Найо Марш - Перчатка для смуглой леди Страница 40

Найт взмахнул рукой. Великолепный жест можно было понять двояко. Он мог означать как величественный отказ от дальнейшего спора, так и непримиримую ярость. Уставившись в потолок, Найт сложил руки на груди и скрестил ноги.

Уинтер Морис поглядел на Перегрина, закатил глаза и едва заметно покачал головой.

Из кабинета вышел инспектор Фокс и объявил, что суперинтендант Аллейн будет весьма признателен, если мистер Джереми Джонс уделит ему несколько минут.

Перегрин, глядя, как Джереми входит в кабинет, испытал острую безотчетную тревогу.

Аллейн сидел за столом Уинтера Мориса, перед ним лежал раскрытый блокнот, а рядом номер «Таймс». Джереми застыл на пороге. Аллейн пригласил его сесть и предложил сигарету.

— Я перешел на трубку. Впрочем, все равно спасибо.

— Я тоже. Курите, если хотите.

Джереми вытащил трубку и кисет. Его жесты были точны, но немного скованны.

— Я попросил вас зайти, — начал Аллейн, — дабы обсудить с вами одно предположение, которое может оказаться совершенно несостоятельным. Тогда вам придется простить меня. Вы делали декорации для постановки, не так ли?

— Да.

— Должен заметить, что они мне показались удивительно сообразными с пьесой. Мне всегда нравится, когда фон служит лишь отражением характера и атмосферы действия, когда его не выпячивают, не делают вещью в себе.

— Так часто бывает.

— Но не в данном случае. Вы и Джей вместе снимаете квартиру, не так ли? Видимо, вы тесно сотрудничали во время работы над пьесой?

— О да, — сказал Джереми и, словно спохватившись, что его сочтут чересчур неразговорчивым, добавил: — Мы вполне сработались.

— Говорят, вы владеете частью симпатичного магазинчика на Уолтон-стрит и являетесь специалистом по истории костюма.

— Это слишком сильно сказано.

— Как бы то ни было, вы проектировали костюмы и реквизит для спектакля?

— Да.

— Перчатки, например, — сказал Аллейн и убрал газету со стола.

Перчатки, используемые в постановке, лежали рядышком на рабочей папке Уинтера Мориса.

Джереми промолчал.

— Удивительно точные копии. И разумеется, — продолжал Аллейн, — я видел, как вы укладывали настоящую перчатку и документы на бархатную подставку и устанавливали ее в сейфе. Я был здесь в то утро шесть месяцев назад, вы, должно быть, помните.

Джереми приподнялся на стуле и снова сел.

— Помню, — подтвердил он.

Аллейн достал из открытого портфеля сверток из папиросной бумаги, положил его на стол ближе к Джереми и осторожно раскрыл. На бумаге лежала маленькая, сморщенная, заляпанная пятнами, вышитая перчатка с кисточкой.

— Это она? — спросил Аллейн.

— Я… да, — ответил Джереми, побелев как полотно.

— Та перчатка, которую вы положили на бархатную подставку вместе с двумя документами и накрыли куском полиэтилена, закрепив его кнопками с бархатистыми головками?

— Да.

— А затем, отодвинув панель в стене, вы установили подставку внутри сейфа, который сами же заботливо выложили золотистым шелком. Вы нажали на выключатель, посредством которого раздвигаются стальные дверцы на внешней стороне сейфа. Дверцы раскрылись, и внутри, за наклонным передним стеклом, зажегся свет. Затем вы захлопнули сейф и заперли его на замок. И Перегрин Джей, Уинтер Морис, Маркус Найт, Тревор Вир, мисс Дестини Мед и мисс Эмили Данн стояли, по вашей просьбе, в разных точках фойе и балкона и восхищались экспозицией. Все правильно?

— В конце концов, вы же были тогда здесь.

— Именно, был. Я оставался в бельэтаже, как вы помните, и подошел к вам, когда вы заново укладывали реликвии на подставке. — Он чуть помолчал, давая Джереми возможность высказаться, но поскольку тот не отвечал, продолжил: — Прошлой ночью реликвии и бархатная подставка с прозрачным покрытием были найдены в центральном проходе партера, неподалеку от того места, где лежал пострадавший мальчик. Вещи упали с подставки, обитой черным бархатом. Я принес перчатку сюда и тщательно ее осмотрел.

— Знаю, что вы сейчас скажете, — произнес Джереми.

— Не сомневаюсь. Сначала меня встревожил запах. По долгу службы я очень чувствителен к запахам, и мне показалось, что от перчатки исходит не совсем чистый, беспримесный аромат древности. Впечатление портил едва уловимый запашок рыбьего клея и краски, который заставил предположить, что к перчатке прикасаюсь руки мастера, привыкшего, также по долгу службы, возиться с подобными субстанциями.

