Патриция Корнуэлл - Жестокое и странное Страница 43

Открыв шкаф, он выдвинул несколько ящичков с предметными стеклами.

- Давайте посмотрим. У меня здесь около шестидесяти слайдов с утиными перьями. Для полной уверенности я просмотрю все, используя метод исключения.

Одно за другим он помещал стеклышки-слайды в сравнительный микроскоп, который представлял из себя два микроскопа, объединенных в одну бинокулярную систему. На видеомониторе был круг света, разделенный посередине четкой линией, по одну сторону которой находился известный экземпляр, а по другую - тот, который мы рассчитывали идентифицировать. Мы быстро просматривали перья кряквы, арлекина, турпана, мускусной, красной утки, американской дикой утки и десятков других. Дауни не нужно было долго смотреть на них, чтобы определить непринадлежность к нужной нам породе.

- Или мне кажется, или это наше перо тоньше других, - заметила я.

- Вам не кажется. Оно более тонкое, более вытянутое. Посмотрите треугольники не слишком расширяются.

- Да-да. Теперь, когда вы показали, я вижу.

- И это дает нам большую подсказку насчет птицы. Просто удивительно, насколько в природе все продумано. В данном случае речь идет об изоляции. Суть пуха в том, что он задерживает воздух. Чем тоньше крючочки, чем более узкие или усеченные узелки, чем дальше они расположены, тем более эффективен пух в задержании воздуха. А когда воздух "пойман", то он оказывается как бы в небольшой изолированной комнате без вентиляции. Вам становится тепло.

Он вставил в микроскоп новое стеклышко, и на этот раз я увидела, что мы близки к цели. Крючочки были более тонкими, узелки - конической формы и расположены ближе к краю.

- И что же у нас здесь? - поинтересовалась я.

- Я оставил главных подозреваемых напоследок, - сказал он с довольным видом. - Морские утки. Яркими представителями которых являются гаги. Давайте-ка увеличим до четырехсот. - Он поменял объектив, навел фокус, и мы просмотрели еще несколько слайдов. - Нет, - в очередной раз говорил он, не похоже, потому что здесь у основания узелка коричневатая пигментация. А у вашего перышка этого нет, видите?

- Вижу.

- Так что сейчас мы посмотрим гагу обыкновенную. Так, хорошо. Пигментация совпадает, - отметил он, внимательно глядя на экран. Давайте-ка посмотрим узелки, расположенные вдоль крючочков. Вытянутая форма для теплоизоляции. Это очень важно, когда плаваешь по Северному Ледовитому океану. Думаю, это то самое - Somateria mollissima, которая обитает в Исландии, Норвегии, на Аляске и Сибирском побережье. Я сейчас дополнительно проверю с помощью ЭМС, - добавил он, имея в виду электронно-микроскопическое сканирование.

- Для чего?

- Кристаллики соли.

- Ну конечно, - воскликнула я. - Ведь гаги плавают в соленой воде.

- Верно. Интересные птицы. В Исландии и Норвегии их гнездовья охраняются как от хищников, так и от прочих всевозможных беспокойств, чтобы люди могли собирать пух, которым эти птицы устилают свои гнезда и прикрывают яйца. Затем пух очищается и продается производителям.

- Производителям чего?

- Обычно спальных мешков и одеял. Говоря это, он отщипнул несколько пушистых бородок от пера, найденного в машине Сьюзан Стори.

- Но у Дженнифер Дейтон ничего подобного в доме не было, - воскликнула я. - У нее в доме вообще не было ничего набитого перьями.

- Значит, в данном случае мы, вероятно, имеем дело со вторичным или третичным переносом, то есть перышко каким-то образом пристало к убийце, а от него уже в свою очередь перелетело на жертву. Это довольно интересно.

Бородка появилась на мониторе.

- Это вновь гага, - сказала я.

- Да, похоже. Давайте посмотрим слайд. Это было обнаружено у мальчика?

- Да, - ответила я. - Клейкое вещество на запястьях Эдди Хита.

- Черт возьми.

Микроскопические частички появились на экране монитора в виде невероятного разнообразия цветов, форм, ворсинок и уже знакомых крючочков с треугольными узелками.

- Тут в моей собственной теории получается большое несоответствие, сказал Дауни. - Если мы говорим о трех убийствах, происшедших в трех разных местах и в разное время.

- Именно об этом мы и говорим.

- Если бы только одно из этих перьев оказалось гагачьим, я был бы склонен считать, что это - контаминант. Знаете, когда на ярлычках написано "сто процентов акрила", а оказывается, что акрила всего девяносто процентов и еще десять процентов нейлона. Ярлыки врут. Если до вашего акрилового свитера выпускалась партия, скажем, нейлоновых жакетов, то первые свитера окажутся с нейлоновыми контаминантами. Затем контаминант будет исчезать.

