Нина Васина - Ангел Кумус Страница 42

«Жертвы не обслуживаются»

Последняя надпись заставила Еву расхохотаться. На ее смех из-за звонкой бамбуковой ширмы вышел старик, внимательно рассмотрел женщину и сообщил, что есть отличный двухмесячный привитый щенок кавказской овчарки.

– Мне бы парочку хомяков. И, чтобы у самки было белое ушко, а самец – пятнистый.

– Никогда, – заявил старик.

– Простите?

– Вы – и хомяки? Никогда.

– Я понимаю, – Ева кивнула, – вы хотите мне предложить для начала молодого осьминога или индонезийского удава, но, к сожалению…

– Я уже предложил вам щенка, – перебил Еву старик.

– Да. Спасибо. Но хомяки нужны не мне, а мальчику пяти лет.

– Сын? – старик вскинул вверх брови и еще раз придирчиво осмотрел Еву.

– Клиент. Я выполняю его заказ.

– Ну что ж, если так… Но выполнить срочно этот заказ не смогу. Чтобы точно соблюсти нужную расцветку, придется потратиться на звонки и воспользоваться дружбой других зоопродавцов.

– Я заплачу, – Ева смотрит, как старик усмехается и качает головой. – Тогда я заплачу за консультацию, она просто необходима, чтобы мне не приходить сюда к вам через месяц с тем же заказом. Что делать, чтобы пара хомяков не съедала свое потомство?

– Это просто. Нужно селить их таким образом, чтобы они могли делать гнездо в укромном и недосягаемом для постороннего глаза месте. Но можно выйти из положения и другим способом. Кастрировать хомяка. За это придется заплатить, зато ваш ребенок, еще не разбираясь в силу возраста в специфике поведения, будет с удовольствием наблюдать, как озабоченная самка пристает к кастрированному самцу, а он изображает негодование, страх, обморок и даже лупит ее! Парочка будет более активной, они будут гоняться друг за другом, красть запасы, драться, потом мириться. Этакий театр семейной охоты.

– Гениально, – кивает Ева. – Когда прийти за хомяками?

Старик достает из кармана жилетки круглые часы, открывает крышку и считает, шевеля губами.

– Вечером. К шести. Распишитесь вот здесь и заплатите половину вперед.

– Вы мне предложили щенка, – говорит Ева, отсчитывая деньги, – но у вас в магазине нет собак.

– Хозяева собак дают мне информацию о продаже. Я могу показать фотографию, назвать телефон. Содержать собак в магазине невозможно.

– А взрослых породистых собак продают?

– Редко.

– А как вы думаете, – Ева прикусывает ручку и задумчиво смотрит в глаза старика за линзами очков, – если кто-то хочет продать взрослую беременную самку добермана, куда бы он обратился?

– Не знаю. Но могу сказать, где такая самка будет стоить от пяти до двенадцати тысяч долларов. В Китае или Японии. Если я не найду хомяков заказанной расцветки, будете брать других?

– Да. Придется. Последний вопрос. Кто это написал? – Ева показывает на желтые квадратики с черными буквами.

– Ваш покорный слуга, – старик выпрямляется и кивает головой, роняя зачесанные волосы на лоб.

В машине Ева набирает номер телефона.

– Имя, – представившись, бросает она коротко, листая в это время страницы «записной книжки» клавишами.

– Павел Андреич, а что вы…

– Имя собаки. Пропавшей беременной суки.

– Я сам не люблю тратить ни минуты времени других людей, но позвольте заметить, что в таких случаях говорят «кличка».

– Имя! – повышает голос Ева.

– Матильда.

– Сколько?

– Я озадачен вашим немногословием. Если вы спрашиваете, сколько ей лет, то ответ – два года. Если вы спрашиваете, сколько я могу заплатить за услугу, то ответ – тысяча. И не рублей.

– Две, – говорит Ева.

– Согласен. Если привезете ее сегодня – две пятьсот.

На экране по поиску через номер телефона высветился адрес хозяина Матильды.

– Вы далеко живете, – вздыхает Ева и открывает справочную электропоездов дальнего следования. – Сделаем так. Я позвоню не позже шести. Если будут хорошие новости, встретимся в зоомагазине. Запишите адрес.

В четыре двадцать уходит скоростная электричка на Рязань. В пять десять – на Владимир.

Еще один номер телефона.

– Вы мне звонили. От вас ушла жена, – Ева вздыхает: на том конце трубки слышна громкая музыка.

– Да? А, ну конечно… Что-то припоминаю. И что теперь?

– Как вас зовут?

– Жора!

– Что пьете, Жора?

– Водку с мартини.

– Неплохо. А пиво есть?

После затяжного молчания – Ева слышит, как трубку со стуком положили на стол – что-то с грохотом падает, отдаленный мат, потом близкий голос Жоры:

– Есть. В холодильнике. Две бутылки.

