Евгения Горская - Сбываются другие мечты Страница 42

У отца когда-то была девушка. Они до смерти друг друга любили и существовать порознь не могли. «С Таней такого быть не могло», – выговаривала бабка с отцовской стороны сыну, когда была недовольна невесткой. «На что он тебе сдался», – горевала вторая бабка, сокрушённо глядя на мать. «Выскочила за первого встречного, а с твоей красотой могла любого выбрать. Танечку свою забыть не можешь», – плакала мать после очередной ссоры.

Ира таких реплик помнила много, они, как назло, врезались в память. Наверное, любовь между отцом и Танечкой всё-таки была не столь безмятежной, потому что случился прискорбный факт – мать оказалась беременна Ирой. Отец ребёнка, ясное дело, не хотел, и жениться тоже, но мать проявила твёрдость, аборт делать отказалась, и жениться папеньке пришлось.

До рождения Иры мать где-то училась, но потом в институт не вернулась и никогда не работала. Муж должен обеспечивать семью, учила она Иру. Я не представляю, как можно вставать по будильнику, говорила она работающим подругам. Впрочем, подруг как таковых у неё не было, скорее приятельницы, с которыми можно иногда поболтать от скуки. Во всяком случае, сколько Ира себя помнила, ни одна материна подружка ни разу не забрала её из детского сада, не посидела с ней, когда у родителей были неотложные дела. Так, приходили к матери чайку попить, поболтать, посплетничать.

Когда средств в семье было не слишком много, мать постоянно упрекала отца – ты жалеешь денег на собственного ребёнка! Даже совсем маленькая Ира понимала, что он денег не жалел. «Сделай генетическую экспертизу!» – кричала мать. Что такое генетическая экспертиза, Ира не понимала, а спрашивать почему-то боялась. Потом как-то незаметно узнала и несколько лет после этого вглядывалась в своё лицо, пытаясь понять, похожа она на отца или нет.

Генетической экспертизы он так и не сделал, и Ира, уже вполне взрослая, хотела заказать её сама. Не для чего-то конкретного, а просто чтобы знать правду. Так и не собралась.

Маленькая, она часто мечтала, что родители вдруг станут другими, перестанут ругаться и обзывать друг друга, а по выходным будут кататься с ней на велосипедах.

Она уже давно не мечтала о других родителях. И только теперь поняла, что очень их жалеет.

Ира опять позвонила матери, и вновь никто не снял трубку.

Утро выдалось ясное, солнечное. Оставшиеся на деревьях редкие листья желтели одинокими комочками, напоминая, что скоро опустится на землю бесконечная нудная зима.

Позвонил Глеб, объяснил, что вынужден срочно поехать на работу, зачем-то попросил не выходить из дома, на что Катя недовольно хмыкнула.

Выйти из дома было необходимо, кончился хлеб, и вообще стоило подкупить продуктов.

Сегодня Катя не выглядела такой бледной, как в последние дни, и, подкрасив глаза, осталась собой довольна. Сегодня жизнь вообще казалась немного другой, Катя уже не считала, что впереди её не ждёт ничего, кроме бесконечной тоски и скуки. Она молодая, красивая, и у неё вся жизнь впереди.

Кольнуло, что Ольги нет и не будет в её жизни, но Катя постаралась отогнать печальные мысли.

Нагрузив тележку продуктами и взяв напоследок свежевыпеченного хлеба, она переложила покупки в целлофановый пакет, поднялась на второй этаж торгового центра, купила тушь для ресниц и новую туалетную воду с горьким и терпким ароматом. Как раз для роковой женщины.

Проходя в стеклянную вертящуюся дверь, она заметила Кирилла совершенно случайно. Странно, но Катя почти забыла о его существовании, хотя не могла отнести себя к женщинам, потерявшим счёт собственным поклонникам. Кирилл стоял на лестнице у входа в торговый центр, разговаривал по телефону, зло постукивая ботинком по ступеньке. Катя остановилась сзади, хотела тронуть его за плечо, но не решилась и молча ждала, когда он договорит.

– Ты пошла на шантаж?.. – долетали до неё злые слова. Он не просто злится, он в бешенстве, поняла Катя. – Дура!.. Ты полезла туда, где тебя разотрут и не заметят!.. Идиотка, тебя найдут за две минуты!.. Кончай немедленно и радуйся, если цела останешься!..

Слушать это было неприятно, Катя поднялась назад к вертящимся дверям, но тут её поклонник сунул наконец телефон в куртку.

– Кирилл! – окликнула его Катя.

Он повернулся, увидел её, и искажённое злостью лицо мгновенно смягчилось, даже стало чуть виноватым.

– У тебя неприятности? – Кате было приятно, что он смотрит на неё с таким виноватым видом.

