Питер Робинсон - Растерзанное сердце Страница 40

— Я бы сказала, что глядеть в пространство, когда ты должен играть на клавишах, — это достаточно показательно. Не говоря уж о том, что он избивал своих подружек.

— Согласен, что насилие нельзя оправдать, но люди все равно часто закрывают на это глаза — иногда даже сами жертвы. К тому же среди хиппи всегда очень терпимо относились к употреблению сильнодействующих веществ, неудачным наркотическим трипам и тому подобному. Что касается всего остального, то поведение человека, особенно на сцене, могли рассматривать просто как проявление нонконформистской позиции или как авангардное театральное представление. Говорят, однажды перед представлением Сид Барретт вывалил себе на голову целый флакон бриолина, который во время концерта расплавился и потек по лицу. Зрители решили, что это некое художественное высказывание, а не симптом помешательства. Не забывай, тогда существовала масса всяких причудливых течений. Дадаизм, сюрреализм, нигилизм. Если Джон Кейдж мог написать свои «Четыре минуты тридцать три секунды тишины», можно предположить, что и Гривз, не играя, творил нечто подобное? Уж ты-то со своим богемным прошлым должна это знать. Неужели никто из окружения твоего папы никогда не выставлял в качестве произведения чистый холст?

— Я была ребенком, — заметила Энни, — однако я действительно помню, что вокруг было много всяких чудаков. Но папа меня всегда от них ограждал. Ты удивишься, если узнаешь, насколько консервативными были методы моего воспитания. Родители из последних сил пытались вбить в мое сознание «традиционные ценности». Казалось, они не желают, чтобы я слишком отличалась от других, как отличались они.

— Видимо, они не хотели, чтобы в школе ты была белой вороной и над тобой смеялись.

— Ха! В таком случае их усилия пропали втуне. Другие ребята все равно думали, что я ненормальная… Ну и как «Мэд Хэттерс» пережили свои трудности?

— Их менеджер Крис Адамс сумел все наладить: нашел замену ушедшим, немного поиграл со звуком и имиджем группы, и — оп! — снова понеслось.

— Что изменилось?

— Вместо клавишника он ввел в состав вокалистку. Саунд у них стал немного более коммерческий, попсовый, но дух шестидесятых все-таки остался. Они избавились от юношеской психоделики. Думаю, такими ты их и помнишь — с благозвучными гармониями. Ну а прочее — достояние истории. Они завоевали Америку, стали серьезной стадионной группой, кумирами молодежи и тому подобное. Когда они в семьдесят третьем выпустили четвертый альбом, они уже были суперзвездами. Не все их новые фанаты знали о прошлом «Хэттерс», как, например, не всем известно, что «Флитвуд Мак» были скромной блюзовой группой — еще до солистки Стиви Никс, популярного сингла «Рианнон» и прочей ерунды.

— Эй, ты поосторожнее насчет «ерунды»! Мне вот нравится «Рианнон».

Бэнкс улыбнулся:

— Извини. Я так и знал.

— Сноб ты.

— В общем, такова история «Мэд Хэттерс». Стало быть, ты говоришь, что эта его подружка…

— Мелани Райт.

— Мелани Райт сказала, что Ник считал, что напал на след роскошного сюжета и, как ей показалось, для него в этом было нечто личное.

— Да. И он упомянул об убийстве. Не забывай.

— Не забыл, — уверил ее Бэнкс. — Чье убийство он имел в виду?

— Судя по тому, что ты мне рассказал, могу предположить, что он имел в виду убийство Робина Мёрчента. А ты как думаешь?

— Хочу перед тобой извиниться за эту пластинку «Мэд Хэттерс», — сказал Чедвик сержанту Эндерби во вторник утром, во время позднего завтрака в полицейской столовой. Джефф Брум добыл адрес дома на Бэйсуотер-террас, Эндерби приехал на машине из Бримли, и теперь они с Чедвиком подкреплялись яичницей с беконом, прежде чем нанести визит на Бэйсуотер.

— Ничего страшного, сэр, — утешил Эндерби. — В прошлый уик-энд я добился того, чтобы «Пинк Флойд» подписали мне экземпляр альбома «Больше». Если честно, «Мэд Хэттерс» и даже «Флойд» — это не совсем мое. Мне скорее по душе блюз.

— Блюз?

— Воющий Волк, это прозвище блюзового певца Честера Барнетта, Мадди Уотерс, «Чикен Шек», Джон Мэйолл.

— Понятно, — ответил Чедвик, которому ничего не говорили эти имена. — Тем не менее — извини. Я поступил неправильно.

— Но вы, я думаю, были правы насчет того, чтобы не принимать подарки.

— Я бы лучше себя чувствовал, если бы не отдал пластинку дочери.

— Вы это сделали, сэр?

Чедвик отвернулся и буркнул:

— Да, подарил дочери. Надо наводить мосты, сам понимаешь.

Эндерби расхохотался.