– Ты вот что, Жора. Не мешай водку и мартини с пивом.

– Не буду, – примерно соглашается Жора. – А ты чего звонишь?

– Ты просил найти тебя. Я нашла.

– Ну-у?! И чего теперь буди-ит?

– Вычеркну твой телефон из списка клиентов. Прощай, Жора. Не пропадай больше.

Следующий номер.

– Вы звонили в фирму по розыску. Сколько лет вашему мужу, который ушел с деньгами?

– Ох, деточка, семьдесят шесть. А мне шестьдесят два, мы встретились, когда я работала…

– Извините, можно мне приехать, осмотреть вещи и взять фотографии? Не беспокойтесь, я покажу свои документы, я работаю официально. Я буду одна.

– Чего мне бояться, – вздыхает на том конце провода голос женщины, – в доме ни копейки денег и вообще ничего ценного.

Основную ценность, как определила для себя Ева, составляла сама квартира, в которой шестидесятидвухлетняя жена ждала семидесятишестилетнего мужа. Не менее ста двадцати квадратных метров. На ее изумление женщина объясняет, что мужу полагалась студия, как залуженному художнику, вот и дали такую большую квартиру – пятикомнатную. Они сломали перегородки, осталась кухня, спальня и студия. Большую часть студии занимали скульптуры, станки и расставленные в закрепителях полотна. И только в одном углу стоял гончарный круг, емкости с мокрой глиной, инструмент и полочки от пола до потолка с тысячей горшочков.

– Это – мой уголок, – поникла головой женщина.

– А что так грустно? Мне горшки нравятся гораздо больше, чем полотна и скульптура.

– Это-то и грустно. Мне тоже. Я сорок лет восторгалась его усовершенствованным примитивизмом, а тут вдруг на годовщину свадьбы решила сказать правду. Сказала, а он ушел.

– То есть ваш муж настолько уверен в значимости вот этого, – Ева обвела рукой студию и задержалась подольше взглядом на скульптуре скорченного лешего, играющего как на балалайке на собственном члене, – что воспринял ваше мнение как кровную обиду?

– Садитесь. Как вас зовут? А меня – Луиза. Садитесь и попробуйте понять. Он обиделся не на то, что я высказала нелестное мнение о его работах. Он обиделся на мою пожизненную ложь.

– Спасибо, чаю не надо, – остановила Ева гордую сухую фигурку женщины, направляющуюся через огромное пространство к кухне. – Посидите со мной и расскажите о его привычках.

– Самое ужасное то, что он редко выходил из студии, и я могу рассказать только о его привычках внутри этой комнаты, или вот этого кресла, он здесь сидел, когда уставал стоять. Я не знаю, что он может есть вне дома, потому что он никогда не готовил себе еду сам. Он не может спать вне дома, гостиницы вызывают у него отвращение. Он ненавидит общественный транспорт, и два раза в неделю мы заказывали шофера с машиной на случай разных нужд, но почти всегда этот шофер просто сидел здесь и играл с мужем в шахматы. За эти два года я даже научила его крутить глину. Вот его телефон, записан на стене.

– Как так получилось, что ваш муж увез все деньги из дома? Опишите поподробнее момент ухода.

– Этого момента я не видела. Я ушла в спальню. Поплакала, – женщина подняла вверх глаза, вспоминая, – потом вышла на воздух. Прошлась по бульвару, сходила в магазин. Я шла просить прощения. Купила торт, он ест только слоеный, в «Праге» не было, купила в булочной на Арбате. Вот и все. Вернулась. Его уже не было.

– Можно предположить, что муж ушел, а деньги в это время по какому-то стечению обстоятельств украли? Например, он не запер двери.

– Ну что вы! Это я так называю – деньги. На самом деле это бриллиантовое колье, две пары сережек и десять тысяч долларов. Колье и сережки лежали у меня в одном из горшков, чтобы их найти постороннему, нужно было перебить достаточное количество. Но ничего не тронуто! Пыль, милочка, она лежит правильно, ни одного чужого мазка! А доллары у нас были в спальне в коробке от кубинских сигар. Коробка эта просто валялась в кипе старых газет. Нет-нет, это взял муж, потому что он вытащил из пачки с резинкой и оставил в коробке две сотни.

– Он оставил вам две бумажки?

– А я про что! Ну станет грабитель так делать?

– Луиза, я прошу разрешения осмотреть квартиру. Не удивляйтесь, я загляну в холодильник и в мусорное ведро. А вы пока подберите мне одну из последних фотографий вашего мужа.

Из холодильника Ева достала перевязанную при покупке коробку. Она перерезала бечевку и открыла крышку. Нетронутый слоеный торт. Села за стол, осмотрелась. Кухня – не меньше двадцати метров. Грязновато, но уютно. Посуда хранит следы небрежного мытья, на подоконнике отдает тухлым вода в вазе с увядшими розами. Ева тронула поникшую белую головку и скривилась.