Светлана Успенская - Черный фотограф Страница 42

Медленно вышагивая, Соколовский методически обходил все окрестные дворы. Жулька послушно трусила за ним. Все было спокойно. На улице никто не гулял, только какой-то подвыпивший мужчина никак не мог добраться до дома, следуя, как броуновская молекула, совершенно хаотически.

Леня даже прошел по пустырю рядом с крышкой, но, кроме мирного пьяницы, никого не заметил. Тогда он вернулся домой, вынес Жульке оставшуюся после обеда косточку и, прихватив с собой на всякий случай заточенную отвертку, отправился забирать деньги.

Он приподнял крышку, нашарил в снегу небольшой пакетик и, не разворачивая его, спокойно пошел прочь с пустыря. Для того чтобы на случай возможного наблюдения запутать следы, он зашел в соседний дом и нажал кнопку вызова лифта. Кнопка загорелась, лифт где-то наверху загудел и медленно пополз вниз. Вдруг с улицы донеслись отдаленные шаги бегущих людей, под их ногами хрустел замерзший от ночного морозца ледок. Не теряя ни секунды, Леня бросился бежать вверх по лестнице.

Хлопнула подъездная дверь. Слышно было, как лифт остановился на первом этаже.

— Ты на лифте наверх. Я по лестнице! — прозвучал короткий приказ, и тут же послышались шаги человека, бегущего по ступенькам. Лифт взвыл и поплыл вверх.

Шантажист оказался в западне. Он лихорадочно соображал: бежать на шестнадцатый этаж, чтобы прорываться на чердак, бессмысленно — там его уже ждут. Двумя пролетами ниже пыхтел на лестнице приближающийся враг. Звонить в квартиры и просить убежища бесполезно — никто не откроет. Кричать — никто не выйдет. Оставалась драка. Но защищаться отверткой? А вдруг у них огнестрельное оружие?

Леня выскочил на балкон (на каждой лестничной площадке в подъезде были балконы). Прыгать? Четвертый этаж, внизу снег, не так уж и высоко, конечно, но все же можно сломать ногу, и тогда его, тепленького, возьмут голыми руками. Водосточных труб нет. Пожарная лестница! Здесь же есть пожарная лестница, прямо в полуметре от перил балкона!

Уже не размышляя ни секунды, Леня прыгнул с перил, вцепился в лестницу и буквально сполз по ней. Когда до земли оставалось метра три, он сиганул вниз и кинулся бежать.

Куда бежать — ему было все равно, только бы подальше от квартиры родителей, чтобы не вывести на них бандитов. Он мчался по пустым дворам, и ему казалось, что за ним гремят шаги грозных преследователей. Выскочив на дорогу, за которой был парк, он оглянулся — никого. Леня решил перемахнуть через забор военной части, расположенной в парке, а потом петлять по лесу.

Но по пустынной дороге неспешно двигалось такси с зеленым огоньком. Леня замахал обеими руками и, когда машина притормозила, буквально рухнул на заднее сиденье.

— Гони! — выдохнул он и оглянулся. К дороге подбегали два высоких парня.

Таксист правильно оценил ситуацию, ему не хотелось вступать в драку, и вскоре, как заправский гонщик, он рассекал воздух ночных улиц, то и дело посматривая в зеркало, нет ли погони.

Погони, кажется, не было. Им удалось оторваться. Леня нащупал в кармане сверток. Слава Богу, он был на месте. Шумно выпуская из груди воздух, дрожащими руками он, хрустнув оберткой, развернул пакет. В пакете лежали листы нарезанной газетной бумаги. Это была «кукла».

19

Мрачнее тучи, Леня сидел за столом и старательно приклеивал к газетному листу фотографию. Его раздирали противоречивые чувства: и осторожность, и упрямство глубоко укоренились в его натуре. Благоразумнее всего, конечно, хотя бы на время оставить это дело, затаиться, залечь на дно и потом только, когда клиент будет уверен в том, что все затихло и опасность ниоткуда ему не грозит, опять выйти из подполья и добиваться компенсации за риск и моральные потери.

Но чувство уязвленного самолюбия толкало шантажиста на то, чтобы снова и снова совать свою голову в петлю. К тому же близилась очередная политическая кампания, и телевизионные выступления Поташова по телевизору становились час от часу пламеннее и непримиримее, а выступления его врагов все более агрессивными. Такой момент не хотелось упускать. Но и жизнь была дорога Лене, как память, — ее все же хотелось сохранить.

