Анна и Сергей Литвиновы - Коллекция страхов прет-а-порте Страница 42

Надя поняла с лету. Тут же вручила журналисту телефонную книгу:

– Институт неотложной помощи – он, наверно, там, где экстренные номера…

– Да. – Дима уже жал на кнопки. – Алло, будьте добры, подскажите… Летягина Валерия… В каком отделении?.. Вроде в реанимации… Да, спасибо, – севшим голосом поблагодарил он.

Надя услышала – в трубке запищали короткие гудки.

– Что?! – в ужасе потребовала она.

– Состояние крайне тяжелое, говорят… – пробормотал журналист.

Надя закрыла глаза и почувствовала, как по щекам текут слезы.

– Поехали, – тронул ее плечо Полуянов.

Глава 12

В Институт неотложной помощи Надя с Димой примчались за рекордное для Москвы время – двадцать минут. Таксист, едва взглянул на заплаканное Надино лицо и услышал, куда надо ехать, – такой старт взял, что их в сиденье вдавило. И гнал от души – по встречке, по тротуарам. Даже экстремал Полуянов и тот не выдержал, попросил:

– Слышь, братан, – обороты-то сбавь.

А Надя за водилу неожиданно заступилась:

– Пусть гонит. (Хотя всегда раньше подобных горе-гонщиков ненавидела.)

Но сегодня неожиданно выяснилось, что скорость и свист горячего ветра в открытых окнах ее успокаивают.

Впрочем, они все равно не успели. Оказалось, что часы посещений уже закончены, а в реанимацию и вовсе ни в какое время не пускают. В холле, правда, имелся телефон для экстренной связи с врачами – но, как гласила табличка, пользоваться им могли «только ближайшие родственники пациентов».

– Позвоним? – предложила Надя. – Скажем, что мы ее брат с сестрой?

– Зачем? – покачал головой Полуянов. – Лучше действовать неформально.

Идти неформальными путями журналисту явно было не впервой. Наде это живо напомнило историю со смертью ее мамы – тогда она впервые после долгого перерыва с Димочкой встретилась[19], и на душе совсем грустно стало…

«Вот странно, – подумала Митрофанова. – Ведь Лерочка мне по большому счету – никто. Случайная знакомая – к тому же глупенькая, взбалмошная и вредная. Раздражала меня, бесила – особенно сегодня… Но почему же сейчас, когда ей плохо, – мне тоже так тяжело?! Полуянов-то ясно, чего старается: она ему нравилась, еще бы – такая красотка! А я-то что с ума схожу?! Ну-ка, быстро взять себя в руки! Успокоиться. Отстраниться».

Но, как Надя себе ни приказывала – успокоиться и отстраниться у нее не получалось… Дима – тот куда более хладнокровным выглядел. Нимало не тушуясь, подвалил к охраннику, стал соловьем разливаться, чтобы тот их внутрь Института пропустил. Страж хоть и выглядел сурово, а сто рублей взял охотно:

– Ладно, уговорили. Проходите. Только чтоб не буянить.

– Что-что? – не поняла Надя.

– Водку небось друзьям несете? Или коньяк? – подмигнул охранник.

– Какая водка? Мы в реанимацию, – пожал плечами журналист. – Где она, кстати, тут?

– По коридору налево. Но туда вас точно не пустят.

– Мы разберемся, – заверил Дима.

И разобрался – стальная дверь с кодовым замком и грозная табличка «Не беспокоить!!!» журналиста не смутили. Пока Надя расстроенно разглядывала неприступный вход, журналист повел носом, принюхался, потом взял девушку за руку, протащил по истоптанному коридору, затолкнул в прокуренный закуток под лестницей:

– Нам, похоже, сюда.

– Фу, накурено как! – поморщилась Надя. – Зачем мы тут?

– Надо. Терпи, – хмыкнул Дима.

– Что ты затеял?

– Сорок восьмая журналистская заповедь: всегда ищи нужную курилку. В самой реанимации курить ведь нельзя?

– Совсем не факт… – начала Надя.

И тут как раз в курилку доктор и зашел.

– Простите, вы из реанимации? – вежливо обратился к нему Дима.

– Все справки в регистратуре, – буркнул врач.

Дима будто не расслышал:

– У вас там Лера Летягина. После аварии. Ее, – кивок на Надю, – подруга и моя родственница.

– Родственница? – поднял бровь доктор.

– Сестра, – не моргнув глазом, соврал Полуянов. – Двоюродная. В справочной сказали, что состояние крайне тяжелое. Мы так волнуемся, дома вообще невозможно находиться, вот, сюда приехали…

Журналист вытащил сигаретную пачку и вместе с ней, будто случайно, – пятисотрублевую купюру. Доктор с интересом посмотрел на деньги – и щелкнул зажигалкой. Пока Дима прикуривал, купюра исчезла.

