Наталья Андреева - Самая коварная богиня, или Все оттенки красного Страница 40

– Андрей Николаевич, мы все уверены, что это несчастный случай. Неосторожное обращение с оружием.

– На пистолете обнаружены отпечатки, – пропустил ее слова мимо ушей капитан Платошин. – Посредством сопоставления удалось выявить, что они принадлежат, по крайней мере, еще четырем разным людям. Это не считая юной наследницы и потерпевшего.

– Это просто невероятно! – воскликнула Наталья Александровна. – Я сразу могу сказать, что брала пистолет, когда заходила в кабинет к Георгию! Я в этом призналась!

– И что, все присутствующие по очереди заходили в кабинет и брали в руки пистолет? – усмехнулся Платошин. – Олимпиада Серафимовна?

– Я? Да. Видите ли, мне хотелось забрать его у сына. Дурное предчувствие, знаете ли. Но Жорочка не разрешил. – И Олимпиада Серафимовна приложила к глазам кружевной платочек.

– Настя, а вы?

– Я?

– Когда вы заходили в кабинет?

– Я не заходила!

– И как на пистолете оказались ваши отпечатки?

– Не знаю!

– Это не ответ. Кстати, Вера Федоровна, а вы когда брали в руки оружие?

Та заволновалась:

– Возможно, я могла бы как-нибудь объяснить…

И тут Настя возбужденно заговорила:

– Да, я была в кабинете. Была. Мне не хотелось об этом говорить. Потому что… Потому что это тетя убила дядю Георгия.

– Как-как? – насторожился капитан.

– Да, я пошла в кабинет поговорить с дядей по одному крайне важному вопросу, но Георгия Эдуардовича там не оказалось. Я взяла пистолет посмотреть, ведь это старинная, антикварная вещь, и мне было интересно, – с вызовом сказала Настя. – Но потом я услышала, что кто-то идет, положила пистолет на место и спряталась в студии.

– Зачем? – невозмутимо спросил капитан.

– Не знаю. Не хотела мешать.

– Но подслушивать остались?

– И что? Буквально на несколько минут, потому что они стали ссориться. Дядя просил тетю Нелли уехать из дома. Я никогда не слышала, чтобы тетя так кричала. Должно быть, она рассердилась и выстрелила в него. Она не хотела.

– Долго вы прятались в студии?

– Нет.

– И куда потом пошли?

– В гараж.

– Так. Шофер подтверждает, что в момент выстрела вы были там. Замечательно.

– Да он врет! – не выдержала Наталья Александровна. – Все врет! Я сидела на веранде и видела, как Миша пошел в сарайчик. Там лежат дрова, которыми топят сауну.

– Сауну? В такую жару? – удивился лопоухий.

– Там еще лежат кое-какие инструменты, – поспешила сказать Олимпиада Серафимовна. – Лопаты, топоры, садовый инвентарь. Возможно, что он хотел помочь садовнику. Наш Миша очень отзывчивый.

– Послушайте, а где же сама хозяйка? – спросил капитан. – Где Нелли Робертовна?

– Она наверху, у себя, – устало сказала Олимпиада Серафимовна.

– Я сейчас поднимусь и попрошу ее спуститься. Обвинение в убийстве – это серьезно.

Настя покраснела. Капитан Платошин со вздохом встал со стула:

– Жара… Гроза будет, должно быть. Ну, что за жизнь, а? Дом такой хороший, сад замечательный, а вы людей убиваете! Сами в покое не живете, и другим покоя нет.

– Это был несчастный случай, – залепетала Вера Федоровна, но свекровь резко ее оборвала:

– Замолчи, Верка!

Когда оперативники ушли, Настя с вызовом посмотрела на сидящих за столом домочадцев:

– А что тут такого? Я сказала правду!

Наталья Александровна недобро усмехнулась:

– Все правильно, дорогая моя: каждый за себя. Я, пожалуй, тебя поддержу, если Нелли признается в убийстве. Мне тоже есть что сказать. А ты молодец, не растерялась!

Эдик зевнул:

– Бедная Нелли! Но ведь за убийство в состоянии аффекта много не дадут, к тому же адвокат найдет много смягчающих обстоятельств. Как вы считаете?

На веранде повисла долгая пауза. Как-никак речь шла о члене семьи Листовых! Это же несмываемый позор! В таком благородном семействе – убийца! Еще и в газетах напишут! Журналисты любят описывать драмы в семьях знаменитостей, а Эдуард Листов был знаменитостью.

– Как мы будем смотреть Нелли в глаза? По сути, мы ее предаем, – вздохнула Олимпиада Серафимовна.

– Кого-то придется слить, бабушка, – жестко сказал Эдик. – Если у тебя есть другой вариант…

– Тссс! – прислонила палец к губам Наталья Александровна. – Тише! Идут!

