Наталья Солнцева - В горах ближе к небу Страница 42

— Мы осторожно навели справки у флажей. Зная возможности звездолета, созданного в Тиутоакане, мы примерно очертили границы поиска. За пределы этой условной черты Дети Ночи выбраться не смогли бы. Вот карта…

Тэлл запустил экран, и взору Аффита предстала весьма неутешительная картина. Для того чтобы найти Эуль, придется прочесать огромное пространство.

— Что вы получили от флажей?

— Они дали нам примерные направления поиска. Их всего три. — Тэлл увеличил изображение определенных участков космоса. — Только в этих секторах существуют планеты, по условиям жизни похожие на Ацтланику.

— У флажей есть опыт в таких делах, — сказал ученый. — Им можно верить.

Аффит долго смотрел на голографический экран.

— Если у нас есть хотя бы один шанс, его надо использовать! — решительно заявил он.

Серая гряда гор медленно покрывалась на востоке розовым сиянием. Ледники и снега дышали покоем. За ночь ветер разогнал все тучи, и над Язгулемским хребтом лежало ясное, прозрачное небо.

— К такому нельзя привыкнуть, — восхищенно произнес Батыркулов. — Красота не приедается, сколько ни любуйся ею.

— Да… — согласился Изотов.

Они стояли у вагончика, в котором расположились члены комиссии, и беседовали. От туннеля к ним быстрым шагом приближался Панчук.

— Уже что-то случилось, — раздраженно сказал Батыркулов. — Ни дня покоя с этим вашим туннелем! Все не слава богу!

— Хушкадам Одилович, — запыхавшись, обратился к нему Панчук. — Солдаты отказываются разбирать завалы. Двое вчера в обморок упали, а сегодня остальные забастовали, не идут в туннель. Прямо бунт на корабле!

— Этого еще не хватало, — вздохнул Изотов.

— Как это солдаты отказываются? — возмутился председатель. — Военные обязаны подчиняться приказам. У них есть командир, в конце концов.

— Командир — тоже живой человек, — ввернул Изотов, закуривая. — И тоже поддается влиянию. К туннелю привыкнуть надо.

— Какому еще влиянию? — рассвирепел Батыркулов. — Что вы мне тут голову морочите? Я сейчас живо наведу порядок!

— Вот и я говорю… — поддержал его Панчук. — Рабочие сами не скоро управятся. Они ропщут! Вслух не высказываются, но я же чувствую, настроение у них не того… не очень хорошее. Как бы и они не взбунтовались. Чего делать-то?

— Пробы грунта брали? — зло спросил Батыркулов.

— Брали.

— И что?

— Ничего особенного. Никаких отравляющих веществ не обнаружено. Радиационный фон обычный для горы. Ваши же лаборанты проверяли. И радиоактивность они замеряли.

— А воздух? Может, там газ какой просачивается?

— Забор воздуха тоже производился. Никакого газа не обнаружено.

— Вот беда! Ну что тут скажешь? — сокрушался Батыркулов. — Это чистая психология. Самовнушение. Придумали черт знает что, а теперь сами своих же фантазий боятся. Говорил я вам, Валерий Михайлович, пресекайте слухи на корню!

— Как же я их пресеку? — Изотов сердито сплюнул и бросил окурок в кусты. — Людям рты не заткнешь.

— С чего все это пошло?

Инженер пожал плечами. Он всю ночь не спал, думал о Ларисе и о своих несостоявшихся отношениях с ней. Она не сама сорвалась с тропы: ее убили. Врач, прилетевший вместе с комиссией, установил, что смерть наступила в результате перелома шейных позвонков, и только потом тело было сброшено в расщелину. Уже мертвую, женщину волокли по камням. На ее одежде были обнаружены характерные повреждения.

— Дыма без огня не бывает, — сказал Изотов. — Разбираться надо. После взрыва в стене туннеля открылась какая-то ниша. Естественные пустоты такой правильной формы иметь не могут.

— Еще как могут! — возразил Панчук. — Природа — великая мастерица. Иногда такое учудит, что только диву даешься. А проходчиков хлебом не корми, дай байки потравить. Их выдумки послушать, так никто в гору не пошел бы.

— Все равно, — стоял на своем Изотов. — Разбираться надо.

— Разбираться… — проворчал Батыркулов. — Сколько разбираемся, а толку? Все еще больше запуталось. У нас уже не два трупа, а три. И дай бог, чтобы не больше.

— Что вы такое говорите? — возмутился Панчук. — Накаркаете, Хушкадам Одилович…

— Ладно, не стоит сгущать краски, — согласился председатель. — Давайте устроим выходной. Отпустите солдат и рабочих, пускай отдохнут. За день волнения улягутся, что-то прояснится. И возьмите еще раз пробы воздуха и породы. Кстати, я навещал Паршина, он совсем плох. Врачи советуют отправить его в клинику. Правда, он и слышать об этом не хочет. Хоть вы его уговорите, Валерий Михайлович.

