Марио Пьюзо - Последний дон Страница 41

В небольшой, тщательно охраняемой зоне вилл расположилось маленькое казино овальной формы под названием «Жемчужина». Самые крупные игроки могли играть здесь, не опасаясь, что им помешают, а минимальная ставка в баккара составляла тут тысячу долларов. И фишки тут иные. Самые мелкие – черные, стоимостью по сотне долларов каждая, далее светло-палевые с золотыми прожилками – по пятьсот долларов, синие с золотыми полосками – по тысяче, и, наконец, специальная фишка за десять тысяч долларов – из чистого золота, с настоящим бриллиантом в центре. Однако в качестве любезности дамам делают поблажку: у крупье, заправляющего рулеткой, можно разменять стодолларовую фишку на пятидолларовые.

Просто невероятно, что сказочно богатые люди клевали на такую приманку. Гронвельт подсчитал, что эти бесплатные услуги, предоставляемые наиболее почетным игрокам, еженедельно обходятся отелю в среднем по пятьдесят тысяч долларов. Но в налоговых декларациях эти деньги списываются в расход. Да еще цены на бумаге сильно раздуваются. Реальные же цифры (благодаря двойной бухгалтерии) показывают, что каждая вилла еженедельно приносит доход в миллион долларов. Изысканнейшие рестораны, обслуживающие виллы и прочих важных гостей, тоже списывают в расход огромные суммы. В официальных счетах обед на четыре персоны обходится в тысячу с лишним долларов, но, поскольку еда предоставляется гостям бесплатно, эти суммы списываются в представительские расходы, сокращая налоги. Приготовление обеда обходится отелю всего лишь в сотню долларов, включая оплату труда, поэтому доход приносит даже эта статья.

Гронвельт уподоблял эти семь вилл семи коронам и возлагал лишь на головы игроков, за пару-тройку дней пребывания в отеле поставивших на кон более миллиона долларов. И неважно, выиграл игрок или проиграл, лишь бы только сделал ставку. Кроме того, он не должен тянуть с оплатой векселей, иначе ему придется довольствоваться номерами в самом отеле, при всей своей роскоши не идущими ни в какое сравнение с виллами.

Разумеется, у вилл есть и другие достоинства. Сюда крупные общественные деятели могут привезти любовницу или любовника и играть, сохраняя инкогнито. Как ни странно, множество богатейших людей, настоящих титанов бизнеса, каждый из которых стоит сотни миллионов долларов, даже имея жен и постоянных любовниц, остаются одинокими. Лишенными беззаботного женского общества, настоящей женской ласки. Для таких людей в обстановку вилл входят и красотки.

Одним из таких мужчин являлся и губернатор Уолтер Уэввен – единственное исключение из правила Гронвельта не пускать на виллу никого, кто не рискнул миллионом долларов. Губернатор играл очень скромно, причем каждый раз Гронвельт непременно вручал ему кошелек с бесплатными фишками, а если долги губернатора превышали определенную сумму, векселя откладывались для покрытия из его будущих выигрышей.

Уэввен приезжал в «Занаду», чтобы расслабиться, поиграть в гольф, выпить и провести время с красотками, поставляемыми Гронвельтом.

Гронвельт вел с губернатором долгую и неторопливую игру. В течение двадцати лет он не побеспокоил его ни одной просьбой, за исключением того случая, когда попросил предоставить ему возможность выступить перед законодателями штата и привести свои аргументы, которые могли бы помочь развитию игорного бизнеса в Лас-Вегасе. Уже казалось, что его доводы восторжествуют, но в последний момент они были отвергнуты, и губернатор подробнейшим образом растолковал ему политические реалии, воспрепятствовавшие их принятию. И все же он оказал Гронвельту неоценимую услугу, познакомив с влиятельными судьями и политиками, которых можно было склонить на свою сторону наличными.

В глубине души Гронвельт лелеял надежду, что в один прекрасный день, пусть даже не скоро, губернатор Уолтер Уэввен станет президентом Соединенных Штатов, и тогда вложенные в него деньги окупятся с лихвой.

Однако судьба порой дурачит даже отъявленных хитрецов, и Гронвельт это прекрасно понимал. Благодаря неожиданному стечению обстоятельств даже самый могущественный из людей может пасть жертвой какого-нибудь ничтожества. Для губернатора Уолтера Уэввена таким подводным камнем оказался двадцатипятилетний юноша, ставший любовником его старшей, восемнадцатилетней дочери.

