Эндрю Йорк - Доминатор Страница 40

Двое молодых людей, Канем, снова поднявшийся на ноги, и Фодио, стоявший на коленях, массируя пах, тоже поняли. Они уже знали, что пробудили нечто, незнакомое им, и не знали, как с этим справиться. И все же они не убегали. Они знали, но не могли поверить. Их было двое против одного, и их мозги, лишенные первобытного понимания, подсказывали, что инстинкты, вероятно, ошибаются.

Фодио встал, сказал что-то брату и шагнул вправо. Канем двинулся вперед, слегка изогнувшись в талии. Уайльд коротким взглядом выверил расстояние, повернулся к Фодио, и замер. В ночи раздался истошный вопль, казалось, что его можно было увидеть, что он прорезал предутреннюю тьму подобно лучу прожектора, и закончился душераздирающим рыданием. Он донесся из леса, рядом с которым они находились. Кричала женщина.

Несколько мгновений мужчины пристально глядели друг на друга, а затем Уайльд метнулся к Фодио, сжав правый кулак, нацеленный в живот канембу, и развернул противника, чтобы нанести смертоносный удар. Но Фодио был заблаговременно предупрежден Ингой. Поэтому, вместо того, чтобы выпрямиться, он упал, обхватив Уайльда обеими руками за бедра, подтянул его к себе, и вонзил зубы в самое уязвимое место своего врага, стремясь отомстить за недавний удар. Уайльд взревел от боли и гнева, схватил было Фодио обеими руками за шею, но сам получил сильный удар сзади и упал; Фодио все еще висел на нем. Оба африканца опять накинулись на Уайльда, как пара диких псов на сильную и опасную добычу. Они не лучше, чем псы, понимали, как можно расправиться с человека, если не просто забить его насмерть. Удары обрушивались на голову и спину Уайльда, пальцы и зубы Фодио терзали его пах. Превозмогая боль, Уайльд перевернулся на спину, благо тело стало таким скользким от непрерывного дождя, пота и крови, что противники не могли удержать его в одном положении. Он лежал на земле рядом с Фодио, а Канем став коленом ему на живот, размахнулся, чтобы нанести сокрушительный удар. Один удар Уайльду удалось блокировать, следующий, обрушившийся на щеку, словно обух топора, он пропустил, но зато ему удалось пальцами правой руки ударить Канема в глаз.

Канем взмахнув руками, вцепился обеими ладонями в запястье Уайльда, а тот, задыхаясь от пульсирующей боли в гениталиях, но стараясь не обращать на нее внимания, вонзил пальцы еще глубже, а левой рукой нашел горло африканца. Безжалостные железные пальцы вторглись в мир невероятной мягкости. Молодой человек издал болезненный булькающий звук, и Уайльд почувствовал, что руки Канема ослабли.

Канем упал, прижимая обе руки к ослепленному глазу. Фодио откатился в сторону от Уайльда, вскочил на ноги, и в ужасе уставился на брата. Уайльд стоял на его коленах; из его паха, отдаваясь в ноги, исходили волны боли, по сравнению с которой ощущения в разбитом лице значили не больше, чем укус москита. Он подполз к Канему и еще раз схватился за незащищенное горло. Фодио ринулся было вперед, и Уайльд отшвырнул его в сторону одним коротким ударом правой руки, не разжимая левой, пальцы которой смяли трахею. Тело Канема дернулось и вытянулось во всю длину.

Фодио шел по кругу, обходя этих двоих — живого и мертвого. Он искал оружие. Ночь качалась перед глазами Уайльда. Каждая капля дождя, упавшая на голову, отдавалась как удар дубинки. Земля у него под ногами вдруг встала дыбом, перевалилась с боку на бок и снова опустилась на место. Его вырвало, но он не выпускал горла противника. В отдалении он снова услышал ужасный предсмертный крик; краем глаза он, не отдавая себе отчета, следил за движениями Фодио, который сначала шарил в траве, а теперь всматривался в мокрую глину. Но Канем был мертв. Канем был мертв уже несколько секунд.

Фодио выпрямился; в руках у него была винтовка. Которая из винтовок? Это не имело значения. Жизнь и смерть так долго были лотереей. Кто-то с кем-то сражался, и кто-то убивал, а кто-то погибал, и никого особенно не заботило, кого какая участь постигла. Только жить означало продолжение проблем, страданий, и физической боли, тогда как смерть подразумевала всего-навсего забвение. Уайльд повернулся к черному глазку дула. Фодио, раздувая ноздри, не сводил с него глаз. Дуло поднялось, потом опустилось, но целью оставалось тело Уайльда. От груди к ногам, от ног вновь к груди. Фодио собрался, вдохнул… выдохнул. Уайльд ждал, также пытаясь восстановить дыхание. Смерть или жизнь, жизнь или смерть… Шансы три к одному.

