Ирина Градова - Пациент скорее жив Страница 41

Сегодня ночью я надеялась наконец осуществить свой план. Для этого мне пришлось воспользоваться своим знакомством с бывшим маминым учеником, а ныне следователем по особо важным делам Василием Родиным и добыть так называемый универсальный ключ – проще говоря, отмычку, которой пользуются слесари, а также профессиональные воры. Я понятия не имела, как ею орудовать, но Вася показал, и я не сомневалась, что как-нибудь справлюсь. Разумеется, Родин стал расспрашивать, зачем мне понадобилась отмычка, но я отговорилась тем, что испытываю сексуальные домогательства на работе, а потому мне просто необходимо добыть компромат на одного подонка. И Родин тут же предложил свою помощь, возмутившись, что я не хочу написать на мерзавца заявление. Я же резонно заметила, что без доказательств меня никто и слушать не станет, и Васе пришлось со мной согласиться.

Мы с Родиным познакомились не при самых приятных обстоятельствах. На самом деле, он пришел к нам домой, чтобы задержать меня по подозрению в убийстве моей парализованной соседки: я врач и в качестве любезности колола ей уколы, а она, как выяснилось, умерла от передозировки лекарства. Василий был огорошен тем, что я оказалась дочерью его бывшей учительницы и директора школы, и чувствовал себя полным идиотом, забирая меня в отделение на глазах у мамы. Однако потом, к счастью, все выяснилось, меня отпустили, и с тех пор нас связывает нежнейшая дружба, правда, несколько омраченная неприятными воспоминаниями[6]. Если бы не это обстоятельство, думаю, мне ни за что не удалось бы «расколоть» Василия на отмычку, но он до сих пор чувствовал себя виноватым из-за того случая, вот я и решила воспользоваться его чувством вины в собственных целях.

Итак, убегавшись донельзя, мы вместе с напарницей Надеждой повалились на диван в холле. Ноги гудели, словно после многочасового марафона. Часы показывали половину третьего. Некоторые «ходячие» больные, закончив обедать, выползли в холл, где устроились на стульях, уставившись в маленький телевизор «Радуга», установленный на кронштейне. Среди них находился и Никита. Он все еще злился на меня за то, что не сообщила о своем визите в «Сфинкс».

– Господи, опять про Орбах говорят! – простонала Надя, глянув на экран телевизора. – Веришь, я и понятия не имела, кто она такая, ни одного фильма не видела. Но о ней так много шумят, что хочешь не хочешь, а слушать приходится!

Меня не удивило то, что Надя не знала Александру Орбах: ей ведь всего двадцать, и она отдает предпочтение фильмам, вышедшим не позднее двух-трех лет назад. В данный момент показывали одно из многочисленных популярных ток-шоу. Я иногда смотрю его, потому что маме нравится ведущий.

– Ой, а это что за тетка? – ткнула пальчиком в экран Надя, подавшись вперед. – Я ее видела недавно!

– Ты же сама сказала, что узнала про Орбах из телика, – пожала я плечами и, потянувшись и сцепив руки в замок, попыталась размять онемевшие мышцы. – Это – Элеонора Кочетова, актриса, и ты ее, наверное, тоже видела в связи с Орбах…

– Да нет же! – возразила Надя, даже покраснев от возбуждения. – Черт, я ведь и не знала, что она актриса, а не то обязательно стрельнула бы автограф, пока она была здесь!

– Элеонора Кочетова была здесь? – переспросила я. – А ты ничего не путаешь, Надюша?

– Что я, по-твоему, полоумная? – обиделась девушка. – Она к Урманчееву приходила.

– Правда? А ты не припомнишь, когда?

– Да давно уже, – протянула Надя. – Месяц назад, наверное, или даже больше… А что?

– Так, ничего, – стараясь изобразить равнодушие, ответила я. – Действительно, жаль, что ты не взяла у нее автограф!

Моя мысль лихорадочно заработала. Элеонора Кочетова уверяла всех, что ничего не знала о судьбе Орбах. Именно она помогала составить опись украденного имущества. И вдруг выясняется, что Элеонора побывала в Светлогорке приблизительно в то же время, когда Орбах здесь лежала… Конечно, актриса вполне могла приходить к психоаналитику, ведь Урманчеев принимает и людей «с улицы» – за счет них, собственно, и живет. Но не слишком ли много совпадений?

Как только представилась возможность, я подошла к Никите и шепнула ему на ухо, что мне нужно с ним поговорить в курилке. Через пять минут он явился под лестницу, где я уже ждала его, расхаживая взад-вперед и пытаясь привести в порядок свои мысли, чтобы изложить их наиболее доходчиво.

– Что случилось? – встревоженно спросил молодой человек.

И я рассказала ему о том, что только что узнала от Нади.

