Анна Малышева - Саломея Страница 42

– Да, я знаю эту историю. Наталья Павловна утверждала, что вы ее укусили из-за того, что она вам купила не те джинсы.

– Пф-ф! – шумно выпустила воздух сквозь сжатые зубы Кира.

– А вот соседка, Татьяна Семеновна, рассказала мне, что дело вышло из-за того, что вы раздали все деньги нищим…

– Тогда, а не из-за того, – поправила ее девушка. – Сперва она на меня с отцовским ремнем кинулась, но духу не хватило выпороть, стала ругаться. Пока меня ругала, я терпела, а когда заговорила про маму, не выдержала. Ее всего год, как похоронили… – И, помолчав, Кира с вызовом добавила: – Ничуть не жалею, что испортила ей руку. Вы не представляете, какая это змея! Лучше не общайтесь с ней и не верьте ей ни в чем!

– У меня голова кругом! – призналась Елена. – Раз я больше не нужна, можно идти?

– Задержитесь на минутку! – остановил ее Журбин. – Сперва уедет Кира Михайловна, ее машина ждет. А у меня к вам будет небольшая просьба.

Кира попрощалась с нею почти холодно, она явно была занята другими мыслями, переваривая информацию, полученную от следователя. Зато с хозяином кабинета простилась сердечно, поблагодарив напоследок за то, что он не остался равнодушным свидетелем того, как ее пытаются погубить. Едва за девушкой закрылась дверь, Елена испытующе взглянула на Журбина:

– И стоило меня звать? Отлично сами поговорили.

– Ну что вы, при вас она куда раскованней держится, – возразил тот. – Да и вы подкинули кое-какую информацию – о вечеринке, например. Куда как любопытно расспросить ее участников. Может, заметили той ночью нечто необычное. Все же хозяин милиционер, на специфические вещи должен обращать внимание.

– Рада, что оказалась полезной, – пожала плечами Елена. Ей хотелось скорее покинуть кабинет, она не могла отделаться от тягостного ощущения, овладевшего ею, когда она узнала о тайном пороке Михаила. Женщина чувствовала себя обманутой больнее, чем если бы она узнала о существовании соперницы. – Теперь можно идти? Мне работу искать надо.

– Погодите, присядьте! – Журбин, до того все время улыбавшийся, вдруг сменил тон и заговорил серьезно. Она со вздохом покорилась и снова опустилась на стул. – Почему вы вдруг оказались безработной?

– Сама не очень понимаю. Да и не слишком сожалею! – в порыве неожиданной откровенности призналась Елена.

– С начальством не сработались? – прозорливо поинтересовался Журбин.

– Точно.

– Проблема общая. А знаете ли вы, что бы со мной сделали наши высокие чины, узнав, что я привлекаю вас для допроса подозреваемой в убийстве? Ведь это моя собственная инициатива, и очень нестандартная. Но для меня сейчас все методы хороши, чтобы это дело двигалось хоть как-то, хоть куда-то.

– И у вас получается, – признала Елена. – Вы… арестуете Михаила?

– Не сегодня, – быстро ответил тот. – Может, даже не завтра. Вы ведь не передадите ему то, что слышали от меня?

– Можете быть уверены, не передам. А почему вы оставляете его на свободе?

– Завтра похороны профессора, – присев на край стола, Журбин громко выбил дробь костяшками пальцев по полированной столешнице, – и он там будет, думаю. Хочется понаблюдать, как он себя ведет, с кем общается, с кем имеет общие интересы.

– Вы тоже поедете на похороны?

– Не я, а вы! – И он снова отбил рассыпчатую дробь по столешнице, наблюдая за выражением ее лица.

Мгновение Елена сидела, нахмурившись, пытаясь понять, не изменил ли ей слух, а когда поняла, что следователь говорит серьезно, резко поднялась с места:

– Я не буду за ним следить!

– Тише-тише! – Спрыгнув со стола, Журбин оказался почти вплотную к женщине, и та невольно попятилась. – Можно подумать, я вам что-то непристойное предложил! Почему вы отказываетесь?

– Я не умею и не буду ни за кем следить! – упрямо повторила она. – Это ваша работа!

– Верное замечание, да я-то не могу туда попасть незамеченным! – пожал плечами следователь. Судя по всему, его не слишком впечатлила вспышка Елены. Он говорил абсолютно спокойно, и женщина тоже понемногу начала успокаиваться. – Послать кого-то из ребят – выход, но плохой, будут очень бросаться в глаза, Шапошников за– жмется, догадается. Поймите же, у него сейчас земля под ногами горит! Кражи вышли наружу, девушка отрицает, что продавала ему драгоценности… И он понимает, что долго его ложь не продержится, рано или поздно я до всего докопаюсь.

– Ну и копайтесь, я-то здесь при чем? Меня тоже никто на похороны не звал!

– Сами можете пойти, никто не удивится! – убежденно заявил следователь. – Подруга родственника покойного – на похоронах все сгодится. И сложного ничего нет, будете просто присматриваться, с кем он больше всего общается, с кем секретничает, обсуждает что-нибудь. Это сразу бросится в глаза, поверьте моему опыту, и вам будет легко…

– Мы с Михаилом поссорились! – перебила Елена, и ее твердый тон произвел наконец должное действие.