Фодио нажал спусковой крючок. Металлический щелчок показался обоим громче раската грома. Африканец взглянул на бесполезное оружие, бросил его в Уайльда, и метнулся в сторону деревьев.

Уайльд последовал за ним. Он двигался с настороженной медлительностью, спотыкаясь на влажной земле, не отрывая глаз от темной тени впереди. Только сила воли заставляла его гнаться за этим человеком. Сердце требовало бежать на крики. Они не могли долететь издалека, а инстинкты точно говорили ему, где они раздавались. Но те же инстинкты велели ему не откликаться на них, выкинуть их из головы теперь же и навсегда, говорили, что ответ на этот запоздалый призыв лишь добавит в память страшную незаживающую рану. Мозг прибыл на помощь, подсказав, что Инга, живая, мертвая, или умирающая, не была больше его врагом, так же, как она никогда не была его другом. Но Фодио, живой, оставался опасным. Смертельно опасным. Хотя нет, Фодио не мог быть смертельно опасным. Его не научили искусству смертоносности.

Фодио добрался до деревьев, приостановился, чтобы поглядеть через плечо, поскользнулся и рухнул на четвереньки. Уайльд продолжал нестись вперед, и сам себе напоминал страдающего ожирением судебного исполнителя, которого заботливая жена выгнала на утреннюю пробежку. Он дышал с хрипом, горло было сухим, и воздух проходя в легкие, как огнем обжигал бронхи. Расстояние между беглецом и преследователем сокращалось.

Фодио поднялся на ноги, ступил под деревья, став еще одной тенью в мире теней. Но Уайльд слышал испуганное неровное дыхание, неуверенные спотыкающиеся шаги, треск веток. Фодио, житель африканского леса, от страха забыл обо всем, что знал с самого рождения, обо всех умениях, полученных от предков.

Уайльд, перешел с бега на быстрый шаг, чтобы дать боли в кишках хоть немного ослабнуть, а голове проясниться. Фодио был невдалеке и не мог ни свернуть в сторону, ни изменить направления, ни даже кинуться ему навстречу. Фодио мог только бежать вперед, а сейчас они оба бежали уже по щиколотку в жидкой грязи. Уайльд остановился, прислушиваясь к шепоту дождя в листве деревьев, громким звукам падения в болото огромных капель собравшейся на листьях воды. Несколько секунд он не слышал больше ничего: Фодио тоже остановился, пытаясь перевести дыхание. Но его ужас был слишком силен, и почти сразу же у него сдавило горло. Он попытался вдохнуть, издав звук, похожий на икоту, а затем снова раздался плеск воды: Фодио побежал дальше.

Уайльд изо всех сил рванулся вперед, отбросил в сторону одну ветку, другую, едва почувствовал, как острый обломок ободрал ему лицо, и, наклонившись вперед, ударил африканца, попытавшегося укрыться за деревом по плечу, но сам потерял равновесие и растянулся головой вперед всего в нескольких дюймах от края воды. А когда сел, совершенно ошеломляемый, не в состоянии понять, где находится, то еще несколько секунд не мог заставить себя открыть глаза.

Неужели я так ослабел, подумал Уайльд. Когда он снова открыл глаза, то оказалось, что он сидит в мелкой, всего несколько дюймов, воде, прислонившись головой к трухлявому пню дерева. Фодио уже был по пояс в озере, пробираясь к соседнему острову. Дождь прекратился, и наступил рассвет. Солнце взглянуло сверху на неподвижные воды Чада как гигантский налитой кровью глаз, и под его первыми лучами в воздух поднялись влажные туманы из болот и лагун, тростниковых зарослей и грязных луж. Уайльда окутал легкий белый пар, который разъедал его плоть подобно кислоте, от которой гнили его кости, от которой он трясся так, что слышал стук своих собственных зубов.

А Фодио убежал. Молодой человек был теперь ярдах в пятидесяти от берега и уверенно, не оглядываясь, пробирался вперед. Его нельзя было поймать. Уайльд знал, что если он рискнет вступить в эту вздувающуюся воду, то это будет равносильно смерти. Даже если Фодио не повернет, чтобы напасть на него, он утонет сам. У него едва доставало сил, чтобы поднять голову.

Фодио убежал. Он спросил себя, имело ли это какое-нибудь значение. Он смотрел как сильное темное тело с каждым шагом все глубже и глубже заходит в озеро, двигаясь почти так же быстро, как на суше; грудь беглеца поднимала высокую волну, а за спиной бегущего по неподвижной воде расходился правильный треугольник, похожий на наконечник стрелы. Странно, подумал Уайльд, как только он заметил один наконечник, то тут же обнаружил другой. Нет, два, по одному с обоих боков Фодио, но на небольшом расстоянии. Но это, должно быть, оптические обманы, потому что не видно никакой причины. Что бы там ни было рядом с Фодио, оно плавало под поверхностью воды.