«Буду бороться до конца», — остервенело твердил шантажист и, доклеив на газетную полосу фотографию, он крупными печатными буквами надписал сверху: «На этом месте будет ваш портрет».

На приклеенной фотографии был изображен самый пик страсти вождя, его позу можно было трактовать однозначно как иллюстрацию к книге о половых извращениях. После того как работа была закончена, шантажист встал, потянулся, разминая застывшие мускулы, и вышел на улицу.

В последнее время он стал очень осторожным. Ходил, постоянно наблюдая, не следует ли кто за ним. Даже утром, спеша в редакцию, он по нескольку раз выскакивал из набитых людьми вагонов метро, чтобы избавиться от мифической слежки. Из подъезда он выходил, предварительно глядя из окна, нет ли чего необычного на улице, а в подъезд входил, напряженно сжимая в кармане заточенную отвертку, в любую секунду ожидая нападения.

Он стал нервным, дерганым и неуверенным в себе. Иногда в голову лезли мысли о собственной бесполезности, о том, что его жизнь, кроме родителей, всем безразлична. Вспоминалась Елена, иногда снилась по ночам с грустной улыбкой на лице.

Но гордость мешала ему первому пойти на примирение. В памяти всплывала обидная фраза, брошенная при последней встрече: «Бог подаст», — и вспоминался свой дурацкий вид при этом.

Иногда он все-таки набирал номер телефона, слушал в трубке бесконечно однообразное «алло» и короткие гудки, следующие за этим, но не находил в себе силы заговорить. Ему казалось, что если бы у него что-то получилось с последним делом, то он мог бы, как удачливый рыцарь на белом коне, попытаться снова въехать в ее жизнь, завалить цветами, забросать подарками, выполнить любое условие, которое она поставит, любое пожелание. Но сейчас, когда он чувствовал себя (это была больше мнительность, чем реальная ситуация) зверем, которого опытные охотники гонят на флажки, он не мог сделать шаг к примирению. И только случай вкупе с точным расчетом мог помочь ему из жертвы снова превратиться в удачливого загонщика.

Соколовский бесконечно кружил по переулкам в центре, по Бульварному кольцу, по центральным магистралям, выискивал такую сберкассу, которая бы отвечала его целям. Ему надо было выбрать район не слишком оживленный, но и не слишком глухой. Такой, чтобы можно было сразу же нырнуть в проходные дворы и уйти от слежки.

Поэтому шантажист упорно лазал по чердакам, вспугивая ошалелых от мартовской гульбы котов, собирая одеждой голубиный помет и гирлянды пыльной паутины. Он обследовал дворы, ходил по всевозможным мусоркам, перелезал через ограждения, исследуя пути к безопасному отступлению. Наконец план был окончательно разработан, выверен до секунды и обдуман со всех сторон. Оставалось его только осуществить.

В осиное гнездо штаб-квартиры ему нечего больше соваться — Поташова там нет. По телевизору показывали лидера партии народного единства, разъезжающего по стране и лобызающего то прокопченные щеки сталеваров, то обветренные — нефтяников, то черные от угля щеки шахтеров. Его трудно было застать в Москве.

Шантажист злился, он был обманут в своих сокровенных надеждах, и поэтому этот господин вызывал в нем законное раздражение. На экране телевизора Поташов рассуждал о высоких идеях и обещал всем золотые горы, молочные реки и кисельные берега.

Леня уже давно решил, что если и на этот раз у него ничего не выгорит, то бороться с судьбой дальше не стоит. Он просто разошлет снимки по редакциям самых «желтых» газет, естественно, не называя своего имени, а потом будет скромно наслаждаться шумихой, раздутой вокруг скандала. Конечно, ему жалко было времени, потраченного на добычу компромата, — все-таки почти месяц адски тяжелой работы с двумя чудесными спасениями от погонь.

«Неужели вторая неудача подряд? — терзался сыщик и сам себя утешал: — Не может этого быть. Два раза мне уже повезло, повезет и на третий…»

Газета с вклеенной фотографией, которая самим фактом своего существования должна была произвести неизгладимое впечатление на строптивого клиента, была отправлена без затей, по почте. Ее сопровождала записка, в ней приводились банковские реквизиты, по которым шантажист требовал перечислить деньги. Ставка в связи с последними событиями возросла и составила уже пятнадцать тысяч долларов. На всякий случай Леня предупредил, что негативы хранятся в надежном месте и в случае, если с ним хоть что-нибудь случится, снимки будут разосланы по редакциям газет. Через несколько дней после перечисления денег на счет будут высланы обещанные документы.