- Иначе говоря, - попробовала уточнить я, - если у кого-то пуховая куртка или стеганое одеяло, куда при изготовлении попали гагачьи контаминанты, то вероятность того, что из куртки или одеяла этого человека будут сыпаться только контаминанты в виде гагачьего пуха, ничтожно мала.

- Именно. Так что предположим, что рассматриваемое изделие наполнено чистым гагачьим пухом, что чрезвычайно любопытно. Мне приходится, как правило, иметь дело с разными куртками, перчатками или одеялами, наполненными куриными перьями или, возможно, гусиными. Вещи с гагачьим пухом - не простые, не заурядные вещи. Из курток, одеял или спальных мешков, наполненных гагачьим пухом, практически ничего не сыплется - они очень качественно сделаны. И невероятно дороги.

- У вас когда-нибудь был гагачий пух в качестве улик?

- Нет, сейчас впервые.

- Почему он так ценится?

- Потому что обладает термоизоляционными свойствами, о которых я уже говорил. Однако здесь присутствует еще и эстетический момент. Гагачий пух белый как снег. А любой другой пух в основном грязно-серый.

- А если я куплю "незаурядную" вещь, наполненную этим белоснежным гагачьим пухом, буду ли я знать, что она наполнена именно им, или на ярлычке будет значиться просто "утиный пух"?

- Я совершенно уверен, что вы не будете пребывать в неведении, сказал он. - На ярлычке, вероятно, будет указано - "стопроцентный гагачий пух". Непременно вы найдете нечто такое для оправдания цены.

- Вы можете узнать, кто занимается продажей изделий из пуха?

- Разумеется. Однако совершенно очевидно, что ни один из продавцов не сможет вам сказать, что найденный вами гагачий пух из его изделия, пока вы не покажете ему само изделие. К сожалению, одного перышка недостаточно.

- Не знаю, - ответила я. - А вдруг.

К полудню я уже сидела в своей машине с включенным обогревателем. Я находилась настолько близко от Нью-Джерси-авеню, что словно ощущала его притяжение, как прилив под воздействием луны. Я пристегнула ремень, покрутила радио, дважды бралась за телефон и дважды отступала. Невыносимо даже думать о том, чтобы с ним разговаривать.

Да он и не станет, подумала я, вновь дотягиваясь до телефона и набирая номер.

- Грумэн, - раздалось на противоположном конце.

- Это доктор Скарпетта. - Я повысила голос из-за шумевшего обогревателя.

- А, здравствуйте. Я тут на днях читал о вас. Вы, похоже, звоните из машины.

- Это действительно так. Я случайно оказалась в Вашингтоне.

- Я искренне польщен тем, что удостоился вашего внимания в моем городишке.

- Я бы не назвала его городишком, мистер Грумэн, и мой звонок не носит светского характера. Я подумала о том, что нам с вами следовало бы поговорить о Ронни Джо Уодделе.

- Понятно. Вы далеко от Центра правосудия?

- В десяти минутах.

- Я еще не обедал и, думаю, вы тоже. Вас устроит, если я закажу сандвичи?

- Буду вам очень признательна.

Центр правосудия располагался не так далеко от университетского городка, и я помнила, как много лет назад пребывала в растрепанных чувствах, узнав, что мое образование не включает в себя прогулки по старым тенистым улицам Хайтса и посещение занятий в кирпичном здании восемнадцатого века. Вместо этого мне предстояло провести три долгих года в совершенно новой постройке, абсолютно лишенной шарма, в шумно-суматошной части округа Колумбия. Однако мое разочарование продолжалось недолго. Была определенная прелесть, не говоря уже об удобстве, изучать право под сенью Капитолия. Но, возможно, еще большее значение имело то, что, став студенткой, я вскоре познакомилась с Марком.

Из наших первых встреч с Марком в первом семестре первого учебного года я больше всего запомнила его физическое воздействие на меня. Поначалу от одного его вида я не находила себе места, не понимая, в чем дело. Потом, когда мы познакомились, от общения с ним у меня резко подскакивал адреналин в крови. У меня начинало колотиться сердце, и я ловила себя на том, что слежу за каждым его жестом, каким бы обычным он ни казался. Неделями мы разговаривали как завороженные, засиживаясь до рассвета. Слова, которые мы говорили друг другу, переставали быть элементами речи, они становились нотами таинственной мелодии, которая как-то ночью вылилась в неизбежное неожиданное и безудержное крещендо.