Герберы. — Анна придержала для него дверь, и они пошли к автомобилю.

Очевидно, что ей было приятно получить цветы. Хотя Гай знал, что после новоселья о Бруно она невысокого мнения. Теперь все гости считают их приятелями. А значит, полиция может со дня на день вызвать его на допрос. Со дня на день! Почему он совсем не боится? Что это за состояние души, когда не знаешь, в каком ты состоянии? Обреченность? Желание умереть? Тупая апатия?

В конторе у Хортонов Гай должен был провести еще несколько дней. Он маялся бездельем, описывал чертежникам интерьер будущего универмага и задавался вопросом, не сошел ли с ума. В первую неделю после той ночи его жизнь и свобода висели на волоске, который мог легко оборваться, потеряй он самообладание хоть на миг. Теперь это в прошлом, но кошмары, в которых Бруно влезал к нему в дом через окно, по-прежнему не оставляли. Просыпаясь на рассвете, Гай помнил, как только что во сне стоял посреди комнаты с пистолетом. Он все еще чувствовал необходимость искупить свою вину, однако не мог представить, какой жертвы, какого служения будет для этого достаточно. В нем словно уживались два человека: один творил в гармонии с Богом, другой был способен на убийство. «Любой способен на убийство», — заявлял Бруно в поезде. Любой? И даже тот, кто пару лет назад в Меткалфе объяснял Бобби Картрайту принцип расчета консоли? Или кто спроектировал больницу и даже этот глупый универмаг? Тот, кто полчаса спорил с собой, в какой цвет покрасить скамейку на заднем дворе? Нет, не они, а тот, кто гляделся вчера вечером в зеркало и видел убийцу, как тайного брата.

И как ему вообще удается думать сейчас об убийстве? Ведь меньше чем через десять дней он поплывет с Анной на белом корабле. За что ему послали Анну и любовь к ней? Не оттого ли он так легко согласился оставить работу и поехать в круиз, что расценил это как возможность на три недели освободиться от Бруно? Бруно может лишить его Анны, если пожелает. Гай в душе признавал это, стараясь подготовиться к такому повороту событий. Но после того, как он увидел Бруно рядом с Анной, гипотетическая возможность превратилась в реальную угрозу.

Он встал из-за стола, надел шляпу и пошел обедать. Уже шагая через вестибюль, он услышал из своего кабинета жужжание коммутатора, а потом секретарша позвала его:

— Мистер Хэйнс, вам звонят. Можете ответить здесь, если вам удобно.

Гай взял трубку, уже зная, что это Бруно, что он будет просить о встрече и что придется согласиться. Действительно, Бруно предложил вместе пообедать. Гай обещал прийти через десять минут в ресторан «Мариос Вилла д’Эсте».

На окнах ресторана висели бело-розовые занавески. У Гая возникло ощущение, что это ловушка и по ту сторону занавесок его поджидает не Бруно, а сыщики. И ему было все равно. Абсолютно все равно.

Бруно сидел за барной стойкой. Завидев Гая, он слез с табурета и с широкой улыбкой пошел ему навстречу.

— Привет. Наш стол в конце этого ряда, — объявил он, кладя руку Гаю на плечо.

На нем был старый ржаво-коричневый костюм. Гай вспомнил, как шел за долговязой фигурой в этом костюме по трясущемуся купейному вагону, но это воспоминание не вызвало в нем никакой досады. Пожалуй, он даже чувствовал расположение к Бруно — что уже случалось с ним по ночам, но еще никогда днем. Его даже не раздражал нескрываемый восторг Бруно от того, что он принял приглашение.

Бруно заказал коктейли и обед. Себе он велел принести печень на гриле, сославшись на какую-то новую диету, а для Гая — яйца бенедиктин, зная, что тот их любит. Гай придирчиво осматривал посетителей за соседними столиками. Некоторое подозрение у него вызвали четыре хорошо одетые женщины средних лет, которые пили коктейли и неестественно улыбались, прикрыв глаза. Рядом с ними упитанный господин европейской наружности вел с кем-то любезную беседу. Сновали туда-сюда расторопные официанты. Может, все это какой-то безумный спектакль, а они с Бруно — главные действующие лица? Каждое слово, каждое движение окружающих в восприятии Гая было окутано мрачным и героическим флером предопределения.

— Нравится? — спросил Бруно. — Купил сегодня в «Клайдсе». Там лучший выбор в городе — ну, по крайней мере, в части летних коллекций.

Перед Гаем в раскрытых коробках лежали четыре галстука — трикотажный, льняной, нежно лиловый галстук-бабочка и еще один из шелковой тафты бирюзового цвета, в тон узору на платье Анны.

