Сэйити Моримура - Плюшевый медвежонок Страница 40

— Нет-нет, мы просто хотели бы у нее кое-что узнать, не волнуйтесь, пожалуйста, — успокоил ее Мунэсуэ.

— Ну, слава богу. А что, очень важное дело, раз вы специально из Токио к ней приехали? — В голосе хозяйки все еще звучал испуг и настороженность.

— Да нет, ничего особенного. Видите ли, в мэрии мы узнали, что ваша бабушка — двоюродная сестра Танэ Тании-сан, — сказал Мунэсуэ, внимательно следя за выражением лица хозяйки.

Но имя пе произвело на нее никакого впечатления.

— Бабушка немного глуховата, но, в общем, здорова, — сказала она, провожая посетителей в задние, жилые комнаты. Вежливый тон Мунэсуэ, кажется, помог ей справиться с испугом.

Ёсино нежилась на солнышке у себя в комнате, на коленях у нее лежала кошка. Она производила впечатление тихой, доброй старушки. В комнате было светло и чисто, видно было, что в семье о ней заботятся.

— Бабуля, к нам гости из Токио, — обратилась к Ёсино хозяйка, умолчав, впрочем, о том, что гости из полиции.

По всему было видно, что старая женщина доживает свои дни спокойно и счастливо. И полицейские вдруг подумали о том, как непохожа ее судьба на судьбу Танэ, с юных лет жившей среди чужих людей и погибшей ужасной смертью. Казалось бы, близкие люди, а такие разные судьбы…

— Из Токио? Ко мне? Да неужто в самом деле? — встрепенулась Ёсино.

Инспекторы представились и очень деликатно, боясь встревожить старуху, спросили ее о Танэ Накаяма.

— А, О-Танэ-сан! Ну как же, как же! — обрадовалась старая женщина.

— Значит, вы знаете О-Танэ-сан? — уточнил Мунэсуэ.

— Как не знать, мы ведь росли вместе, как сестры. Вот только вестей от нее давно нет, как она, жива-здорова?

Ёсино не знала, что Танэ погибла, и Мунэсуэ подумал, что говорить ей об этом не стоит.

— Собственно, мы хотели у вас узнать: как получилось, что О-Танэ-сан уехала в Гумма? — спросий он.

— Ох, О-Танэ была такая бедовая, все ей чего-то не хватало. Вот и решила уехать. Не то чтоб ей тут не нравилось, а просто хотелось на новое место.

— Как она познакомилась со своим мужем, Сакудзо Накаямой?

— Этого я точно не знаю. Пошла работать на фабрику в Тояма, там вроде и познакомилась.

— А Накаяма-сан тоже работал на этой фабрике?

— Работал, работал. Когда она закрутила с ним любовь, дядюшка с тетушкой рассердились — вспомнить страшно: как это, мол, неизвестно с кем, человек, мол, чужой… Ну, вот они и сбежали.

— Сбежали?

— Они еще не поженились, а уж глядь — ребеночек. Дядюшке с тетушкой как объяснить? Начнут спрашивать, от кого, какого роду-племени. Вот и убежала она с Накаямой — как была, тяжелая.

— Вероятно, этот ребеночек стал впоследствии отцом или матерью Сидзуэ.

— Стало быть, они поехали в Гумма и там поженились, так?

— Поначалу родители рассердились, хотели наследства лишить, а как узнали, что у дочки ребеночек родился, внучонок все-таки их, небось простили. А выписалась она отсюда не сразу, как сбежала, года через два. Это теперь молодежи все нипочем, а тогда ведь какая храбрость нужна была…

Ёсино не знала, какой конец был уготован героине этой любовной истории. И в ее голосе сквозила зависть к двоюродной сестре, без оглядки побежавшей за своей любовью.

— Вы сказали, что О-Танэ-сан давно не шлет вам вестей. А что, раньше она писала?

— Писала иногда. Вспомнит — напишет.

— А часто писала?

— В последний раз письмецо пришло лет десять назад. А может, двадцать… — Ёсино задумалась, перебирая свою длинную, но, вероятно, не слишком богатую событиями жизнь.

— О чем было то письмо?

— Да как вам сказать. О том, как живет, точно-то ее помню о чем.

— Письмо, наверное, не сохранилось? — спросил Мунэсуэ скорее для порядка. Как-никак, прошло не меньше десятка лет. А может быть, и много больше. Однако Ёсино вопрос не удивил.

— Может, и сохранилось. В комоде надо поискать, Я, как старая стала, все берегу, ничего не выбрасываю.

— Так поищите, пожалуйста, очень вас просим.

— Неужто будет прок от старой бумажки?

— Будет обязательно. За этим мы и ехали.

— Ну погодите, я сейчас. — Ёсино прогнала кошку и поднялась с неожиданной легкостью. Сидя, она производила впечатление сгорбленной, но оказалось, что годы почти не согнули ее. — О-Син-тян, пособи-ка мне, — позвала Ёсино девушку. Та все это время слушала разговор, стоя за спиной у хозяйки и сгорая от любопытства.

