Кирилл Шелестов - Побег Страница 41

— Да ладно, ладно, не обижайся, — замахал он руками, всхлипывая и вытирая навернувшиеся слезы. — Ну, люблю я, грешник, пошутить, что ж тут плохого? В нашей работе без чувства юмора пропадешь. Ох, ну надо же так попасться! Аж до потолка подпрыгнул! Кто, кричит, украл?! Ох, ну все, не буду! Показывать я тебе, конечно, ничего не покажу, права не имею. Но своими словами расскажу. Значит, примерно так у нас это выглядит, — он, все еще смеясь, попытался сосредоточиться, даже наморщил лоб. — Статья сто пятьдесят девять, пункт четвертый, мошенничество, совершенное группой лиц по предварительному сговору в особо крупном размере. Статья сто девяносто девятая, пункт два, уклонение от уплаты налогов, опять-таки в группе лиц по предварительному сговору. Дальше двести восемьдесят пятая, это, стало быть, злоупотребление служебным положением, тут у нас, само собой, пункт три. Впрочем, у нас все пункты — последние, размер-то — особо крупный. Потом еще сто семьдесят четвертая. Отмывание денег. И сто семьдесят первая, тоже второй пункт, незаконное предпринимательство. В общем, приличный букет получился. Мало не покажется. Все, что ли, я перечислил? — он посмотрел в потолок и потеребил мочку уха. — Ах да! Чуть не забыл! Еще сто девяносто девятая.

— А это еще что такое?

— Сто девяносто девятая статья. Угроза убийством, — пояснил он как нечто само собой разумеющееся.

— Храповицкий обвиняется в угрозе убийством? — переспросил я в полном недоумении. — Да ведь это статья какая-то несерьезная. И наказание за нее, насколько я помню, максимум два года.

Лихачев хитро улыбнулся.

— Статья действительно мертвая, — подтвердил он. — Чтобы ее доказать, нужно, чтобы ты, к примеру, гнался за мной с ножом на глазах у свидетелей и к тому же еще кричал, что меня зарежешь. И чем громче кричал, тем лучше. Честно говоря, не помню даже, чтобы по ней кого-нибудь сажали. Но в нашем случае — он лукаво поднял брови, — в нашем исключительном случае, она особое значение имеет. Ведь по подозрению в экономических преступлениях Храповицкого на нары не отправишь, прокуратура на дыбы встанет. Скажет, расследуй, Лихачев, на здоровье, в рамках отведенных тебе полномочий, но сажать не смей. Он не бомж подзаборный, а известный человек, имеет работу, прописку и постоянное место жительства, от следствия не скрывается, на всех праздниках рядом с губернатором сидит. И что тогда прикажешь мне предпринимать? Как доказательства собирать? На допросы он являться не станет: то болезнь у него обнаружится, то в командировку улетит. Свидетелей тут же обрабатывать начнет, пугать, покупать — значит, про показания и не мечтай. В Москве кому-нибудь денег сунет, оттуда такое давление пойдет — караул! Полгода промаешься, а потом дело развалится за недоказанностью, и он же меня на посмешище выставит. Я весь в дерьме, а Аполлон чернявый — на коне! А с этой никчемной статьей — совсем другой коленкор. Понимаешь меня?

— Арестовать легче? — догадался я.

— Ну конечно! Выходит, что наш Храповицкий — никакой он не уважаемый гражданин, а социально опасный тип. Буквально головорез. Чуть что — за нож. Кстати, там у него при обыске полно ножей-то нашли. Видать, многих он резать собирался. Такой подозреваемый нуждается в срочной изоляции, иначе пырнет кого-нибудь. Уж больно он неуравновешенный.

Я был шокирован его цинизмом.

— То есть вы эту статью ему пришили без всяких оснований?! — воскликнул я.

— Как тебе не стыдно! — притворно возмутился Лихачев. — Еще раз такие слова произнесешь — выгоню вон и руки не подам! Пришили! У нас есть заявления свидетелей о том, как он им угрожал, запугивал, вынуждал к преступным действиям!

— Да ведь это выдумки! Вы сами в это не верите!

— Как же я могу не верить свидетелям? — с укором возразил мне Лихачев. — Кому же мне тогда верить? Храповицкому, что ли? Да ты же сам недавно слышал, как Кабанкова жаловалась на него. Плакала даже. Неужто тебе не жаль женщину?

Спорить дальше не имело смысла. Лихачев явно наслаждался этим фарсом и своей ролью, тогда как у меня внутри все прыгало. Не отвечая ему, я закинул ногу на ногу и принялся пускать в потолок кольца дыма, демонстрируя, что не намерен впредь развлекать его своим участием в его интермедиях.

— Значит, не доверяешь ты Кабанковой, — сокрушался между тем Лихачев, пытаясь вывести меня из оцепенения. — Почему, спрашивается? Как тебя убеждать — ума не приложу!

Он подождал еще, но я не реагировал. Лихачев задумчиво побарабанил пальцами по столу.