— Попробую… но гарантий не даю.

Изотов попрощался и пошел к туннелю. Он сам лично осматривал подозрительную нишу в толще горы. Заваленная обломками породы пустота, похожая на наклонную шахту с гладкими стенками. Вот эти-то гладкие стенки и послужили пищей для невероятных слухов. Людям только дай повод, они так все приукрасят, мама родная не узнает. Однако двое военнослужащих действительно потеряли сознание во время расчистки завала. Так это и раньше бывало, с проходчиками. Подняли бурю в стакане воды! Теперь сами же от этого страдают…

— О чем задумались?

Изотов вздрогнул и поднял голову. Навстречу ему шагал Вересов. Альпинисты все еще оставались на стройке. Интересно, почему они не возвращаются на свою базу? Из любопытства, наверное.

— Красивый нынче рассвет, — сказал Илья, пожимая инженеру руку. — Глаз радуется, а душа поет.

— Мне не до этого… — вздохнул тот. — Одни шишки на голову сыплются. Не успеваю увертываться.

— Черная полоса?

У Изотова вырвалось совсем не то, что он собирался сказать:

— Лариса Мельникова погибла…

— Жаль ее, — сочувственно произнес Вересов. — Кому она мешала?

— Хорошая была женщина. Сердечная… Эх, судьба-злодейка! Спасибо вам, Илья, за помощь. Без вас лежать бы ей в той проклятой расщелине…

— Мы что? Мы просто подняли ее, — смутился скалолаз. — Обычное дело.

— А!.. — махнул рукой Изотов. — Как мне не хотелось впрягаться в это строительство! Надо было к себе прислушаться. Меня метростроевцы звали, лучше бы я к ним пошел. Нет, романтики захотелось! Вот и хлебаю теперь эту романтику полными ложками. Хорошо бы еще в тюрьму не загреметь…

— Выпить хотите? — предложил Илья. — У меня коньяк есть.

Изотов чувствовал себя отвратительно с похмелья, поэтому согласно кивнул.

Они сели на холодный с ночи камень. Вересов достал плоскую мельхиоровую бутылочку, отвинтил пробку и наполнил ее коньяком.

— Сначала вы.

— Отличный коньяк, — оценил Изотов.

— Еще по одной?

Они повторили процедуру.

— Не расстраивайтесь, — сказал Вересов. — Все образуется.

От коньяка внутри разлилось приятное тепло, и жизнь перестала казаться Изотову адом кромешным.

— У вас есть хобби? — спросил он Илью. — Какое-нибудь сильное увлечение?

— Я горы люблю.

— А еще? Любимое занятие? Стихи не пишете?

— Не-а… С искусством совсем не сложилось, — усмехнулся Вересов. — Ни писать, ни рисовать не умею. Музыкального слуха тоже нет. Ребята вон на гитарах бренчат, песни поют, а я не умею. Бесталанный родился. Видать, не приглянулся Господу Богу.

— А я камни собираю… — признался Изотов. — Очень я их люблю. Особенно редкие минералы. Я ведь мечтал геологом стать.

— Я тоже камни собираю! — обрадовался Илья. — С покоренных вершин! У меня их знаете сколько? Самый первый я привез с алуштинской стены.

— Отсюда, с Язгулема, что повезете? Вересов погрустнел.

— Похвастаться нечем, — вздохнул он. — Неудачный поход получился. Я ведь здесь не первый раз, но такого облома еще не было. Не везет, и все. Хоть тресни! Мы год назад, летом, изучали хребет Петра Первого — самый северный на Памире. Трудное было восхождение, но удачное. Вершина Безымянная… слыхали?

— Нет.

— Классный был подъем! Вышли мы рано, едва рассвело…

Изотов с удовольствием слушал. Хоть какая-то разрядка.

— Сразу за лагерем тянулась зеленая котловина, — продолжал Вересов. — Простор… воздух, как слеза… Аж дух захватило! Ради таких вот мгновений в горы и ходят. Через котловину вышли на скальный гребень. Такой себе, не очень сложный, средней крутизны. А после трех тысяч метров пошли осыпи… Это опасно. Любой упавший камень может повлечь за собой камнепад. Обогнули осыпи — глядим: торчит скальный выступ. Если на него смотреть с определенной точки, то он похож на запрокинутую голову человека с открытым ртом. Поэтому так и называется — Орущая голова. Пять часов мы на нее поднимались. Вот это было восхождение! Снег, ветер… Я оттуда целых три камня привез.

За коньяком они перешли на «ты» и уже похлопывали друг друга по плечу, как старые друзья.

— Нельзя нарушать традицию, — сказал альпинисту Изотов. — Отсюда тоже камень возьми. Хочешь, пойдем, в отвалах породы покопаемся? Ее после взрыва полно из туннеля натаскали.