Бруно явно был задет, не увидев восторга на его лице.

— Слишком кричащие, да? Но они же летние…

— Красивые, — ответил Гай.

— Вот этот мне больше всех понравился, никогда такого не встречал. — Бруно взял в руки белый трикотажный галстук с тонкой красной полосой по центру. — Думал и себе такой купить, но не стал. Хочу, чтобы он был только у тебя. Подарок.

— Спасибо.

У Гая дернулась верхняя губа. Бруно добивался его благосклонности подарками, как любовник после ссоры.

— Выпьем за грядущую поездку! — Бруно поднял бокал.

Как выяснилось, с утра он позвонил Анне, и она упомянула свадебное путешествие. Об Анне Бруно мог говорить долго и с чувством:

— Такая хорошая! Такая чистая! Редко встретишь девушку с такими добрыми глазами. Ты, наверное, ужасно с ней счастлив.

Бруно надеялся, что Гай хоть одной фразой, хоть словом объяснит, чем же он с ней счастлив. Но Гай промолчал, и Бруно почувствовал себя отвергнутым. От обиды у него комок застрял в горле. Что он такого сказал, почему Гай вдруг ощетинился? Ему захотелось накрыть ладонью кулак Гая, небрежно лежащий на краю стола, просто коснуться по-братски.

— А ты ей сразу понравился или пришлось за ней долго ухаживать? Гай?

Гай молча слушал, как он настойчиво повторяет вопрос. С той поры прошло так много времени…

— Да какое это имеет значение? Главное, что понравился.

Он рассматривал узкое лицо Бруно, его начинающие круглеть щеки, непослушный вихор, который вечно падал на лоб и делал своего обладателя похожим на робкого паренька. Лицо было прежним, а вот взгляд изменился. Похоже, Бруно стал гораздо уверенней, чем в день их первой встречи, и не таким ранимым. Наверняка дело в деньгах, которые он получил в собственное распоряжение.

— Да-да, понимаю тебя, — кивнул Бруно.

Но он не понимал. Гай был счастлив с Анной, несмотря на довлеющее над ним убийство. Он был бы счастлив с ней даже без гроша в кармане. Бруно с содроганием думал о том, что собирался предложить Гаю деньги. Он буквально слышал его ледяной отказ, видел отстраненный взгляд, словно Гай в одну секунду удалился от него на мили. Бруно знал: того, что есть у Гая, он не купит никакими деньгами. Он хотел, чтобы мать принадлежала только ему, добился своего, но это не принесло ему счастья.

— А как по-твоему, я ей нравлюсь?

— Нравишься.

— А что она еще любит делать, кроме своей работы? Может, готовить? Или еще чего в таком духе? — Бруно смотрел, как Гай поднимает бокал с мартини и осушает его в три глотка. — Мне просто интересно, что вы с ней делаете на досуге? Ну, там гуляете, разгадываете кроссворды?

— И то и другое.

— А как вечера проводите?

— Анна иногда работает по вечерам.

Мыслями — легко и спокойно, чего обычно не бывало в обществе Бруно — Гай перенесся в домашнюю студию на втором этаже, где они с Анной нередко работали бок о бок. Они говорили о том о сем, Анна интересовалась его мнением, показывала ему свои рисунки. Все получалось у нее совершенно непринужденно, без усилий, а когда она ополаскивала кисть в баночке с водой, звон напоминал веселый смех.

— Я пару месяцев назад видел ее фотографию в журнале «Харперс Базар». Она очень талантливая, да?

— Очень.

— Я… — Бруно сложил руки на столе, как школьник, одну на другую. — Я рад, что ты с ней счастлив.

Конечно, он счастлив. Гай почувствовал, как расслабляются плечи, а дыхание становится свободнее. Он до сих пор не до конца верил, что Анна принадлежит ему. Она сошла к нему с небес, как богиня, спасла его от верной смерти, как богини в мифах спасают героев. В детстве ему не нравились истории с таким концом, он считал их фальшивыми и нечестными. Скучными и равнодушными летними ночами, когда его мучила бессонница, он потихоньку выходил из дома, набросив плащ на пижаму, и поднимался в гору. В такие минуты Гай запрещал себе думать об Анне.

— Dea ex machina,[12] — пробормотал он.

— Чего?

Почему он сидит здесь с Бруно, ест с ним за одним столом? Ему хотелось ударить Бруно, заплакать, осыпать его бранью — но эти эмоции смыла волна жалости. Бруно не умел любить, а спасение именно в любви. Он пропащая душа, он чересчур слеп, чтобы любить или пробуждать к себе любовь, и Гай почувствовал в этом трагедию.