Джереми сжал пальцы. Его ногти были окрашены почти в такой же цвет, как у Тревора, но только под ними не было ворса бархатной обивки.

— Итак, сегодня утром я достал лупу и хорошенько осмотрел всю перчатку. Я вывернул ее наизнанку. Святотатство, скажете вы. Я пришел к выводу, что это и в самом деле очень старая перчатка, которую в свое время переделывали и заново украшали. А затем на внутренней стороне, там, где вышита буква… Посмотрите, я покажу вам.

Аллейн осторожно вывернул крагу перчатки.

— Видите? Он попал в шов и накрепко застрял в нем, впрочем, он очень тонкий. Маленький волосок, человеческий и — это отчетливо видно — рыжий.

Он положил перчатку на папиросную бумагу.

— Эта перчатка скопирована намного тщательнее, чем те, что используются на сцене, хотя и они очень хороши. Удивительная работа. Выставленная напоказ под стеклом, довольно высоко над головами, она абсолютно неотличима от настоящей. — Аллейн в упор взглянул на Джереми. — Зачем вы это сделали?

3

Джереми сидел, сложив руки замком и глядя в пол. Шапка огненно-рыжих волос резко выделялась на окружающем фоне. Аллейн заметил, что на плечи замшевой куртки Джереми упало несколько медных волосков.

— Клянусь, это не имеет никакого отношения к Джоббинсу и мальчику, — сказал молодой человек.

— Весьма существенный момент, но следовало бы его прояснить поподробнее.

— Можно пригласить сюда Перри?

Аллейн задумался на секунду, потом кивнул Фоксу, и тот вышел.

— Пусть узнает все сейчас, чем потом от кого-нибудь, — сказал Джереми.

Перегрин вошел, посмотрел на Джереми и встал с ним рядом.

— Что случилось? — спросил он.

— Я собираюсь сделать заявление, так, кажется, это называется. Я хочу, чтобы ты его услышал.

— Ради бога, Джер, не будь идиотом. Какое заявление? О чем? Почему?

Перегрин увидел на столе помятую перчатку и две перчатки из реквизита. Они так и лежали, как Аллейн их положил.

— Что все это значит? — возмутился Перегрин. — Кто посмел так обращаться с перчаткой Гамнета?

— Никто, — сказал Джереми. — Это не перчатка Гамнета. Это чертовски хорошая подделка. Я ее сделал, и ты должен об этом знать.

Последовало долгое молчание.

— Ты идиот, Джер, — медленно произнес Перегрин. — Невероятный идиот.

— Вы собирались рассказать нам свою историю, мистер Джонс?

— Да, пожалуй, начну.

— Инспектор Фокс будет делать заметки, которые вам потом предложат подписать. Если по ходу заявления я замечу, что деяния, в которых вы собираетесь признаться, попадают под статью о задержании, я предупрежу вас.

— Да, хорошо. — Джереми взглянул на Перегрина. — Все в порядке, меня не арестуют. И ради бога, перестань на меня пялиться. Поди сядь где-нибудь. И слушай.

Перегрин сел на краешек собственного стола.

— Это началось, когда я ходил в музей Виктории и Альберта делать рисунки перчатки для постановки. Эмили Данн, которая время от времени помогает в магазине, набрала кучу старинного барахлишка, из которого мы и выбирали подходящий материал для копий. Мы нашли подходящую пару, кучу шелка для вышивки, золотую проволоку и немного поддельных драгоценностей, всего этого вполне хватало на копии. Но в процессе поисков материала я наткнулся вот на эту. — Джереми кивком указал на одиночную перчатку, лежавшую на столе. — Она подлинная, если иметь в виду время ее изготовления; возможно, лет на пятьдесят моложе шекспировской. Перчатка для маленькой женской руки. У нее была и крага, и кисточка, только вышивка совсем иная. Я… Наверное, я помешался на настоящей перчатке. Я очень, очень тщательно ее перерисовал. Помнишь, Перри, на рисунке она выглядела как в жизни, ее хотелось потрогать. И все время, пока я работал над реквизитом, шли разговоры о том, что Кондукис продает перчатку частному коллекционеру из США.

Дальше Джереми заговорил быстро и обращаясь исключительно к Аллейну.

— У меня бзик на исторических сокровищах, находящихся вне страны их создания. Будь моя воля, я бы завтра же вернул Афинам весь древнегреческий мрамор. Я начал делать копию, сначала просто ради спортивного интереса. Думал подшутить над Перегрином или отправить ее на экспертизу в музей. Мне повезло, я нашел подходящий шелк, золотую и серебряную проволоку и все прочее. Настоящий старинный материал. Я делал ее почти у тебя под носом, Перри, пару раз ты чуть меня не застукал, но так ни о чем и не догадался. Но тогда у меня не было намерения — ни малейшего — совершить подмену.