— Что ж, только одно остается, — обреченно заявил он. — Последнее средство. Ультима рацио, как в народе говорится. Придется ехать к Сырцову!

— Куда ехать? — ахнул я. Все мое показное безразличие разом слетело. Мне показалось, что я ослышался.

— К Сырцову. К Пал Николаичу! — ответил Лихачев как ни в чем не бывало. Он торжествовал,понимая, что опять сумел меня поразить. — Куда ж еще! Знаешь такого?

— Знаю — растерянно пробормотал я.

— Тебе ли не знать! Сколько лет он на вас батрачил, концы в воду прятал. А вы с Храповицким взяли за это и его подорвали. Гранату — шварк ему в харю! Получи, Пал Николаич! Вот она, храповицкая благодарность. Еле жив остался, бедняга. С того света врачи его вытащили. — Лихачев состроил скорбную мину, словно все, им описанное, произошло с его близким родственником.

— Это бред! — задохнулся я от негодования. — Храповицкий к этому покушению не имеет никакого отношения!

— А что это ты опять за всех отвечаешь? Откуда у тебя такое убеждение? Ты у них там седьмая свеча в пятом цилиндре, мелкий хулиган. Едем к Сырцову, у него все и спросим. Уж он-то лучше всех ведает, кто его заказывал и за что. Пошли-пошли, — поторопил он, вставая из-за стола. — Раз решили, чего время терять! Или ты забоялся?

И он устремился к двери. Я поднялся на ватных ногах. Голова моя шла кругом.

Едва черная «Волга» Лихачева выехала со двора налоговой полиции, как водитель привычным движением врубил сирену и так лихо топнул по педали газа, что машина подпрыгнула и рванулась вперед. Лихачев с досадой покосился на меня и хлопнул водителя по спине.

— Ну-ка, убери эту дребедень! — сердито потребовал он. — И скорость сбавь. Зачем народ пугаешь?

Тот бросил удивленный взгляд на сидевшего рядом с ним прилизанного помощника, но помощник лишь чуть заметно пожал плечами. Водитель нехотя повиновался.

— Любят они эту цветомузыку, — пожаловался мне генерал, словно все дело было в их своеволии, с которым он не успевал бороться. — Что с них взять! Ума-то нет.

По напрягшимся затылкам обоих я понял, что оценку, данную им начальником, они считают несправедливой. Впрочем, мне сейчас было совсем не до барских замашек генеральской челяди, идущих вразрез с его собственными демократическими принципами. Я лихорадочно соображал, зачем Лихачев тащит меня к Сырцову. В чем смысл этой внезапной очной ставки? Где тут западня? Знает ли он о моем утреннем визите в больницу? И если знает, то от кого? Сумела меня выследить наружка, или же ему донес Сырцов? Этот вариант был самым неприятным, но сбрасывать его со счетов было нельзя.

Я покосился на Лихачева, но он сидел, невозмутимо отвернувшись к окну, равнодушно разглядывая немноголюдные улицы воскресного города. И все же я не сомневался, что он догадывался о том, что происходило внутри меня, чувствовал мое смятение и играл на нем.

— А правда, что он тебя с работы вышиб? — вдруг спросил генерал. — Храповицкий-то?

— Я сам ушел, — буркнул я.

Я не собирался ему ничего объяснять, эта мальчишеская реплика вырвалась помимо моей воли. Генерал тут же понял, что наступил на больную мозоль.

— Морду тебе набил, — продолжал перечислять Лихачев. — При женщинах. Оскорблял. Жуликом называл. За волосы-то хоть не таскал?

Помощник впереди хихикнул. Я закусил губы.

— Ну и ладно, — вздохнул генерал. — Не хочешь рассказывать — не надо. Я ведь так просто спросил, по-товарищески. Что поделать, если у вас обычаи такие.

В отделении хирургии навстречу нам выскочил мой знакомый доктор. Должно быть, его предупредили о начальственном визите. Однако узнав меня, он что-то пробормотал о срочном вызове, шарахнулся в ближайшую палату и захлопнул за собой дверь. Генерал еле приметно усмехнулся, но ничего не сказал. Омоновцы уже стояли в струнку, Лихачев, не останавливаясь, снисходительно скомандовал им «вольно» и первым шагнул в палату Сыр-цова.

Сырцов неподвижно лежал на кровати и бездумно смотрел в потолок пустыми глазами. Заслышав наши шаги, он повернул голову, и в его лице сразу отразился такой ужас, что я невольно запнулся, испугавшись за него. Зато Лихачев, напротив, расцвел.

— Гляди, Пал Николаич, кого я к тебе привел! — весело закричал он, обнимая меня за плечи. — Старого твоего товарища! Доволен, да? А уж он-то как к тебе рвался! Переживает за тебя, ясное дело. Ну, что ж ты встал как вкопанный? — он подтолкнул меня вперед. — Обнимись хоть с Пал Николаевичем! Только сильно его не тискай, а то помнешь. Он у нас все же еще очень слабенький. Я имею в виду после операции.