Дик Фрэнсис - Игра по правилам Страница 42

Руль с силой вдавился в грудь, панель с приборами упиралась в колени. Поднимаясь другим концом, она давила мне на живот, и стоило ей сместиться на шесть дюймов в мою сторону, она разрезала бы меня на две половины.

Приехала еще масса всяких официальных лиц с рулетками и фотоаппаратами. Они все сфотографировали и тихо переговаривались. Полицейский медэксперт, важно приставив стетоскоп к груди Симза, заявил, что тот мертв, а затем уже без всякого стетоскопа констатировал, что я жив.

Затем он поинтересовался, сильно ли меня сдавило. Я ответил, что терпимо.

— А я, кажется, вас знаю, — сказал он, рассматривая меня. — Вы ведь жокей. Выступаете в стипль-чезе.

Я утвердительно промычал в ответ.

— Тогда вы наверняка сведущи в травмах и сможете описать мне свое состояние.

Я сказал ему, что пальцы на руках и ногах целы и легкие в порядке, что у меня затекли ноги, руку больно сдавило и панель управления мешает мне переваривать вкусный воскресный обед.

— Хотите, вам сделают укол? — спросил он, выслушав меня.

— Нет, только если мне станет хуже.

Кивнув, он позволил себе легкую улыбку и выбрался из машины на дорогу. Меня вдруг поразило, что перед задним сиденьем почти не осталось места для ног. Ноги Марты и Харли уцелели просто чудом. Нам троим невероятно повезло.

Мы тихо просидели с Симзом еще почти целую вечность, пока наконец не прибыла необходимая для нашего вызволения техника в виде лебедок, кранов и сварочного аппарата, которым, как я надеялся, они будут пользоваться возле меня с осторожностью.

Механики, почесывая головы, задумались над задачей. Они не могли подобраться ко мне с той стороны, где я сидел, потому что она была прижата к автобусу. Если же они попробуют, подрезав опоры передних сидений, оттащить их назад, они рискуют нарушить шаткое равновесие машины, и на мои ноги обрушится вся тяжесть ее передней части. Эта идея мне не понравилась, и я сказал им об этом.

В конце концов, забравшись в машину в огнестойких костюмах, они облили все вокруг свежей пеной и при помощи ацетиленового резака, издававшего рев в сочетании с искрами, вырезали большую часть со стороны водителя и потом, пользуясь тем, что Симз уже ничего не мог возразить, выдернули его окоченевшее тело и уложили на носилки. «Интересно, есть ли у него жена, — мрачно подумал я. — Если есть — ей ведь еще ничего неизвестно».

Разобравшись с Симзом, механики стали закреплять цепи и устанавливать домкраты, а я сидел в ожидании, стараясь не докучать им расспросами.

— Ты в порядке, приятель? — время от времени спрашивали они.

— Да, — с благодарностью отвечал я. Спустя некоторое время они закрепили цепи и лебедку на машине, в которой ехала семья и которая все еще была прижата к крылу «Даймлера», и с предельной осторожностью начали оттаскивать ее. И почти сразу же изуродованный корпус «Даймлера» угрожающе дернулся, я тоже ощутил этот, толчок всем своим телом, и операция по растаскиванию машин тут же прекратилась. Последовали очередные раздумья с почесыванием затылка, и один из механиков объяснил мне, что из-за передней машины они не могут обеспечить устойчивость «Даймлера» при помощи своего крана и им придется попробовать что-нибудь еще. На очередной вопрос о моем самочувствии я ответил, что со мной все в порядке. Один из них уже начал называть меня Дереком.

— Я не мог видеть тебя в Хангерфорде или по телевизору? — спросил он.

Он сказал об этом другим, те в ответ стали подшучивать:

— Не волнуйся, к завтрашнему дню мы тебя наверняка вытащим. Будь уверен.

Один из механиков с серьезным видом рассказал мне, что порой на подобные операции уходит много времени, чтобы избежать трагических ошибок. Мне повезло, сказал он, что я оказался в прочном, как танк, «Даймлере» — будь я в более хрупкой машине, от меня бы ничего не осталось.

Они решили вновь продумать, как подобраться сзади, поскольку хотели менять положение сиденья: по их словам, оно сместилось с полозков и своим основанием ушло в пол. Откидывающий сиденье механизм тоже заклинило. Однако механики собирались срезать спинку сиденья Симза, чтобы было просторнее работать. Затем они планировали удалить обшивку и пружины моего сиденья, чтобы посмотреть, можно ли срезать и его спинку и вытянуть меня назад, а не пытаться сделать это сбоку, где торчала рулевая колонка, которую они не хотели срезать, поскольку к ней крепилась одна из стабилизирующих цепей. Понял ли я их замысел? Да, понял.