Видимо, профессия гостей не только не отпугивала ее, а, напротив, дразнила воображение.

— Давайте поищу, — отозвалась О-Син, очень довольная тем, что Ёсино своей просьбой как бы узаконила ее присутствие в комнате.

Они вышли в соседнюю комнату, там что-то зашуршало и зашелестело, и вскоре Ёсино вернулась с пачкой старых писем в руках.

— Вот, нашлись, — радостно объявила она.

— Неужели нашлись? — Полицейские невольно затаили дыхание. Вдруг в письмах Танэ есть какие-нибудь сведения о Джонни Хэйворде или убийце?

— Тут у меня самые памятные письма, берегу я их, — объяснила Ёсино. — От нее, по-моему, тоже есть. Вижу — то я худо, мелко читать не могу.

Письма пожелтели и, казалось, вот-вот рассыплются.

— Можно взглянуть?

— Глядите, глядите…

Мунэсуэ разделил пачку на две части, отдал одну Ёко-Ёковатарии они начали просматривать письма.

— Это было письмо или открытка? — спросил Мунэсуэ.

— О-Танэ-сан все больше открытки присылала.

— Обратный адрес там был?

— Да. Она ясно пишет, вы разберете.

— Сколько тут примерно ее писем?

— Не то три, не то четыре. Были еще, да потерялись.

Судя по датам, письма в пачке двадцати-тридцатилетней давности.

— Когда я молодая была, мне парни часто цидулки писали, а как вышла замуж, все сожгла, — погрузилась в воспоминания старуха.

— Бабушка, а цидулка — это что такое? — спросила О-Син.

— Гляди-ка, она, оказывается, и слова такого не знает, — удивилась Ёсино. — Тебе что, парни не писали никогда?

— А-а, записочка! Кто ж теперь этим занимается? Теперь телефон.

Пока Ёсино и О-Син вели этот разговор, Мунэсуэ и Ёковатари тщательно просматривали обратные адреса на конвертах. Пачки в их руках становились все тоньше и тоньше.

— Вот оно!

Этот возглас вырвался у Ёковатари в тот момент, когда в его пачке оставалось всего несколько писем.

— Нашли? — Мунэсуэ уже почти не надеялся на удачу и потому едва поверил своим ушам. Ёковатари держал в руках пожелтевшую открытку.

— От Танэ Накаяма, почтовое отделение Мацуида.

— Каким годом помечено?

— Восемнадцатое июля сорок девятого года, давненько! — воскликнул Ёковатари. Они принялись читать. Чернила выцвели, но разбирать округлый женский почерк было нетрудно.

«Прошу простить за долгое молчание. Как поживаешь? У меня все благополучно, а что нового у вас в Яцуо? Недавно у нас останавливалась одна удивительная особа — по выговору, как я поняла, родом из Яцуо. Так приятно было снова послушать, как по-нашему разговаривают. Вспомнила родные места…»

Далее шел текст на малопонятном местном диалекте. Других писем от Танэ не обнаружилось.

— Кто же этот человек из Яцуо? — обратился Мунэсуэ к Ёсино. — О-Танэ-сан больше ничего не писала вам об этом постояльце?

— Больше ничего.

— Ты что, думаешь, он имеет отношение к делу? — спросил Ёковатари у Мунэсуэ.

— Трудно сказать… Но меня заинтересовала одна вещь.

— Какая же?

— Тут написано, что приезжала «одна удивительная особа», которая, судя по выговору, родом из Яцуо.

— Ну и что?

— Получается, что старуха Танэ — тогда, правда, еще не старуха, — впервые увидев этого человека, сочла его почему-то удивительным.

— Но в письме же сказано, что он был из Яцуо. Может быть, поэтому?

— Вряд ли. Просто он с первого взгляда чем-то поразил Тана Накаяма.

— С первого взгляда, говоришь?

— Да. Насколько можно судить по письму.

— Но ведь на горячие источники приезжают отдыхать самые разные люди. Чем же мог этот человек так поразить старуху?..

— Может, он был какой-нибудь знаменитостью?

— Тогда бы вряд ли обыкновенная служанка могла запросто с ним разговаривать. Непонятно, в чем тут дело.

— В Джонни Хэйворде, я думаю.

— Ты хочешь сказать, что сам Джонни Хэйворд отдыхал тогда в Киридзуми?

— Но ведь давно было установлено, что Джонни никогда раньше не приезжал в Японию, да и вообще к тому времени еще не успел родиться.

— Нет, конечно, но не приезжал ли кто-то из его родных? Какой-нибудь иностранец?

— Да ведь О-Танэ-сан ясно написала, что это был человек из Яцуо. Не может же иностранец быть человеком из Яцуо.

— Верно, но таким человеком мог быть спутник иностранца.

Перед Ёковатари словно занавес раздвинулся. Все это время он думал лишь об одном каком-то близком Джонни человеке. Однако ничто не мешало допустить, что таких близких людей было несколько.