– Сожалею, но дела у вашей сестры пока неважные, – вздохнул врач. И посмотрел на Надю с Димой с сочувствием. – Впрочем, организм молодой. Будем надеяться, справится.

Но уверенности в его голосе не было.

Надя машинально отметила, что доктор, по медицинским меркам, совсем еще юный, не старше тридцатника. Наверно, даже не врач, а пока что ординатор. Глаза – усталые, на рукаве зеленого хирургического костюма – пятнышко крови.

– Какие у Леры травмы? – потребовала Надежда.

Доктор поморщился:

– Стандартный набор. Сотрясение мозга, переломы. Забрюшинная гематома. Разрыв селезенки. Большая потеря крови, шок…

– О, господи, – пробормотала Надя.

А Дима с надеждой спросил:

– Но она хотя бы в сознании?

– Какое там, – вздохнул врач. – Пытаемся, конечно, из комы вывести…

– Гады! Вот гады! – пробормотала Надя. И тут же испуганно взглянула на врача: – Простите. Я имею в виду того… тех, кто в машине был. Которая ее сбила.

А Дима вкрадчиво спросил:

– Скажите, а мы не можем к Лерочке заглянуть? Хотя бы на минутку?

Врач выразительно взглянул на него – и Полуянов тут же повторил недавнюю комбинацию: пачка сигарет, еще одна пятисотрублевая купюра… Когда деньги исчезли в кармане хирургического костюма, доктор сказал:

– Ладно. Но только очень быстро. – Он затушил сигарету. – Пойдемте.

Надя с Димой поспешили за ним.

– Скажите, – на ходу спросил журналист, – из милиции к вам уже приходили?

– Из милиции? – насторожился врач.

– Так положено ведь? Леру машина сбила, а это криминал…

– Криминал. Только к кому приходить-то? Девочка в коме, на вопросы ответить не может. Сказали, чтоб мы им сами звонили – как только она в себя придет.

– А вещи ее где? – продолжал пытать Дима.

– Слушай, ты правда ей брат? – нахмурился врач.

Надя почувствовала, что краснеет. А Полуянов – спокойно ответил:

– Правда. Хотите – могу паспорт показать.

– Ладно, не надо, – отмахнулся врач. – Сумочки вместе с ней не привозили. Может, она без нее была, а может – ударом отбросило, так что не нашли. А одежда – как положено, на складе. Только, сам понимаешь, там испорчено все… Паспорт был, к счастью, в кармане джинсов.

Они подошли к реанимации, доктор набрал код, дверь распахнулась.

Медсестра, дежурившая на посту при входе, посмотрела на визитеров неодобрительно – однако, по знаку доктора, молча встала, вынесла им белые халаты. Предупредила:

– Главврач еще не ушел.

– Мы осторожно, – кивнул доктор. И заторопил, когда Надя (руки дрожали) замешкалась, надевая халат: – Пожалуйста, быстрее…

Надя смутно помнила, как шли по унылому коридору… как врач, наконец, привел их в огромную комнату с широким проемом вместо двери… как миновали ряд кроватей – а люди на них настолько израненные, что часто даже не определишь, мужчина перед тобой или женщина… И кардиографы уныло пищат, и лекарствами пахнет затхло и безнадежно…

– Вот она, – тихо сказал доктор.

Надя не удержалась – охнула.

Юной фотомодели Леры Летягиной больше не было – вместо нее на койке лежала бесформенная женщина. С огромным синяком вместо лица, с окровавленными бинтами, перехватившими спутанные волосы, с тяжелым дыханием…

– Лерочка… – прошептала Надя. И потянулась взять девушку за руку.

– Не надо, – остановил ее доктор. И объяснил: – Там переломы в двух местах.

Но Надя все же дотронулась до Лерочкиной руки. Совсем легонько – она где-то читала, что человек пусть и в коме, а все чувствует. И слышит.

Надя склонилась над неподвижным, почти мертвым, телом. И тихо, одними губами, прошептала:

– Лерочка, я знаю, ты меня слышишь…

Доктор тактично отвернулся. А Надя наклонилась еще ниже и договорила:

– Ты сильная, Лера. Ты справишься. Мы в тебя верим. Поправляйся, прошу тебя. Еще ведь столько будет показов! И конкурсы. И тебе на всех них надо побеждать. – Она постаралась изгнать из голоса слезы и твердо закончила: – А мы, Лерка, за тебя отомстим. Не сомневайся. Это я обещаю.

Она отступила от кровати и увидела, как губы подруги еле заметно дрогнули.

Реанимация – словно пруд со стоячей водой. Электрический свет – неживой, воздух – затхлый. Время движется по-иному, нежели в обычной, здоровой жизни. Наде даже казалось, что часы в холле отщелкивают не секунды с минутами, а жизнь, смерть, жизнь, смерть… Жуткое место.

– Надумаете – приходите еще, – предложил на прощание прикормленный Димой доктор.

– Может быть, – кивнул журналист.