Адам Холл - В жерле вулкана Страница 40

– Да.

Ее мягкие волосы кучкой лежали на кровати. Рейнер пытался орудовать ножницами, как заправский парикмахер, однако дело было более трудным, чем ему казалось. Впрочем, посмотрев в зеркало, Жизель сказала, что он справился молодцом.

– Какого цвета краска? – спросила она.

– Боюсь, черная. Испанская черная. – Он помог ей краситься, убедился, что светлых корней не осталось, после чего тщательно вымыл раковину и положил пустой флакон к остальным вещам, от которых надо было избавиться: к ее платью, чулкам, туфлям и чудесным локонам.

Он около часа ходил по магазинам и вернулся с джинсами и просторной блузкой, которая скрывала высокую грудь Жизели. Тушь для бровей не подошла – было слишком заметно, что это косметика, поэтому он снова взял флакон из-под краски и использовал последние сохранявшиеся там капли. Правда, нежные волоски на руках Жизели остались светлыми, но у блузки были рукава, достававшие до запястья.

Пока Рейнер изучал дом, она подрезала ресницы и ногти. На площадке между первым и вторым этажом каждая в своей нише стояли две огромные мавританские вазы, потемневшие от многолетней пыли. Он сунул сверток в одну из них.

Он не сказал Жизели о том, что пишут газеты, но по тем усилиям, которые Рейнер предпринял, чтобы изменить ее внешность, она должна была догадаться, что дело серьезно. Ее фотография вместе с моментальными снимками остатков сгоревшего особняка была напечатана на первых страницах трех самых популярных местных ежедневных газет. Полиция начала прочесывать все вокруг в поисках исчезнувшей женщины, которой предстояло ответить на «несколько серьезных обвинений», в том числе обвинение в поджоге и покушении на убийство. О Гарсиа дель Рио почти не упоминалось, если не считать его краткого заявления о том, что он «глубоко взволнован случившимся» и «удручен потерей одного из самых красивых поместий в стране».

Однако ни одна газета не упоминала о поиске самого Рейнера и результатах допроса на борту «Морской королевы». В этом не было ничего странного; если бы его обнаружили, то оставили бы это в тайне. Официальный ответ на запрос из Лондона гласил бы, что мистера Рейнера, высланного из страны согласно приказу местных властей, в последний раз видели в три часа утра на борту трансокеанского лайнера, вылетавшего из Сан-Доминго, и что подробности этого дела хранятся в архивах посла ее величества.

Вернувшись в номер, Рейнер увидел, что Жизель учится мужской походке перед висящим на стене зеркалом.

– Нужно немного шаркать ногами, – сказал он, – и перестать покачивать бедрами.

– Comment?[28]

Он повторил это по-французски. Жизель кивнула и послушно зашаркала веревочными подошвами по потертому паркету.

– Теперь немного ссутультесь. Подайте плечи вперед.

– Да. – Она посмотрела на свою блузку. – Я бы купила тонкий шарф, чтобы сделать грудь более плоской.

Рейнер нашел в своих вещах квадратный кусок шелка, разрезал пополам и заколол сзади; узел на спине был бы слишком заметен.

– Темные очки годятся?

Жизель надела их, и все тут же очутилось на своем месте. Перед ним стоял слегка растерянный юный испанец.

– Ну что, нормально?

– Ужасно. Вы перестали быть самой собой.

– Зачем вы это делаете? – спросила она, сняв очки и сосредоточенно глядя на них. – Теперь от меня нет никакой пользы. Вы же сами сказали, что уже нашли самолет.

– Сейчас мы выйдем в город и перекусим.

– Вы сильно рискуете. Меня разыскивают, а это значит, что…

– Они не найдут вас, Жизель. – Он заставил себя выбросить из головы картину того, как эта хрупкая фигурка стоит у стены напротив отряда с поднятыми винтовками. Если дойдет до того, отдаст ли он за нее жизнь? Возможно. Рейнер отвернулся и выглянул на улицу. Полиции поблизости не было, не это ничего не значило; тайная полиция ходила в штатском.

– Все чисто, – сказал он.

Она не сдвинулась с места. Рейнеру не хотелось тащить ее в город, но должна была прийти горничная, каждый день убиравшая номер.

– Я уже говорила, что после катастрофы с самолетом потеряла всю свою смелость. – Глаза женщины стали затравленными.

– Она вам и не понадобится. Вы неузнаваемы. А если понадобится, то почаще смотритесь в зеркало и вскоре привыкнете к мысли, что находитесь в полной безопасности.

– Они ищут и вас тоже. В одиночку вам было бы легче.