– Надо немедленно доложить Андрею Эдуардовичу, – заявил Никита, едва я закончила. – Это может быть важно.

– Необходимо как-то выяснить, является ли Элеонора Кочетова пациенткой Урманчеева, – кивнула я. – Как давно они знакомы? Был ли ее визит в Светлогорку случайным или актриса здесь частая гостья?

– Кочетова говорила на допросе, что не в курсе, куда пропала Орбах, – медленно проговорил Никита, словно выстраивая у себя в голове цепочку рассуждений. – Никто не знал, куда пропала старушка, до тех пор, пока ее не привезли в вашу больницу, верно?

– Ага. Но Элеонора, по словам Надежды, приходила сюда примерно в то же время, что Орбах находилась здесь!

– Конечно, подозрительно, но к делу не пришьешь, – покачал головой Никита. – Во-первых, Элеонора вполне могла просто посещать Урманчеева: он, в конце концов, практикующий психоаналитик, и Кочетова, возможно, действительно нуждается в его помощи. Во-вторых, какое отношение она может иметь к пропавшим старикам? Ты же не думаешь, что она с этим связана?

И правда, престарелая актриса, скорее всего, даже не знала людей из списка Лицкявичуса. Однако она знакома с Орбах, и это заставляло задуматься.

– Мои мозги не приспособлены для таких размышлений, Агния, – сокрушенно покачал головой Никита. – Как только начинаю сосредоточенно думать, голова раскалывается!

– Просто расскажи Лицкявичусу, – улыбнулась я ободряюще. – А я попытаюсь разузнать кое-что…

– Эй, погоди-ка! – оборвал меня Никита, хватая за запястье с такой силой, что металлический браслет часов врезался в кожу. – Что ты собираешься разузнавать? Андрею Эдуардовичу это не понравится!

– Никита, я ведь здесь не для того, чтобы кому-то нравиться! – напомнила я парню. – Мое дело выяснить, что здесь происходит, и отступать я не намерена.

– Это может быть опасно! – с укором сказал Никита, ослабляя хватку. – Ты не должна понапрасну рисковать. Дождись, пока…

– Ждать нет времени! – перебила я молодого человека. – Мне скоро возвращаться на работу, я не могу сидеть здесь еще месяц в надежде, что Андрей Эдуардович со всем разберется и даст свое «добро». Надо ковать железо, пока горячо.

– Скажи хотя бы, что делать собираешься! – воскликнул Никита. – Я же здесь как раз для того, чтобы прикрывать тебя, если потребуется.

– Вот когда потребуется, Никита, я к тебе обязательно обращусь. А теперь – извини, мне пора на пост.

Конечно, Никита прав, и мне надо было бы рассказать ему, что я собираюсь вломиться в кабинет Урманчеева, но не хотелось, чтобы он видел, чем я интересуюсь, и чтобы кассета с записью моего невольного «сеанса» попалась ему на глаза. Я надеялась уничтожить ее, а заодно поглядеть, нет ли среди кассет записей бесед с Элеонорой Кочетовой, Орбах и пропавшими пациентами Светлогорки, и, если таковые обнаружатся, забрать их и передать в ОМР. Похоже, Карпухин, используя официальные источники, не скоро выяснит, что открывает таинственный ключик покойной Наташи, а я могу все узнать гораздо скорее. При условии, конечно, что мой план удастся!

По дороге назад я столкнулась с заведующей отделением. Как обычно, Власова была прямо-таки увешана золотыми украшениями, словно сверкающая огнями новогодняя елка. Яркий макияж на круглом, лунообразном лице и всегда тщательно выкрашенные платиновые волосы резко контрастировали с белым медицинским халатом, словно Власова, в отличие от всех нас, не работала здесь, а просто заскочила на пару минут навестить родственника. Я знала, что медсестры втихаря обхихикивают вульгарность заведующей, но та, похоже, не слишком заботилась о мнении других, следуя собственному, раз и навсегда выбранному курсу. Власова напоминала мне корабль – огромную каравеллу, движущуюся при попутном ветре, раздув белые паруса.

– Притормози-ка, Ань! – вдруг окликнула она меня, загородив проход. При ее габаритах невозможно было бы обогнуть женщину даже при большом желании.

– Да, Антонина Сергеевна? – удивилась я. Мне казалось, что заведующая вообще меня не замечает, а Власова, оказывается, даже помнит мое имя.

– Разговор есть.

– Что-то случилось? – встревожилась я.

– Не здесь! – махнула она полной ладонью. – Зайди ко мне вечерком. И никому не говори, ладно?

Я была заинтригована: заведующая отделением, обычно относившаяся к среднему медперсоналу, как к песку на пляже, который можно попирать ногами только потому, что песчинок много и сами по себе они незаметны, знает меня и хочет серьезно о чем-то поговорить! Может, с ее помощью мне удастся выяснить что-то новенькое?