– Ерунда. – Он взял у неё сумку, другой рукой погладил по волосам. – Куда пойдём?

– Не знаю. Всё равно.

– Мы с тобой как пионеры, – усмехнулся он, направившись к небольшому скверику с лавочками.

Фраза показалась ей обидной, но Катя постаралась не обращать внимания.

Он что-то почувствовал, потому что повернулся и виновато произнёс:

– Прости. У меня действительно неприятности.

Катя остановилась около лавочки, подумала и села. За спиной прогрохотал трамвай, Кирилл недовольно на него покосился. Катя видела, что мыслями он где-то далеко, не с ней, от этого сделалось не по себе, захотелось домой, в пустоту маминой квартиры.

Телефонный звонок раздался в то время, когда обычно звонили родственники пациентов, и Аркадий Львович не сразу понял, о чём говорит незнакомый мужской голос.

Убийцу его жены нашли. Задержали совсем по другому делу, отпечатки пальцев совпали с обнаруженными в машине, сбившей Ольгу, и парень в содеянном уже сознался. Был пьян, сдуру угнал машину и со страху сбежал с места ДТП. Аркадий Львович новость выслушал, собеседника поблагодарил и понял, что работать сегодня не сможет.

Новость не то чтобы успокоила его, скорее, удивила. Он был уверен, что того, кто сидел за рулём, не найдут. Почему он так уверил себя в этом? Почему нарисовал в своём воображении картину киношного заказного убийства? Никто не мог воспринимать Ольгу всерьёз и считать её опасным противником. Настолько опасным, чтобы пойти на организованное убийство. Никто не считал её даже умной, его собственный сын, например.

Аркадий Львович прошёлся по крошечному кабинету, который делил на двоих со своим заместителем, включил электрический чайник, достал чашку, бросил в неё два пакетика чаю.

Только он, её муж, знал, что она умна.

Несколько месяцев назад он, вернувшись домой, застал Сашу, яростно спорящего с женой. Аркадий Львович не помнил, чтобы сын спорил с кем-то с такой горячностью. Впрочем, он не помнил, чтобы Саша вообще когда-нибудь спорил. Обычно сын скептически улыбался, давая понять, что с отцом не согласен, и переключался на другую тему.

– Напиши трактат о гении и злодействе, – доносился до Аркадия Львовича злой и насмешливый голос сына. – Неортодоксальные мысли нужно печатать. Страна должна знать своих героев.

– Трактат писать не буду, – Ольга тоже злилась, Аркадия Львовича это удивило, обычно жену трудно было вывести из равновесия, – и без геройства обойдусь. Но я действительно считаю, что умный человек не бывает мерзавцем. Если мерзавец, значит, не умный. Значит, просто хитрый.

– Послушай, Оля. – Голос сына смягчился. Аркадию Львовичу даже показалось, что тот заулыбался. – Ну, посмотри ты вокруг. Радио, что ли, послушай. Послушай, как люди называют белое чёрным и не краснеют. А они вовсе не дураки.

– Философский спор? – Аркадий Львович вошёл в комнату, кивнул сыну, здороваясь.

– Философский, – улыбнулась Ольга. Он до сих пор помнил, с какой любовью она тогда на него посмотрела.

– Оля считает, – усмехнулся Саша, – что японцы создали великую цивилизацию, потому что являются людьми исключительно высокой культуры. Вежливые очень.

– Да, – кивнула Ольга. – Я действительно так считаю. Хам ничего создать не способен, он может только всё разрушить.

Аркадий Львович улыбнулся, подумав, что ему нравится в жене всё, даже её детская наивность. В тот вечер они с Сашей недолго посидели на кухне, обменялись последними новостями, он проводил сына и забыл про его спор с Ольгой.

Недавно вспомнил, когда, включив радио в ожидании прогноза погоды, слушал витиеватую речь известного литератора. Тот возмущался нашей действительностью, едва ли не рыдал, уносясь мысленным взором за океан, где всё так замечательно и чудесно, и прочил в скором времени всеобщий ГУЛАГ. Идиот, подумал Аркадий Львович, вспомнил, как Саша и Ольга не сошлись во мнениях, и неожиданно с тоской понял, что жена, пожалуй, была права. Умный человек не станет выражать лживых и недостойных мыслей, просто потому что недостойные мысли ему в голову не приходят.

Чайник закипел. Аркадий Львович залил пакетики кипятком и заставил себя сосредоточиться на лежащих перед ним историях болезней.

– Ты можешь совсем не ходить на службу? – спросила Катя, на лету поймав падающий кленовый лист. – Раньше ты приходил только по вечерам.

– Я не у станка работаю. – Кирилл взял лист у неё из рук, бросил на газон за спинку деревянной лавочки. Катя проводила лист глазами.