— Простите, сэр, — извинился он. — И что она сказала?

— Похоже, она была несколько поражена, но очень благодарила.

— Надеюсь, она получит удовольствие.

— Обязательно. Они ей нравятся. Но все-таки… видишь ли…

— Не беспокойтесь, сэр. Думаю, вы нашли лучшее применение для этого диска. Хорошо, что они не подписали его лично мне.

— Кстати, Эндерби, насчет этих молодых людей. Похоже, ты с ними неплохо общался, а мне вот они порядочно надоели.

— Я заметил, сэр. Это зависит от того, с какой точки зрения смотреть.

— Но я их вообще не понимаю.

— Они же — почти все — просто дети, развлекаются кто во что горазд. Некоторые из них увлекаются политикой и могут повести себя агрессивно, если попадут в неподходящую среду, к тому же теперь есть еще одна опасность: в торговлю наркотиками пришли нечистоплотные дилеры. Многих из этих ребят смущает окружающий мир, и они ищут ответы на свои вопросы. Может быть, они ищут не в тех местах, но все-таки ищут. Что плохого в том, чтобы желать мира на всей планете?

— Ничего. Но большинство таких ребят — из хороших семей, родители их любят. Почему, ради всего святого, им хочется сбежать и жить в каких-то замызганных квартирках и убогих клетушках?

— Вы что, правда не понимаете, сэр?

— Потому-то я тебя и спрашиваю, черт побери!

— Свобода. Сами знаете, как часто родители не одобряют того, что делают их дети, и препятствуют тому, чтобы дети это делали. А детки считают, что им не помешает немного грязи и хаоса, если только они могут уходить и приходить, когда им вздумается.

— А наркотики, а секс?

— Так им как раз этого и хочется! Они же не могут покурить травки и позаниматься сексом, если живут с родителями?

Чедвик покачал головой.

— Но тут и другое, — продолжал Эндерби. — Особенно у нас на севере. У многих из них, возьмите хоть девушек вроде Линды Лофтхаус, впереди вырисовывается довольно угрюмое будущее. Брак, дети, грязные подгузники, стирка, готовка, нудная жизнь, а может, даже рабская. Это смахивает на тюрьму — так может показаться тем, у кого есть хоть немного ума и воображения, а у нее, думаю, было и то и другое. И с парнями похожая история: скучная работенка на заводе, сутки через сутки, сидение все в том же пабе все с теми же давними дружками из вечера в вечер. По субботам ходить на футбольчик, по вечерам пялиться в ящик. Вот представьте себе, как от таких веселых картинок должно воротить молодого человека, если у него есть хоть немного мозгов! Может быть, они хотят найти выход? Что-то новое. Что-то иное.

— Но семья и брак — краеугольные камни нашей цивилизации.

— Я это знаю, сэр. Я просто пытаюсь ответить на ваш вопрос. Поставить себя на их место. Семья и брак — наши традиционные ценности. Многие молодые ребята сейчас против них восстают, утверждают, что из-за таких ценностей мир как раз и попал в беду. Война. Голод. Алчность. А девушки в наше время считают, что жизнь должна предлагать им более широкие возможности. К примеру, они хотят работать и получать за одну и ту же работу наравне с мужчинами.

— Так они скоро кинутся захватывать наши места.

— Я бы не удивился, сэр.

— Значит, свобода? — повторил Чедвик. — Вот, значит, из-за чего весь сыр-бор?

— Мне кажется, да, сэр. Во всяком случае — главным образом. Свобода думать что хочешь и поступать как хочешь. А остальное — так, украшения, глазурь на торте.

— А ответственность? А подумать о последствиях?

— Они молодые, сэр. Неуязвимые и бессмертные. Они о таких вещах не очень беспокоятся.

— Мне казалось, свобода — это то, за что я сражался на войне.

— Так и было, сэр. И мы победили.

— И вот, значит, результат?

Эндерби пожал плечами.

— Ну ладно, — кивнул Чедвик. — Я понял твою точку зрения. Стало быть, нам придется просто примириться с этим, верно? Такая вот жизнь.

— Не обижайтесь, если я так и поступлю, сэр.

Глава десятая

Шел дождь, когда Чедвик и Эндерби нанесли визит на Бэйсуотер-террас. Крытые шифером строения из красного кирпича унылым видом соответствовали погоде. Инспектор Брум сравнительно легко нашел в своей картотеке номер нужного им дома, и, хотя дом не фигурировал в полицейских досье как опасный наркопритон, Брум не сомневался, что наркотики там употребляют. Полиция недавно разыскивала дилера, который ускользнул из ее сетей несколько месяцев назад, и в ходе этой операции посещала все известные подозрительные места, в том числе и этот дом, который некто Дэннис Ноукс снимал с начала шестьдесят седьмого. Жильцы здесь сменялись довольно часто, это были студенты, хиппи и просто бездельники. Ноукс рекомендовал себя как «студента и музыканта», но, как всем было известно, сидел на пособии по безработице.