Следователь умолк и склонил голову набок, словно прислушиваясь к наступившей вдруг тишине. Не услышав больше ничего, он вздохнул и уже без особой надежды поинтересовался:

– Серьезно повздорили? Помириться нельзя?

– Нельзя. Да он и не поверит, что я его вдруг простила.

– Жаль. Очень жаль. Придется, значит, засылать туда своего человечка… Людей-то подходящих нет, вот беда, все молодежь, практиканты неопытные. Работать хотят, но не очень умеют. Что ж, не буду вас больше задер– живать!

Елена уже взялась за дверную ручку, когда в спину ей ударилась будто вскользь брошенная фраза:

– А вот Кира пойдет на похороны.

– Как?! – изумленно обернулась женщина. – Вы ее отпустите?!

– Решил отпустить, вот только сейчас. – Журбин слегка улыбался, так что она не сразу поняла, шутит он или говорит всерьез. – Раз уж вы отказываетесь мне помочь. Разумеется, с нею будет сопровождающее лицо. Пусть она честь честью похоронит человека, который заменил ей отца – это раз. А два – мне нужен камень, чтобы расшевелить это болото. Заметили, ведь люди откровенней всего тогда, когда волнуются или злятся? Вот Кира и разволнует, а кого-то и разозлит своим появлением.

– Да уж… – медленно проговорила Елена. – Трудно даже представить, во что это выльется. Разумно ли подставлять девушку?

– А она вполне сносно себя чувствует, уж во всяком случае решила бороться за свои права. И точно, скажет мне спасибо за то, что я отпущу ее на похороны отца!

– Это без сомнений, – тихо ответила женщина.

Выйдя из кабинета, она была настолько поглощена своими мыслями, что сперва пошла не в ту сторону, и очнулась, только когда оказалась на пороге столовой – обширной комнаты, обставленной потрепанной мебелью еще советских времен и пропахшей теплой и, судя по запаху, невкусной едой. Пахло щами, тушеной капустой, жареной рыбой. Под потолком висел табачный дым, путался гул многих голосов – наступило время обеда.

Кто-то легонько взял Елену за локоть, она испуганно оглянулась и увидела Журбина.

– Перекусить у нас решили? – ласково осведомился тот. – Не советую. Дешево и сердито, в прямом смысле слова.

– Я задумалась… Заблудилась… – пролепетала она, отчего-то теряясь под его пристальным и вовсе неласковым взглядом.

– Вот-вот, подумайте, никогда не мешает! – одобрительно кивнул Журбин и отпустил наконец ее локоть. – Может, и решитесь пойти завтра на похороны. Не беда, что с Шапошниковым поругались, в такой день о мелочах не вспоминают. А он будет с вами более откровенен, чем с кем-либо еще…

– Я думала вот о чем, – решилась произнести Елена, – вдруг Михаил и тот, кто в конце концов украл все драгоценности из шкатулки, – не одно и то же лицо? Могло же так быть? Ведь могло?!

– Вы мне аппетит перебили, – удрученно ответил следователь, тоскливо глядя в сторону застекленной длинной стойки, за которой томились выставленные на продажу блюда. – Ну да, может статься, он просто понемножку подворовывал у дочки, когда не хватало на игру или чтобы с долгами расплатиться, и ни к чему более существенному не причастен. Но я думаю иначе.

– А как же презумпция невиновности?

– Нет никакой презумпции и нет никакой невиновности! – уже всерьез раздражаясь, оборвал ее Журбин. – И у меня всего пятнадцать минут, чтобы пообедать, так что давайте простимся!

На этот раз Елена быстро нашла выход – ее подгонял недобрый взгляд, который бросил напоследок следователь, и мысль, что новому подозреваемому в любом случае придется плохо. Хотя она дала Журбину обещание молчать, ее так и тянуло позвонить Михаилу и предупредить его о надвигающейся опасности.

«Хотя что толку? – спросила она себя, усаживаясь в машину и поворачивая ключ в замке зажигания. – Уж если он попался на продаже краденых драгоценностей, ему ничто не поможет. Он… подарил мне краденую вещь!»

Именно эта мысль переполняла ее особенной горечью, хотя на Михаиле теперь значилось клеймо игрока, к тому же подозреваемого в убийстве. Елене живо вспомнился тот декабрьский вечер, когда они обменялись подарками за столиком в празднично убранном ресторане, свое волнение и все более настойчивые просьбы Михаила о настоящем свидании… «Мне казалось, что-то прекрасное ждет нас впереди, и я боялась сделать лишнее движение, чтобы не спугнуть, не нарушить это волшебное равновесие… И я была так счастлива, что кто-то любит меня, ничего не требуя, заранее соглашаясь с каждым моим капризом… И все это, оказывается, было подделкой, как и его рассказы о себе! Я встречалась с человеком, который не стоит доброго слова!»