Лучшие истории о невероятных преступлениях - Эллери Куин Страница 40

– просто роняет «Браунинг», и тот падает в вазу. Сейчас все, что он хочет, – это нанести ответный удар, поскольку слышит подбегающего Пейджа в пределах десяти шагов от окна. Уайт поворачивается с пистолетом тридцать восьмого калибра и снова стреляет вслепую. Было ли это сделано с намерением завершить таким образом свою историю и собственный план? Да. Что бы ни случилось, он должен придерживаться своей истории. Хуже всего то, что на самом деле Уайт сам не знал, убил ли он судью. Не знал этого до сегодняшнего утра.

Но теперь вы поймете, почему инспектор Пейдж, подбегая к тому окну, поклялся, что ни одна пуля не могла пролететь мимо него и попасть в дерево, иначе он бы это услышал. Просто пуля, застрявшая в стволе, была первой из двух, выпущенных Уайтом, и вылетела, когда инспектор находился в семидесяти футах от дерева. Вы также поймете, почему Пейдж не заметил ни женщины, ни ее следов. Она уже убежала. Однако вернулась после того, как он пролез в окно. Кэролайн спряталась за деревом и выглянула из-за него, желая увидеть происходящее в комнате. Так она поскользнулась – вы обнаружили размытый отпечаток одной туфли – и машинально ступила тяжелее, оставив четкий отпечаток в мягкой почве. Вот где ирония – то был настоящий след. Предположим, что Кэролайн вспомнила об этом и позднее уничтожила эту обувь.

Полагаю, мы должны выдвинуть немало предположений, пока я не докажу их в деле Сары Сэмюэлс. Когда вы выходили сегодня днем, мисс Мортлейк, вы заметили Сару по пути сюда? Вы поняли, что она догадалась про ваше ложное алиби, которое создала сама, и шла сюда, чтобы разоблачить вас? Вы проскользнули сюда раньше нее через тот черный ход, который теперь не заперт? Проникли в дом незамеченной и нашли нож и молоток? Вы хотели сделать ее неузнаваемой, чтобы никто не догадался, что она похожа на вас, и не развалил алиби? Ведь только вы проводили с ней собеседование, и Робинсон не смог бы точно описать ее. Это была паника. Это была жуткая паника. Но, по крайней мере, сейчас вы обошлись без лишней изощренности, с какой подложили пневматический пистолет в собственный ящик комода, создавая впечатление, будто сестра пыталась бросить на вас подозрение.

Кэролайн Мортлейк сжала и разжала кулаки. Она стояла в круге яркого света около стола – и вдруг повернулась к Уайту. Она не кричала – ее голос был довольно низким, но слова произвели впечатление панического возгласа.

– Ты не собираешься ничего сделать? – обратилась она к Уайту. – Не хочешь что-нибудь сказать? Возразить? Сделать что-то? Ты ведь мужчина? Не стой там, как манекен. Ради бога, не стой там, ухмыляясь. У них нет никаких доказательств. Они блефуют. Во всем, что он сказал, нет ни единого реального доказательства.

Уайт ответил ей таким холодным, отстраненным тоном, что присутствующие невольно замерли.

– Сожалею, старушка, – произнес он, ввернув словцо из студенческого сленга, – но я действительно мало что могу сказать.

Кэролайн уставилась на него.

– В конце концов, знаешь ли, нападение на девушку – это было гадко, – продолжил Уайт, нахмурившись. – Не следовало ожидать, что я это поддержу. Проблема вот в чем. Тебе жутко не повезло, но, боюсь, мне придется спасать собственную шкуру. Sauve qui peu[14]. Я не совершал убийство. В сложившихся обстоятельствах мне придется обратиться к королевскому свидетельствованию[15]. Я должен заявить им, что видел, как ты стреляла в судью через окно; это повредит тебе не больше, чем их собственные улики сейчас, когда преступление раскрыто, а мне может принести немного пользы. Извини, старушка, вот такие дела.

Уайт поправил свое поношенное пальто, взглянув на Кэролайн любезно и приветливо. Пейдж был так потрясен, что не мог ни говорить, ни даже думать. Кэролайн Мортлейк промолчала. Она продолжала внимательно смотреть на Уайта. И только когда ее уводили, начала рыдать.

– Итак, – официальным тоном произнес полковник Маркуис, – вы видели, как она произвела выстрел?

– Да. Нет никаких сомнений на сей счет.

– Вы делаете это заявление по собственной воле, зная, что оно будет записано и может использоваться в качестве доказательства?

– Да, – кивнул Уайт. – Ей ужасно не повезло. Королевское свидетельствование ведь может мне помочь?

– Хочу сообщить, – проговорил полковник Маркуис, внезапно поднимаясь во весь рост, – что нет, не поможет. Это свидетельствование спасет вашу шею не больше, чем спасло Уильяма Генри Кеннеди[16] в тысяча девятьсот двадцать восьмом году. Вы будете висеть, пока не умрете; и если палач будет пинать вас до самой виселицы, не скажу, что это сильно обременит мою совесть.

Он сел за письменный стол под лампой в виде дракона. Полковник выглядел бледным и уставшим и курил сигарету с таким видом, будто она была безвкусной. В комнате теперь остались только Ида Мортлейк, сэр Эндрю Трэверс и Пейдж, занятый своим блокнотом.

– Сэр, – обратился к нему Трэверс, – мои поздравления.

Маркуис усмехнулся.

– Есть еще кое-что, – сказал он, – в чем вы можете меня просветить. Послушайте, Трэверс, зачем вы так глупо солгали о том, что из ваших апартаментов нет другого выхода, кроме как через парадную дверь? Нет, я переформулирую вопрос: чем вы на самом деле занимались вчера в половине шестого?

– Вчера в пять тридцать я разговаривал по телефону с главным прокурором.

– Телефоны! – с горечью воскликнул Маркуис, ударив кулаком по столу. Затем поднял голову. – Понимаю. Да, конечно. У вас было неопровержимое алиби, но вы не захотели им воспользоваться. Вместо этого наболтали всякие глупости, потому что…

– Потому что я боялся, что вы подозреваете мисс Иду Мортлейк, – объяснил Трэверс. Пейдж, покосившись на него, подумал, что он выглядит, как напыщенное ничтожество. – Я… одно время боялся, что она могла бы… Ради справедливости, Маркуис, у нее была возможность это сделать, тем более что, я полагал, она могла украсть мой пистолет. Поэтому я обратил ваше внимание на себя. Надеялся, что, если полицейские на время пойдут по моему следу, я успею придумать что-нибудь для нее, будь она виновна или нет. На случай ареста у меня имелось надежное алиби. Видите ли, я очень люблю мисс Мортлейк.

Ида Мортлейк подняла к нему сияющее прекрасное лицо.

– Эндрю, – произнесла она и жеманно улыбнулась.

Если бы ручная граната влетела в окно и разорвалась под его стулом, и то Пейдж не мог быть поражен сильнее. Он поднял голову от своего блокнота и уставился на Иду и адвоката. Внезапный поток этих его слов не меньше, чем ее жеманность, вызвал, у него отторжение. Пейдж словно взглянул на мисс Мортлейк с