– Вы недолго пробудете со мной, – чересчур жизнерадостно ответил Рейнер. – Я посажу вас на самолет. Наденьте очки и пойдемте есть. – Идея с темными очками была правильной. Теперь она ничем не отличалась от любого встречного мальчишки, и можно было забыть о жгучей досаде, которая сегодня ночью не дала ему сомкнуть глаз. Она лежала, тесно прижавшись к его напряженному телу, и это было невыносимо. Потому что если бы Жизель позволила этому случиться, то только из благодарности. Понадобилось бы много времени, чтобы забыть о красных свечах в доме, который она разрушила.

– Я не хочу есть, – по-детски сказала она.

Рейнер заставил ее надеть очки.

– Вам нужна сигарета в уголке рта.

– Я не курю.

Он зажег сигарету и вставил ей в губы.

– Не обращайте на нее внимания. Посмотрите в зеркало. Пусть немного свисает, как у «спива».[29]

– Comment?

– Comme «un blouson noir».[30]

Она послушалась, но результат был комический. Рейнер сказал:

– Вы переигрываете. Даже «спив» не бывает таким неряхой.

Видя, что он смеется, Жизель улыбнулась, вынула сигарету, поцеловала его в губы, а потом сделала шаг назад и бросила на Рейнера странный взгляд, словно сомневаясь в том, что она решилась на такое. А он не мог думать ни о чем другом, кроме ее губ, мгновение назад таких смешных и вялых, а теперь снова ставших твердыми, нежными и слегка раскрытыми. Кроме губ Жизели, быстрых на поцелуи.

– Пол… – промолвила она.

– Нам пора идти.

Она сказала:

– Я не целовала мужчину два года. И не занималась любовью.

– Я знаю. – Дом превратился в пепел; то, что там происходило, называлось не любовью, а повторяющимся изнасилованием. Не это ли она хотела сказать? Наверно, она неправильно поняла выражение его лица. Вернее, решила, что он не захотел заняться с ней любовью, потому что ему не по вкусу шлюхи. «Теперь я чиста». Она отчаянно нуждалась в его уважении. Его или любого другого мужчины.

– Вы не захотели меня, – с усилием сказала она, пытаясь не выдать себя.

– Именно об этом я думал всю ночь и не мог уснуть. – Ситуация повторилась, но в этом не было никакого толку. Речь шла не о легкой интрижке; кроме того, в любой момент могла войти горничная и помешать им. Это было бы опасно; их могла выдать даже такая мелочь, как легкомысленно оставленные на подушке следы краски для волос.

Он отвернулся. Теперь были бессильны даже проклятые темные очки. Скорее всего, Жизель просто пытается отсрочить страшный миг, когда придется идти по улице в разгар объявленной на нее охоты. Она не хотела есть. Она не курила. Впрочем… Рейнер открыл дверь и подождал женщину. Она стояла у зеркала и пыталась зажечь сигарету, делая вид, что не испытывает унижения. Затем сунула руки в карманы джинсов и шагнула к нему с видом битника.

– Значит, думали всю ночь?

– Да.

Она вышла на площадку, и Рейнер запер дверь. Он посмотрел через перила и увидел, что портье за стойкой нет. Две женщины скребли мозаичный пол. На ступеньках никого не было. Он инстинктивно потянулся к руке женщины, но тут же выругал себя за глупость. Никакой Жизели не существовало. Рядом с ним шагал сутулый мальчишка.

Когда они ели в самом переполненном баре из всех попавшихся, Рейнер немного посвятил ее в свои планы.

– Сегодня из города улетел один человек, направлявшийся в Англию. Он мог взять вас с собой, но когда я позвонил в гостиницу, мне сказали, что он уже уехал. Я знаю людей, которые могли бы переправить вас на побережье, но в Сакапу или Эсмеральдах ничуть не менее опасно: они меньше Пуэрто; кроме того, там не привыкли к иностранцам. Если бы он доставил вас в Перу или Панаму, возникли бы трудности при посадке, поскольку у вас нет паспорта. Вас бы тут же задержали. Нет, вы должны быть в Сан-Доминго, в аэропорту. У меня там есть кое-какая власть. Мы отправим вас рейсом Т.О.А. в качестве стюардессы-стажера и наденем на вас форму, чтобы было видно, что вы находитесь при исполнении служебных обязанностей.

– И вы полетите со мной?

– Я останусь здесь и буду наблюдать за подъемом самолета.

– Я бы хотела, чтобы вы улетели со мной. – Она положила руку на стол, и Рейнер быстро сказал:

– Не делай этого, Джино.

Жизель оглянулась. Рейнер догадался, что ее глаза за темными очками вновь приобрели испуганное выражение, и промолвил:

– Странное чувство испытываешь, зная, что назад пути нет. Что больше не нужно то и дело смотреть на часы.