Губернатор был женат на умной, миловидной женщине, придерживавшейся куда более справедливых и либеральных политических воззрений, нежели ее муж, хотя она и работала с ним в одной команде. Супруги нажили троих детей, и семья представляла для губернатора бесценное политическое приобретение. Старшая, Марси, посещала университет Беркли, выбрав его не по указке отца, а по совету матери и собственной воле.

Вырвавшись из тисков семьи политика, Марси с головой окунулась в свободную студенческую жизнь, тяготеющую в политике к левому флангу, открытую для новых веяний в музыке и озарений, даримых наркотиками. Плоть от плоти своего отца, она не скрывала, что ее привлекает и секс. С юношеской невинностью и стремлением к всеобщей справедливости она симпатизировала беднякам, трудящимся классам, угнетенным меньшинствам. Ее безмерно покоряла и чистота искусства, поэтому неудивительно, что она проводила все свое свободное время со студентами, писавшими стихи и сочинявшими музыку. И еще менее удивительно, что после пары случайных встреч она влюбилась в бедного студента, пытавшегося писать пьесы и бренчавшего на гитаре.

Его звали Тео Татоски, и он представлял собой идеальную кандидатуру для студенческого романа – смуглый, черноволосый, симпатичный, выходец из семьи католиков, работавших на автозаводах Детройта. Сам Тео с характерной для поэта любовью к аллитерациям клялся, что предпочитает трахаться, чем тарахтеть тахометром. И все же ему приходилось подрабатывать, чтобы оплачивать учебу. Тео воспринимал себя чересчур всерьез, но его талант отчасти искупал это.

Марси и Тео были неразлучны на протяжении двух лет. Она привезла его в губернаторский особняк, познакомила с родителями и была счастлива оттого, что отец не произвел на ее избранника ни малейшего впечатления. Позже, когда они остались один на один в домике для гостей, Тео заявил, что ее папаша – типичный болтун и мошенник.

Возможно, Тео почувствовал снисходительность, с которой обращались к нему ее родители. Губернатор и его супруга проявляли верх дружелюбия, всячески подчеркивали, что уважают выбор дочери, хотя втайне считали их неравной парой. Впрочем, мать не слишком тревожилась, понимая, что стоит Марси немного повзрослеть, и обаяние Тео бесследно развеется. Губернатор же испытывал неловкость, но всячески пытался скрыть ее за напускным дружелюбием, чрезмерным даже для политического деятеля. В конце концов, губернатор – защитник рабочего класса уже по самой своей политической платформе, а его супруга – просвещенная либералка. Роман с Тео только поможет их дочери взглянуть на жизнь шире. Тем временем Марси и Тео уже жили вместе и собирались пожениться по окончании университета. Тео станет писать пьесы и ставить их, а Марси будет его музой и преподавательницей литературы.

Их союз казался довольно прочным. Ни он, ни она не злоупотребляли наркотиками и не придавали чересчур большого значения сексуальным взаимоотношениям. Губернатор даже вяло подумывал, что, если дойдет до худшего и они поженятся, это даже сыграет на руку его политической карьере. Брак его дочери покажет общественности, что, несмотря на принадлежность к протестантам англосаксонского происхождения, богатство и образование, губернатор демократично принял зятя из синих воротничков.

Все потихоньку приспосабливались к этой банальной ситуации. Родители только желали, чтобы Тео не был таким занудой.

Но молодежь иногда непредсказуема. На последнем курсе Марси влюбилась в однокурсника – богатого и более приемлемого для ее родителей, чем Тео. Но притом девушка хотела поддерживать дружбу с Тео. Ее будоражила мысль о жонглировании двумя любовниками, не совершая греха супружеской измены, по своей наивности считая, что это делает ее единственной в своем роде.

И тут Тео ее удивил. Повел себя не так, как полагается терпимому радикалу из Беркли, а как какой-нибудь заносчивый лях. Вопреки музыкально-поэтической богемности, вопреки лекциям сторонников женской независимости и типичной для Беркли атмосферы сексуальной вседозволенности, Тео вдруг обуяла неистовая ревность. Он всегда отличался эксцентричностью суждений, и это являлось одним из составных элементов его юношеского обаяния. К примеру, он мог запросто заявить собеседнику, что убийство сотни невинных людей – ничтожная цена за свободное общество завтрашнего дня. И все же Марси понимала, что сам-то он на подобное ни за что не пойдет. Однажды, вернувшись в свою квартиру после двухнедельной отлучки на каникулы, они обнаружили в постели выводок новорожденных мышат. Тео просто вынес крохотулек на улицу, не причинив им ни малейшего вреда, чем совершенно очаровал Марси.