Более или менее последовательно они стали осуществлять этот план, хотя им пришлось демонтировать спинку моего сиденья до удаления обивки. Стоило вытащить из-под меня первую пружину, как я, опустившись, оказался еще более сдавленным, отчего стало трудно дышать. Чтобы облегчить мое положение, они сорвали обивку со спинки, а потом при помощи ножовки срезали саму спинку почти до основания, и наконец, когда один поддерживал меня за плечи, а другой выгреб из-под меня пригоршни пружин и прочей начинки сиденья, я почувствовал, как разжались медвежьи объятия, сковывающие живот, руку и ноги, и я ощутил лишь легкое покалывание своих затекших конечностей.

Но все равно эта грандиозная машина не хотела меня отпускать. Наполовину освободив мой торс, двое попытались вытянуть меня назад, однако, увидев, как я напрягся, тут же остановились.

— Что случилось? — тревожно спросил один из них.

— Да ничего. Попробуйте еще.

По правде говоря, это причиняло мне боль в лодыжке, но я уже там насиделся. Боль была старой и привычной, без угрожающе новых ощущений. Ободренные, мои спасатели взяли меня под мышки и с некоторым усилием выдернули из железных объятий машины.

Было недостаточно назвать это просто облегчением. Они дали мне передохнуть на заднем сиденье, расположившись по обеим сторонам от меня. Все мы тяжело дышали.

— Спасибо, — лишь сказал я.

— Не стоит.

Мне казалось, они понимали всю глубину моей благодарности, поскольку я видел, каких умственных и физических затрат им это стоило. Спасибо, не стоит — все предельно ясно.

Мы по очереди выбрались на дорогу, и я поразился, увидев, что после столь долгого времени там все еще стояла небольшая кучка людей: полицейские, пожарники, механики, сотрудники «Скорой помощи» и прочие, многие из которых были с фотокамерами. При моем появлении раздались радостные возгласы и аплодисменты, и я, улыбнувшись, слегка наклонил голову от смущения и в знак благодарности.

Мне были предложены носилки, но я ответил, что предпочел бы костыли, по всей вероятности остававшиеся в багажнике. Это привело всех в некоторое замешательство, но кто-то извлек их оттуда целыми и невредимыми — пожалуй, единственную вещь, не пострадавшую в этой свалке. Я немного постоял, опираясь на них и созерцая картину последствий аварии: автобус, машину, в которой ехала семья, и, разумеется, «Даймлер» с его покоробленной крышей, оторванным капотом, смещенным набекрень мотором, блестящим черным корпусом, искореженным до неузнаваемости, подобно растоптанной детской игрушке; Казалось невероятным, что, сидя в нем, я остался жив. Я считал, что полностью израсходовал запас везения, отведенный мне на всю жизнь.

Остермайеров отвезли в свиндовскую больницу, где им оказали медицинскую помощь. Немного оправившись от стресса, синяков и ушибов, они позвонили оттуда Майло и рассказали ему о случившемся. Он, как я понял, не задумываясь, проявил благородство вместе с присущей ему практичностью, предложив им переночевать у него. Он заехал за ними, и они втроем собирались уже уезжать из больницы, когда туда прибыл я.

Увидев меня живым, Марта, естественно, раскудахталась, однако она выглядела не менее изможденной, чем я, и не особо сопротивлялась, когда Харли, поддерживая, повел ее к двери.

Майло, несколько задержавшись, сказал мне:

— Приезжай тоже, если хочешь. Места хватит.

— Спасибо, я тебе позвоню. Он продолжал смотреть на меня.

— Симза действительно застрелили?

— Гм...

— На его месте мог оказаться ты.

— Чуть было не оказался.

— Полиция вроде брала здесь у Харли и Марты показания. — Сделав паузу, он посмотрел им вслед — они уже подходили к двери. — Мне надо идти. Как твоя лодыжка?

— Встану в строй, как намечали.

— Хорошо.

Он поспешил вслед за ними, меня же ждал медицинский осмотр с освидетельствованием, но это продолжалось недолго, поскольку мне нужно было лишь немного времени, чтобы оправиться, и меня довольно быстро выписали, пригласив после этого в полицию для дачи более подробных показаний. Я не смог добавить ничего более существенного к тому, что уже говорил, но в конце концов некоторые вопросы меня встревожили.

«Могли ли быть какие-нибудь причины для покушения на вас?»

Я не знал никаких причин.

«Долго ли ехала впереди та машина, в которой сидел человек с пистолетом?»

Я не помнил, просто не обратил внимания.