Все замерли. Вновь появившийся на веранде капитан Платошин хмуро сказал:

– Наверх пока попрошу не подниматься. Сидите здесь.

– Это еще почему? – Олимпиада Серафимовна гордо выпрямила спину. – Это наш дом. И мы имеем полное право…

– Она умерла. Лежит в своей комнате на кровати, пульс не прощупывается. Дверь была открыта, я постучал несколько раз, потом вошел и… Следов насильственной смерти на первый взгляд не обнаружено, остальное скажут эксперты. Сейчас приедут следователь и патологоанатом. И кстати, насчет обвинения в убийстве: вот как раз отпечатков Нелли Робертовны Листовой на пистолете, из которого был убит потерпевший, обнаружено не было. И я не думаю, что когда люди ссорятся, один из них сначала надевает перчатки, чтобы позаботиться об отсутствии отпечатков пальцев, а потом стреляет в другого.

– Умерла! Тетя умерла! – воскликнула Настя. – Я не хотела этого! Не хотела!

– Какой кошмар! – Олимпиада Серафимовна взялась рукой за сердце. – Одна трагедия за другой! Я этого не переживу! Оля, Оленька! Где вы? Где мое лекарство?

И тут все поняли, что лекарство домработнице нужно гораздо больше, чем ее хозяйке. Ольга Сергеевна стояла, обессиленно прислонившись к стене, а с подноса, который она держала в дрожащих руках, капал разлившийся чай.

Э. Листов «Васильки», холст, масло

Эту скромных размеров картину муж подарил обожаемой им тогда Нелли в первый год совместной жизни сразу же после свадьбы. А до того тянулись томительные годы ожидания: Эдуард Олегович был несвободен. Жена о его романах догадывалась, но держалась за Листова, потому что сделала на него ставку. Нелли Робертовне долго не было места в жизни любимого, а когда это место наконец нашлось, она была на седьмом небе от счастья, даже не подозревая тогда, чем все закончится.

Познакомились они на Арбате, где мало кому известный художник пытался продать хотя бы одну из своих картин, чтобы заработать немного денег. Тогда Листов жил скромно, и блестящего будущего ничто не предвещало. Его картины почти никто не покупал, и были они такие же, как и все остальные, выставленные на продажу по всему Арбату: банальный ширпотреб. Нелли, как начинающий искусствовед, прекрасно знала им цену, хотя и была еще совсем юна и неопытна. Но чтобы разбираться в таких вещах, большого опыта и не надо. Не цепляет, и все. Индивидуальности нет, души нет. И, разумеется, имени, которое на такой откровенной пошлости не заработаешь.

Она случайно поймала взгляд сидящего на складном табурете художника и застыла на месте. Столько в нем было отчаяния и надежды на то, что придет и другое время, его время. Листову перевалило за сорок, но он не переставал надеяться. И именно после сорока к нему пришла та особая мужская привлекательность, которая сделала его неотразимым для женщин. И юная Нелли не устояла.

– Я беру это, – показала она на «Васильки», простенький блеклый натюрморт, полевые цветы в кувшине с отколотой ручкой. Почему-то эта ущербная ручка и зацепила Нелли за живое: не все так безнадежно. Отколотый кусок стекла – это протест. Обывателю нужен товар с иголочки, букет так букет, ваза так ваза, а румяные яблоки на блюде такие, чтобы в рот просились. А этот кувшин бедняга никогда не продаст.

– Я беру, – повторила Нелли, мгновенно решив, что отдаст все свои сбережения. Надо хоть как-то его поддержать.

– Вы даже не спросили, сколько она стоит, – усмехнулся художник.

– Все равно. Я беру.

Денег за картину Эдуард Листов с нее так и не взял. Сначала между ними завязалась беседа, потом они долго гуляли, заглянули в кафе, а потом… «Васильки» были забыты, у Нелли с Листовым начался бурный роман. После долгих лет ожидания состоялась не менее долгая и трудная процедура развода Эдуарда Олеговича с первой женой, размен квартиры, дележ имущества…

Нелли буквально заставляла себя верить, что у мужа есть талант. Она думала, что если будет рядом, то талант этот со временем разовьется, наберет силу, и Эдуард Листов станет великим художником. Она не ошиблась в своих ожиданиях. Листов стал знаменитостью. Но теперь она думала: а Листов ли? Похоже, он всего лишь талантливый копиист.

«Васильки» она повесила в спальне, как отправную точку в своих отношениях с мужем: с этого все началось. Этим же и закончилось. Мертвые глаза Нелли Робертовны теперь смотрели на «Васильки».

Покосившись на блеклый пейзаж, судмедэксперт приступил к осмотру тела и замеру антропометрических данных.

Платошин, нагибаясь :

– Глянь-ка сюда. Крошево, по виду, предположительно, стекло. Похоже на раздавленную ампулу, а?